Как не сойти с ума от горя,
Прощаясь с детством и покоем:
Где горемычная судьба,
Казнит без всякого суда…
- Шурка! Подъём по тревоге, - металлическим голосом будил его отец.
- Па,… ну ещё хоть пять минут, - умоляюще просил Сашка.
- Зоя! Неси стакан с водой, - обратился к супруге Виктор Петрович.
- Не надо воды, я уже встаю, - недовольно буркнул сын.
- Вот и чудненько, тогда я убегаю, сегодня буду поздно, задержусь на совещании. Всем чмоки - чмоки…
- Виктор! Кофе глоток хоть, - окликнула мама отца.
Хлопнула входная дверь.
- Ну вот, как всегда ему некогда. Сынок поторопись, конец месяца, отчёты, мне надо быть пораньше на работе. Чай на столе, в школу не опаздывай. Сегодня сам на хозяйстве. Придёшь со школы всё найдёшь в холодильники. Я ушла, - послышался звук закрывающейся двери.
Сашка смачно потянулся, на ходу обул тапочки и пошёл в ванную. Наскоро умылся, оскалил зубы: «Сегодня можно не чистить» - решил он. «Вечно им некогда» - с обидой на родителей подумал мальчик. «Пятый класс, новые предметы, голова кругом. Времени нет, даже мяч погонять с ребятами. Отец чётко дал понять, «тройка» - за улицу забудь».
Отец Саши работал главным инженером на заводе, мать там же главбухом.
Саша всегда с нетерпением ждал летних каникул. Лето дарило ему двух недельный отдых на море и почти беззаботное время в гостях у бабушки в деревне, где бабушкой ему прощались любые шалости. Бабушка Аня считала, что родители слишком строги к её единственному внуку и позволяла всё, что ему вздумается, в общем, баловала как умела.
Всё в жизни устраивало Сашку, но «злодейка» судьба жестоко обошлась с ранимой, неокрепшей душой подростка.
Саша, сделав домашнее задание, болтался во дворе с местной шпаной. Стоял месяц май, приближалось пора долгожданных каникул. Закатное солнце, как-то не по-доброму спряталось за низкую чёрную тучу, раскинув над ней веер из серебристых лучей, которые взметнулись ввысь в полнеба, будто зловещие стрелы.
Этот день разделил Сашкину жизнь на «до» и «после», он смутно помнил, как к их подъезду подъехала легковая машина, из неё вышла бабушка, казалось, она вдруг как-то сразу осунулось, постарела, лицо выражало неминуемую беду и немыслимую скорбь. Мальчик подбежал к ней, сердце подростка почему-то сдавило недоброе предчувствие, чего-то непоправимого, женщина притянула внука к себе и тихо заплакала:
- Сашенька, внучек, горе -то какое,… нет больше с нами Витеньки и Зои; они возвращались с работы,… в их машину врезался «камаз»,… внучек милый, как же так? Осиротели мы с тобой, ой, горечко, горечко… - и уже навзрыд безутешно расплакалась.
Саша смутно помнил день похорон, как стоял он у двух закрытых гробов, и ему всё казалось, что это лишь страшный сон и он вот, вот проснётся и всё будет как раньше… Ещё помнил горсть земли, брошенную зачем-то в могилу и дальше полное отключение, как будто кто-то погасил свет и он до сих пор блуждает в темноте… Он находился в каком-то глубоком ступоре, даже слёзы высохли от такого горя, подросток будто окаменел. Внезапная гибель родителей, леденящим комом, стиснула детское сердце.
Так и жил он долгое время, будто в чужом, дурном сне, в котором был только он и его не просыхающая от слёз, сильно постаревшая бабушка Аня. Саша не мог смириться с потерей родителей, всё в квартире напоминало о них, он кожей ощущал их присутствие, и жил в ожидании, что когда-то откроется дверь и появятся мама с отцом. Время словно остановилось…
Бабушка после смерти родителей сильно изменилась, много времени она проводила на деревенском кладбище, где были похоронены родители, оплакивая безвременно ушедшего сына и невестку. Саше казалось, что раньше бабушка его любила, а теперь вот, только жалеет, и он был ей благодарен хотя бы за то, что она не тянула его в это мрачное, жуткое место.
Иной раз бабушка говорила внуку:
- Ты хоть бы поплакал когда, легче станет, я если б не плакала, следом за ними бы ушла. Слёзы говорят, душу от горя омывают…
И лишь иногда, когда бабушки не было дома, Сашка в порыве отчаянья давал волю слезам. Он доставал из комода семейный фотоальбом и листая его, безутешно – не по-пацански, глухо и надрывно рыдал, оплакивая безвозвратно украденное кем-то счастливое детство. Ему было горько ещё и от того, что когда были живы родители, у них собиралось много людей, было шумно и весело. После смерти родителей они остались одни с бабушкой, со своей страшной бедой и зловещей, гнетущей тишиной. Иногда вдруг звонил телефон, нарушая тишину, кто-то на другом конце провода интересовался; как у них дела и не нужна ли им помощь и виновато оправдываясь, ссылаясь на занятость, клали трубку. А потом и звонки прекратились.
Отрешившись от людей, подросток жил в своём замкнутом мирке, по-прежнему ходил в школу, скорее по привычки или просто потому, что так надо.
Саша быстро взрослел, ему пришлось, научиться заботится о себе. Кончилось его беззаботное детство, и с ним исчез домашний, воспитанный мальчик; - он замкнулся в себе, стал дерзким и даже злым, виня весь мир в своём жестоком горе. Улица стала его вторым домом, ему не хотелось, находится в квартире, в которой никогда уже не появятся его родители и видеть постоянную маску безысходного отчаяния на бабушкином лице, изо дня в день, было просто невыносимо. Несмотря на трагедию, Сашка был от природы физически силён и полон энергии, которая била в нём неистовым ключом, а юношеский максимализм искал выход, пусть даже не всегда в оправданных поступках, что, в конце концов, и привело его в детскую комнату милиции. Нет, конечно, он не был хулиганом, напротив, чувство собственного достоинства, не позволяло ему проглатывать обиды сверстников, которые пытались его как-то унизить или показать своё превосходство перед ним, все эти попытки он грубо и жёстко пресекал, возможно, как средство самозащиты. Во дворе, где он жил, - слыл задирой и шалопаем, потому, как не давал спуску своим обидчикам. Саша был, не примерим к любым выпадам в его сторону, даже со стороны взрослых. Одним словом – «Сорви голова».