Света не получала известей от Саши, у неё никак не получалось связаться с бабушкой, она не знала, что происходит за переделами квартиры. Мать полностью оградила её от внешнего мира, порой девушке даже начинало казаться, что она начинает попросту сходить с ума…
Поначалу мучительно долго тянулись дни, одиночество было невыносимым испытанием, похожим на душевную пытку. Телевизор не сильно отвлекал от тяжёлых мыслей, одни и те же программы больше утомляли,… она больше времени проводила за чтением книг: с ними она погружалась в другой мир и переживала чужую жизнь, а когда книга заканчивалась; понимала как сильно отличается реальность от книг и ей становилось больно и горько. Девушка крайне редко покидала свою комнату и то только для того, чтобы утолить голод, но еда почему –то была совершенно безвкусна, до этого она как –то не замечала за собой такой странности. Света знала, что еду мать заказывала в столовой администрации: она вообще не обременяла себя домашней работой – иногда просила соседку и та раз в неделю, а то и в две делала по выходным генеральную уборку в квартире, за что мать ей платила.
Со временем Света стала замечать в себе какие-то перемены, как во внешности, так и внутренне, ей казалось, что она больше походила на испорченный овощ, без признаков привлекательности и каких либо эмоций. Вечерний приход матери с работы чаще ограничивался коротким:
- Привет! Жива тут?
И почти сразу она терялась в своей спальне.
Иногда заглянув в холодильник и видя, что еда не тронута, удивлённо спрашивала:
- Духом святым, что ли питаешься или назло мне извести себя решила?
И не услышав ответа, устало бросала:
- Не до тебя сейчас, на работе не понятно что,… видно бывший старается…
Было начало августа. Света проходила медкомиссию в институт, мать договорилась с врачами, чтобы не сидеть часами под кабинетами. Она всюду сопровождала дочь, вечно выражая своё недовольство по любому поводу и без повода: уж такой у неё скверный характер – винить во всём окружающих:
- У тебя нет стержня, ну, что ты за мямля?! Ты хоть понимаешь, что отнимаешь у меня драгоценное время?
- Мама я и сама могла бы пройти всех врачей, правда.
- Да, что ты можешь-то? Неумеха! Амёба! На тебя же без слёз смотреть невозможно. Ты в поликлинике и жить под дверями здесь будешь. Устрица бесхребетная! Амёба…– раздражалась женщина ещё сильнее.
Света опустив голову, безропотно молчала.
У кабинета гинеколога Нона Павловна, взмахом руки, дала понять дочери, что она должна остаться за дверью, зайдя в кабинет, она обратилась к врачу:
- Вы же понимаете, что моя дочь не знала ещё мужчин, поэтому отнеситесь к этому с должным пониманием.
- Можете не сомневаться, мы знаем, как в подобных случаях обращаться с пациентами, пригласите девочку.
Женщина приоткрыла дверь:
- Заходи, - сказала она, как видно, не собираясь покидать кабинета.
- Я не стану её осматривать в Вашем присутствие, - сказала врач.
- Это ещё почему?! – возмутилась Нона Павловна.
- Из этических соображений.
- Да к чёрту Ваши соображения.
- Тогда я попрошу Вас покинуть кабинет вместе с дочерью.
- Нет уж, смотрите, но не забывайте, она несовершеннолетняя!
- Всё, о чём Вам будет необходимо знать, я Вас осведомлю.
Женщина вышла с недовольным видом.
Света бледная стояла и дрожала, как осиновый лист, она была в полуобморочном состоянии.
- Что с тобой девочка, тебе плохо? – обратилась к ней врач.
- Я не знаю? – еле слышно ответила Света.
Врач-гинеколог поднесла ей к носу ватку с нашатырным спиртом, кровь немного прилила к лицу девушки.
- Так полегче?
- Да, спасибо...
- Отвечать можешь?
-Да.
- Когда последний раз у тебя были критические дни?
- Не помню…
- Что-то ты мне совсем не нравишься. Связь с мужчиной была? Да ты не бойся, я не кусаюсь.
Света молчала.
- Понятно… - многозначительно сказала врач, - раздевайся и ложись на кресло.
У Светы подкашивались ноги, она с большим трудом влезла на кресло, в голове всё кружилось и плыло, ей казалось, что от страха она сейчас умрёт.
Гинеколог проделывала с девушкой какие-то неприятные манипуляции, та, то и дело всхлипывала, то ли от стыда, толи от боли.
- Ну, что? Как я понимаю, мама не в курсе того, что ты давно уже не девочка... Мало того от святого духа дети не берутся. У тебя как я вижу, беременность семь, восемь недель… кто герой-то?
- Он в армии.
- Ясно, ну, что ж одевайся и приглашай маму.
- Может не надо? – слёзно просила Света.
- Я в тюрьму не хочу, вы уж как не будь сами разбирайтесь…
Встав с кресала и одевшись, девушка на полусогнутых ногах подошла к двери и, приоткрыв её, впустила мать. Сама же присела на край кушетки, стараясь быть незамеченной. Света избегала смотреть матери в глаза, пряча свой страх перед ней.
- Ну, что тут ещё, проблемы какие? – раздражённо вопрошала Светина мать.
- Пожалуй, есть тема для разговора,… будете рожать или же аборт делать? Хотя последнее я бы не советовала, могут быть не благоприятные последствия, - спокойно сказала врач.
- Что – то я не поняла, Вы, о чём сейчас?! Кому рожать?
- Ваша дочь беременна – предположительно восемь недель…
Света сидела, вжавшись в кушетку похожая на испуганного зверька.
- Это что?! Так принято шутить теперь?! – сделав недоумённую гримасу, возмутилась женщина.
- Я думаю Вам лучше спокойно обсудить всё с дочерью.
- Нет! Прежде Вы мне объясните, что за чертовщина здесь происходит?! Что ещё за беременность?! Откуда?! – срываясь на истерический крик, вопила Нона Павловна, она была явно не в себе.
Света сидела белая как стена: ей легче было умереть, чем объясняться с матерью.
Врач – гинеколог вышла из-за стола и, подойдя к девушке, обратилась к ней, положив руку на худенькое плечико:
- В том, что ты станешь мамой, нет ничего ужасного, когда родишь, тебе уже будет восемнадцать; не ты первая не ты последняя, а Вам гражданочка,- она повернулась к Светиной матери,- лучше успокоиться и дома наедине с дочерью принять единственно правильное решение. У меня за дверью посетители. До свидания.
- Это Вы о чём сейчас?! Какой такой матерью?! Я скорее вырву своими руками этот плод, чем позволю появиться на свет, какому-то незаконнорождённому выродку!
Невероятная жестокость матери по отношения к своей единственной дочери, обескуражила врача.
Когда женщина осознала, что с ней не шутят, она бросила гневный, испепеляющий взгляд, сначала на дочь; она смотрела на неё с ненавистью и призрением, словно хотела взглядом – раздавить, уничтожить, потом посмотрела с вызовом на врача:
- Вы мне за это ответите,… – все! Что расселась не на вокзале! Быстро в машину! – обратилась она к дочери и, повернувшись к врачу, неприязненно добавила,- очень надеюсь, что наш разговор останется за этими дверями…
- Можете не сомневаться.
Света от растерянности заплакала, прозрачные бусинки слёз часто закапали из красивых распахнутых в испуге глаз. Она непослушными ногами с трудом поднялась с кушетки, казалось, ноги прилипли к полу, не спеша, с виноватым видом, она последовала за матерью.
Врач сочувствующе проводила её взглядом.
Дочь с матерью подходили к машине:
- Змеюка подколодная, поганка вредоносная… - прошипела Нона Павловна, ущипнув дочь за предплечье так, что та даже от неожиданности вскрикнула.
«Волга» мчалась по дороге, не замечая светофоров: казалось, водителю за рулём было всё равно, что будет с ней и её спутницей.
Всю дорогу ехали молча. Женщина за рулём была мрачнее тучи, её каменное лицо стало зловещей серой маской – губы сжаты, ноздри то и дело раздувались, брови сдвинуты у переносицы: её вид мог напугать кого угодно. Рядом на пассажирском месте сидела Света, у неё был очень жалкий, несчастный вид: она была ни жива, ни мертва...
Чудом доехав к дому без аварий, машина резко затормозила. Визг тормозов привлёк внимание жильцов. Жильцы дома смотрели на выходящих женщин из машины с недоумением: те шли к дому молча, никого не замечая вокруг, даже на соседское: - «Здравствуйте», не обратив внимания, оставляя за собой тихий шёпот и повод для обсуждения их поведения. Беззаботные пенсионерки, часами просиживающие на лавочках возле дома, многозначительно переглянулись…
Пока поднимались по лестнице, Светлане хотелось сорваться с места и бежать очертя голову, куда глаза глядят, лишь бы не быть рядом с этой страшной женщиной… Она спиной чувствовала уничтожающий взгляд матери, полный призрения, который выжигал сердце девушки, этот взгляд давал понять, что от неё не скрыться, не убежать.
Поднявшись на второй этаж, мать долго не могла вставить ключ в замочную скважину, руки нервно дрожали и слышался то и дело раздражённый сап: смыкая зубы и сжимая губы, хозяйка квартиры тяжело и громко дышала, вдыхая и выдыхая воздух.
Наконец дверь открылась. Женщина, оглядевшись вокруг и убедившись, что никого нет, буквально зашвырнула дочь в квартиру, гневно выдавив из себя:
- Рохля скудоумная! Маленькая ш***а! у***ь бы тебя сейчас и рука б не дрогнула! Вы, что нарочно сговорились?! Один использовал и бросил, другая забрюхатила не понятно от кого!... Ну и кто этот мерзавец?!
Девушка, не вставая с пола, молчала.
- Я выбью из тебя признания! По стопам своих деревенских тёток неотёсанных пошла,- только ноги раздвигать, да плодиться умеете,- Кто он?! Всё рано узнаю, хуже будет!
Света молчала. Нона Павловна ударила её наотмашь по лицу:
- Говори сучка, иначе я тебя возненавижу! – и так страшно посмотрела на дочь, что та вся сжалась, затравлено глядя в никуда, - Оглохла что ли?! – кричала разъярённая женщина, хлеща по щекам запуганную дочь. Девушка безмолвствовала, тихо всхлипывая,- Я ведь так и у***ь могу! – схватив свою жертву за волосы, она начала её трепать из стороны в сторону.
- Мне больно, не надо, - умоляла её Света.
- Мне поверь больнее! – и стала, пинать ногами, лежавшую на полу дочку.
- Я всё скажу, только не бей меня,- она закрыла лицо руками.
- Ну, я слушаю тебя, - отойдя от дочери, мать присела в зале на мягкий уголок, закинув ногу за ногу, нервно перебирая полы дорогого стильного платья, - хватит реветь, сядь на стул и рассказывай.
Света поднявшись с пола, подошла к круглому столу, что стоял в зале и, присела на резной стул, опустив голову:
- Это Саша из соседнего дома, - еле слышно, виновато, начала говорить девушка,- я давно его люблю, ещё с пятого класса…
- Не тот ли это голодранец, из-за которого я тебя к старикам отправила?! – негодуя, взревела женщина.
- Мы любим друг друга, неужели нельзя принять этого? – немного осмелела девушка.
- Принять?! Да я собственными руками выдеру из тебя это поганое семя… Я не верю, что ты могла добровольно переспать с этим убогим ничтожеством, он насильно овладел тобою?!
- Нет, я сама пришла к нему, потому что люблю его больше жизни…
- Смотрю, голос у тебя прорезался подстилка дешёвая! Бояться смотрю, перестала?!
- Если маленькую, безобидную собачку пинать, она не только огрызнуться и укусить может,- в голосе девушки появилась нотка уверенности.
- Это ты мне, мерзавка?! Мне такое говорить смеешь?! – мать резко поднялась с дивана и подошла к столу, поедая гневным взглядом дочь, - Ах, ты тварина безмозглая! О чём только думала, когда ноги раздвигала?! - она, ногой попыталась из под дочери, выбить стул.
- Я хоть и дочь твоя, но я не заслуживаю такого отношения к себе, - рыдая взахлёб, пыталась оправдаться Света, - Я всегда старалась быть во всём покорной и послушной. Вы с отцом всегда были холодны и черствы ко мне, а я старалась угождать вам во всём. Может потому и искала понимания и любви в ком-то, из-за того, что дома не получала этого…Через три месяца мне исполниться восемнадцать лет, позволь мне хоть раз, что то решить самостоятельно. Отпусти меня к бабушке.
- Разговорчивая смотрю, стала?! Зубки прорезались?! Неблагодарная,… да твои ровесницы только мечтать могли о том, что ты всегда имела! А бабка твоя в деревне! После того как избавишься от ублюдка, туда и отправлю! Прочь с моих глаз! - продолжала кричать женщина.
- Бездушная, тебе всегда было наплевать на меня,… только бабушка меня и любила. Я знаю только одну бабушку – бабушку Валю. Если ты меня так ненавидишь, просто отпусти меня.
- Ах ты, поганка! Шлюшка продажная! Курица безмозглая! Вы меня все предали… Не зря хотела избавиться от тебя,… что только не делала,… и тяжести таскала и выколачивала… живучая тварь оказалась, вот и дождалась благодарность…
- Не надо мама, пожалуйста… - девушка то и дело всхлипывала.
-Ах, не надо?.. так знай! У тебя не один отец, а три вонючих отмороженных скота. По любви говоришь, сама хотела?! Твои чёртовы «папашки» часа два по очереди терзали моё юное тело, а до этого сосед-алкаш , безнадёжный пропоица, меня, тринадцатилетнюю девчонку отымел,… на грязном сене, среди козьего дерьма… А у тебя любовь говоришь?! Счастливая, значит сучка?! Хорошо, небось было?! Я вот за свои тридцать шесть, ни разу не испытала, что такое быть с любимым мужчиной, а ты малолетняя тварь всё успела. Я это исправлю, но сначала благодарность старикам вынесу, за бдительность,… Всем хочется жить в радости и всем хочется, чтобы только у меня всё было хреново. Не дождётесь! - она быстро встала и пошла к входной двери, прихватив сумочку, напоследок измерив дочь, взглядом полным отвращения и брезгливости.
- За что ты нас всех казнишь? За что ненавидишь? – в отчаяние взывала девушка.
- За что?! Да всякий раз, когда я тебя вижу, я вспоминаю своих мучителей, но я как-то живу с этим,… - хлопнув входной дверью, она резко провернула ключ в замке.
- Зачем ты так мама?.. – вслед сказала с горечью Света.
Какое-то время, она оставалась, безучастно сидеть за столом. Её лицо, казалось, не выражало никаких эмоций: пустой отрешённый, не моргающий взгляд; ей стало всё равно, что с ней уже будет. От Саши не было никаких известий, а без него жизнь теряла всякий смысл, она устала бесконечно чего-то, боятся. Ей просто хотелось умереть.
Некоторое время Света сидела без движений, впав в какое-то оцепенение. Ей было невыносимо больно и мучительно горько, от того, что её собственная мать обращается с ней как с брошенной дворняжкой и от того, что она услышала ужасную правду, своего появления на свет, - это было чудовищное откровение: лучше бы никогда не знать об этом. Теперь Света понимала, откуда такое пренебрежение и даже призрение к ней со стороны матери. Она глазами искала что-то, что поможет ей избавиться от мучений: подошла к окну, но вспомнила; приходил плотник и заколотил все окна, да и вряд ли можно убиться, спрыгнув со второго этажа, разве, что покалечиться… Она подошла к большому плательному шкафу и открыла его. На створке двери она увидела брючные пояса: видимо отец в спешке забыл про них. Девушка взяла один из ремней, тот, что был уже остальных, и примеряла к своей тонкой шее. Мутным взглядом окинула комнату. Её блуждающий взгляд упёрся в дверь ванной комнаты. Она проследовала туда…
Нона Павловна возвращалась от стариков раздражённая и злая, но вполне довольная собой, она думала: « И чего с ними церемониться? Получили, что заслужили! В конце концов, это их упущение! - Это с их участия и молчаливого согласия, её дочь оказалась в «интересном» положение. Кто-то должен кроме неё нести за это ответственность». Она вспомнила их вытянутые, удивлённые, почти испуганные лица, когда сообщила о беременности их «бывшей» внучке». Женщина нелицеприятно высказала им всё, что о них думает. Ни грамма не заботясь о том, что станет с пожилыми людьми, после пережитого стресса.
Подъехав к дому, она вышла из машины, даже не глянув в сторону пенсионерок, сидящих у подъезда на лавочке. Нона Павловна быстро поднялась в квартиру и открыла входную дверь, вспомнив, что с утра, кроме кофе ничего не ела: сейчас у неё было единственное желания заполнить свой урчащий желудок.
Кинув на диван сумку, она направилась на кухню и услышала не понятные, хрипящие звуки доносившиеся с ванной комнаты, в голове мелькнула смутная догадка… дверь была заперта изнутри. Ногой женщина выбила дверь и там же на полу увидела дочь, которая полусидела на коленях у раковины, вокруг шеи был обмотан пояс от брюк, пояс крепился к умывальному крану. Не раздумывая, она подхватила её на руки:
- Дурёха, глупая,… - запричитала растерянная мать, расслабляя ремень на шее дочери,- это ж надо додуматься до такого…
Освободив Свету из петли, мать стала хлестать её по щекам и обливать водой, та откашливаясь, застонала. Постепенно приходя в себя, девушка осознала, что она опять в руках своей мучительницы:
- Зачем, зачем ты меня спасала? – слабым голосом прошептала она, - я не хочу жить, я устала от всех и всего, я никому не нужна, зачем мне жить?
- Засодить меня решила, за доведения до самоубийства?! Разом решила уйти от всех проблем? Не получится! – мать опять стала возмущаться, видя, что с дочерью всё в порядке.
- Я просто устала жить, я не кому не желаю зла, ведь ты меня не любишь и никогда не любила.
- Дура!.. Ах ты, мерзавка!.. Стоит мне заикнуться, что ты решила свести счёты с жизнью, мигом в «дурке» окажешься! – негодовала женщина.
- Мне теперь всё равно,- безразлично сказала Света.
- И знай, ещё одна попытка, я сгною твоего голозадого дружка в тюрьме за изнасилование, там уж поверь, знают, что с такими смазливыми мальчиками делать. Там уж позабавятся с ним - как он с тобой забавлялся,- ехидно ухмыляясь, явно получая удовольствие, глядя на перепуганную насмерть дочь, почти кричала та.
- Ты не посмеешь! Он не насиловал меня, это неправда, тебе никто не поверит!.. – растягивая заплетавшимся языком слова, пыталась возражать матери, полуживая девушка.
- Ещё как поверят! Ещё как посмею! Благодаря бывшему муженьку и своей работе, с такими связями, я везде достану этого урода, и как только посмел безмозглая скотина прикасаться к тебе?! Этим он меня смертельно оскорбил, а я своих обидчиков не прощаю! Кстати своих насильников я очень жестоко наказала, не дёшево мне это стоило,… правда об этом никто не знает, как именно рассказывать не стану, боюсь, ты спать ночами перестанешь. Совсем умом двинешься,… ладно иди к себе в комнату, захочешь жрать, придёшь, - женщина направилась на кухню.
Света какое-то время ещё сидела в ванной на полу, обида и боль вылились потоками слёз, жестокие слова матери, плетью хлестали по душе. Она вздохнула глубоко и надрывно, липкая волна безысходности накатила на неё в предчувствие чего-то страшного, непоправимого...
На адрес Светиной бабушки от Саши пришло уже три письма, но Валентина Федотовна не знала, как можно передать их внучке или хотя бы прочитать по телефону, она знала, как Светочка ждёт эти письма и как они ей необходимы. Она давно не видела внучку и очень переживала за неё, супруг был слаб здоровьем, всё больше лежал и был безучастен к происходившему. Она звонила на бывшую квартиру сына, где и находилась Светочка, но на том конце провода говорили: «абонент временно отключён» и так было всякий раз, когда она пыталась звонить. Пожилая женщина хотела связаться с бывшей невесткой, звонила ей на работу и даже ходила туда, но та полностью её игнорировала. Просила сына принять участие в судьбе дочери, на что он ответил:
- Мать ты же знаешь, Света не моя дочь, я никогда не принимал её сердцем. У меня теперь своя жизнь, а дочь с матерью сами уж, как ни – будь, договорятся между собой. Лучше больше внимания уделяй отцу и воспитанию внука.
- Где твоё великодушие? Светочка мне тоже не чужая, как ты не понимаешь, у меня душа за неё болит, бессердечные вы какие-то…
После дерзкого вторжения к ним в квартиру Нонки, которая наговорила им кучу гадостей, с особой жестокостью; Валентине Федотовне пришлось в очередной раз вызывать Льву Георгиевичу «неотложку», а самой пить валерьянку. Супруга хотели забрать в больницу, но он наотрез отказался, сказав: - «Сколько мне осталось,… всё моё…»
Пожилая женщина понимала, что её внучка в большой беде...
Валентина Федотовна знала: днём Нонка бывает на работе, и решила тайком от всех навестить внучку и хотя бы через дверь пообщаться с ней и попытаться передать Сашкины письма. С утра напоила мужа таблетками, прописанными лечащим врачом и отправилась на бывшую квартиру сына.
Подходя к дому, она увидела знакомые лица пенсионерок сидящих на лавочках и, поздоровавшись, решила их расспросить о внучке:
- Не знаю, прям, что это на Нонку нашло, как с сыном развелись, не даёт нам общаться с внучкой, даже по телефону, может вы хоть, что знаете?
Одна из женщин с газетой в руках вздохнула и поддержала беседу:
- Эта семейка всегда жили как-то скрытно, обособленно, Вы уж простите высокомерные они, никто не знал, что у них за дверью творится, а теперь и вовсе от Ноны Павловны даже «здрасте» не услышишь.
Другая женщина в очках дёрнув плечом и хмыкнув, сказала:
- Не больно то, надо. Пусть своё «здрасте» себе в сумку положит, как пройдёт так дышать нечем, так надухорится, что невозможно просто, и как её на работе терпят? А Светочку давно не видно было, вид у неё конечно не очень, бледная какая-то, видно не здоровиться ей. Мать её даже на улицу не выпускает, что за звюрюга такая? Иногда через окно слышно как скрипка стонет…
Валентина Федотовна поднялась на второй этаж и, подойдя к квартире, нажала дверной звонок, не услышав сигнала тихонько постучала. Через время за дверью раздалось робкое:
- Кто там?
- Внученька, сердечко, как ты? – запричитала женщина.
- Бабушка милая, мне так плохо без вас. Она издевается надо мной, я так больше не могу, спасите меня от неё,- девушка за дверью заплакала. С другой стороны двери плакала пожилая женщина, - а как там дедушка, ему лучше?
- Плох Лёвушка, совсем плох, а после прихода твоей матери, уж и не знаю, как переживёт всё. Она грозилась ещё к Сашиной бабушке поехать…, ох, и натворили мы бед,… ведь знала, что эта злющая ведьма, как аппендицит гнойный, пока его не удалишь, всё уничтожать будет.
Повисла пауза…
Так было некоторое время. Валентина Федотовна вспомнила, что у неё письма от Саши:
- Светочка, Саша тебе три письма прислал, но я не знаю, как тебе их передать, под дверь не просунешь, щель очень узкая, может на ниточке через окно?
- Окна заколочены, - разочарованно сказала девушка.
- Вот же ведьма! Чем ты дышишь?
- Пока дышу. Бабуль ну читай хоть через дверь, - внучка явно оживилась.
За дверью послышался шелест бумаги. Пожилая женщина, распечатав конверт, осмотрелась вокруг, на лестничной площадке никого не было и начала читать: «Здравствуй мой светлячок! Моя самая родная, самая желанная! Моя милая, маленькая скрипачка! Любовь всей моей жизни! Пишет тебе твой непутёвый Санька. Не стану утомлять тебя рассказами об армейской жизни, служу как все. Очень скучаю по тебе, тоска разъедает моё сердце, но не думать о тебе не могу. Если бы, только было возможно, я не расставался с тобой ни на один день, ни на час, ни на минуту – так сильно тебя не хватает. Хочу распахнуть для тебя свои объятия и окутать тебя своей любовью, которая живёт в моём горячем сердце; такая сильная и пламенная, что может растопить Северный Ледовитый океан. Через две недели присяга, ко всем приедут родные и близкие, как бы мне хотелось, хоть одним глазком увидеть тебя, хотя понимаю, что это невозможно. Когда бывает совсем невмоготу, я трогаю колечко, подаренное тобой, и вспоминаю, как нам было хорошо вместе, - я не ходил, а летал; так легко и просторно было моей душе рядом с тобой. Иногда эти воспоминания бывают такими острыми, что порой мне кажется, ты где-то совсем рядом, и я даже ощущаю твоё присутствие, только видеть не могу. Прошу береги себя и знай, что дороже и ближе у меня нет никого на этом свете. Бесконечно люблю, и живу мыслями и мечтами о нашей встречи. Не забывай о том, как сильно я тебя люблю, два года пролетят и мы будем вместе навсегда, всю нашу долгую жизнь… Знай, что ты есть и всегда будешь для меня – самое чистое, искрение, неповторимое счастье, посланное мне щедрой судьбой. Ещё прошу передать привет и пожелать здоровья твоим, - бабушке и дедушке, очень благодарен им, за участие в моей армейской жизни. До свидания мой нежный, добрый ангел! С нетерпением жду весточки от тебя».
- Мой Санечька, любимый мой! Ему там плохо без меня, он по- прежнему меня любит,- за дверью в квартире послышались всхлипывания.
- Ну, а как иначе, конечно любит! Разве можно тебя не любить?! Будешь плакать, не буду больше читать, - сказала Валентина Федотовна, растроганная строками из письма.
- Я больше не буду, читай, пожалуйста.
Прошло какое-то время, письма были прочитаны, все строки из этих писем, обращённые к Свете, были пронизаны любовью, нежностью и неизбежной тоской.
- Но как мне ответить ему? Как дать знать, что я его тоже люблю и ни на секунду не забываю о нём. Если бы он был рядом, разве позволил бы он так страдать мне?!
- Солнышко моё, не огорчайся, что ни будь, да придумаем, не будет же она тебя вечно держать взаперти? Меньше чем через месяц тебе придётся посещать институт и у нас будет возможность, хоть иногда видеться.
- Ах, бабушка, если бы ты только знала, как невыносимо больно моей душе, я словно изгнанница нахожусь в заточение. Неоправданная жестокость матери уничтожает меня изнутри, я не могу находиться с ней в одном пространстве, она деспот и тиран. Она погубит меня. Если бы ты слышала, какие ужасные вещи она говорит про Сашу и грозится посадить его в тюрьму.
- Ну, это вряд ли, хотя эта дьяволица на всё способна…
С первого этажа послышался стук каблуков, было время обеда: «Нонка на обед приехала» - пронеслось в голове Валентины Федотовны, и она бесшумно поднялась на этаж выше.
Было слышно, как проворачивался ключ в дверном замке, немного погодя, пожилая женщина решила удалиться, чтобы оставаться незамеченной своей бывшей невесткой.
Света услышав, приближающиеся шаги к входной двери их квартиры, спешно удалилась в свою комнату и прилегла на диван, притворившись спящей. Она слышала, как мать открыла дверь, заглянув к ней в комнату и недовольно сказала:
- Вот уж бесполезное существо, ничего от жизни не надо….
Дверь за матерью закрылась, и девушка вздохнула с облегчением: она вспоминала тёплые строки из Сашиных писем, и её сердце отогревалось его любовью и сквозящей нежностью, глубина его слов трогала до слёз: «Помнит, любит»… как бы ей хотелось оказаться в сказке, в которой она бы смогла переместится в мгновение ока к своему возлюбленному другу,… рядом с ним, она ощущала себя птицей парящей над землёй, своим присутствием и своей любовью он дарил ей некую невесомость и свободу: рядом с ним раздвигалось пространство и терялся счёт времени… теперь же, под тяжестью материнского вечно недовольного и злого взгляда и чувством вины перед ней; будто невидимые оковы погрузились в её душу, и давят непомерным грузом уныния и безысходности… Как хотелось бы ей поскорей освободиться от этой непосильной ноши… Ей бы только подержать в руках Сашины письма, втянуть в себя их запах и бесконечно перечитывать их: каждую строчку, каждую букву, написанную его твёрдой рукой и почувствовать его силу. Он, наверное, очень ждёт от неё ответа, а она даже не знает, как скоро сможет отправить ему весточку… ей хотелось сообщить Саньке неожиданную новость, как бы он порадовался за нас… От этих мыслей, в низу живота появилось непонятное, но приятное ощущение, похожее на прикосновение чего-то неуловимо воздушного, так наверное может касаться только пушистое облачко… Девушка положила руку на живот, и ей вдруг показалось, что она, что-то почувствовала: что-то неуловимо - трогательное поселилось в ней, то ради чего бы стоило жить. - Это что-то, поднимало в ней волну неописуемой нежности и умиления. Она вдруг поняла, - эти тёплые ощущения ей дарит новая жизнь внутри неё…
Света углубилась в свои воспоминания связанные с Сашей и не заметила, как в комнате появилась мать.
- Быстро собирайся! У нас нет времени! Возьми халат и тапочки, в больнице тебя уже ждут, - голос не требовал возражения.
- Зачем? Я никуда не хочу,… - затравлено возразила дочь.
- Твоего согласия никто не спрашивает! Я, что зря тратила деньги и время?!
- Я не поеду, лучше убей!
- Или ты едешь, или твой бездомный чмушник, окажется в руках уголовников?!
Девушка полезла в комод за вещами…
Мать вышла из комнаты, через минуту она вошла с ручкой и листком бумаги:
- Пиши! – твёрдо сказала она.
- Зачем, кому?
- Извращенцу своему!
- Неправда он не такой!
-Заткнись и пиши, не испытывай мои и без того на пределе нервы! Не таким он будет, когда напишешь ему то, что я скажу! Поверь, за решёткой всяких поганцев хватает, которые только и ждут свежатинки…
- Это очень жестоко!
- Не более того, как вы со мной все поступили, хватит спорить, времени нет.
Девушка села за стол и начала писать, письмо было коротким, но этого было достаточно, чтобы причинить боль и уничтожить человека, которому оно предназначалось.
- Он не переживёт этого,… - Света была совершено раздавлена.
- Это всё ж, лучше, чем быть кому-то женой в тюрьме, - женщина осталась довольна собой.
- И откуда ты всё это знаешь? Мне страшно рядом с тобой, - она посмотрела на мать глазами полного ужаса.
- Крепись дочь моя, у тебя ещё всё впереди,- с ноткой издевки произнесла женщина и очень недобро посмотрела на дочь…
Света вдруг опустилась на колени перед матерью, и слёзно стала её умолять:
- Мамочка, пожалуйста,… позволь мне оставить ребёночка… Сжалься надо мной, что хочешь проси… я не вынесу этого…
- Детка, это не твой, а мой позор! Не пытайся меня разжалобить, как представлю тебя рядом с этим отбросом общества, - у***ь тебя готова! Как смеешь ты просить меня об этом?! Ты так низко упала в моих глазах, ты такое ничтожество... Всё пройдёт быстро, не ты первая, не ты последняя. Всё по тихому сделаем, никто ничего не узнает… Ещё и замуж тебя выгодно отдам, есть у меня на примете семейка, тебе понравится, для тебя же дуры стараюсь. Мерзавка неблагодарная,… спасибо потом скажешь. В свои тридцать шесть не позволю бабкой себя сделать, даже от принца.
- Мама, мама,… что ты делаешь со мной? – в отчаяние взывала дочь.
- Заткнись уже! На, утри сопли! - Нона Павловна протянула дочери носовой платок, - не хочу, чтобы эти тупоголовые бездельницы – соседки, на наш счёт языки чесали.