Лифт гудел, как умирающий шершень, поднимаясь к его этажу. Я прижалась к зеркальной стене, оставляя отпечатки ладоней на холодном стекле. В сумке болталась бутылка текилы, купленной в ларьке у метро — та самая, что он когда-то называл «ядом для нищих». Но мне было всё равно. После трёх дней в отделении, куда меня забрали после ложного вызова Леры, хотелось только одного: чтобы его губы снова оставили синяки на моей шее. Дверь лифта открылась с лязгом. В коридоре пахло краской и чужими жизнями. Я шла, спотыкаясь о пустые коробки соседа-алкоголика, пока не упёрлась в его дверь. Поцарапанная табличка «А. Ковалёв» висела криво, будто предупреждая: «Поворачивай назад». Но я уже давно не умела останавливаться.
Он открыл не сразу. Сначала послышались шаги, пауза у глазка, затем щелчок замка. Арт
