Общество Должников

Каждое утро мне приходит одно и то же сообщение. Это случается ровно в пять-тридцать по Новой Победе. Минута в минуту. Никаких исключений, отсрочек или профилактических работ. Я помню текст наизусть, ведь он достаточно простой, чтобы запомнила даже собака. Или контуженный головорез, вроде меня. Отрезвляющие строчки, которые не дадут замечтаться. Конечно, иногда можно запутаться в цифрах, тогда без паники. Просто перечитываем милое письмецо из чистилища еще раз. Главное не забыть подзарядить бипер. «Бип-пи, бип-пи, бип-пи». Донеслось со столика. Пять-тридцать утра. Я улыбнулся, как улыбается чучело шакала из своего пыльного угла. Жизнь полна сюрпризов. Пока не взгляну на экран, я всегда могу представить, что пришла счастливая халтурка от Сэта. «Скорее выезжай туда-то, туда-то», - сказано будет там. «Дело тянет на амнистию!» – обещано будет там. А дальше - море нулей и лес восклицательных знаков. «Уважаемый Самара Д. Хин, номер клиента «Л-3945»! На 14.05.99, ваша задолженность по программе «Вернись, живи, работай», составляет 1145780 номиналов. Вы обязаны внести на личный счет банка Крашелл сумму не менее 3…» Приятель, не залеживайся в кроватке. Бережно, как куриное яйцо, я положил бипер обратно на столик. Не дай бог швырнуть его об стену. Это все равно что сжечь отчий дом и всю оставшуюся жизнь ночевать в коробке. Аквитаники очень принципиальны в политике Технического Превосходства, и держат цены на электронику радостно-грабительскими. Кроме того, мой рассудок давно встроил электронный писк в свое ненадежное основание. Если его убрать, накренится весь фундамент и крыша с грохотом съедет в пропасть. Скажу так. За пять лет в войсках и пять лет в долгах у меня должна была устоятся привычка просыпаться самостоятельно - но я знаю точно: ни за что. Никогда. Я не встану без писка в мои любимые пять и три десятка. А если не поднимусь вовремя, не поднимусь никогда. Это как в байке про полярных фей. Всю жизнь они развлекаются на морозе крепостью в шестьдесят градусов, и чувствуют себя прекрасно. Но стоит их на время занести в тепло, а потом выпустить… Как зверюшки мгновенно превращаются в полуфабрикат. И в моем случае речь тоже идет о жизни и смерти. Можно сколько угодно оскорблять бипер, словно псих, кричащий на смирительную рубашку, но в душе мне известно, что мелкий надзиратель мне просто необходим. И, что гораздо важнее, он ни в чем не виновен. Мной управляют силы куда более могущественные. Я потянулся, насколько позволяла жилплощадь, и, под звуки радио за стенкой, пропел: - Иначе. Иначе-е-е! Иначе мы отключим сти-му-ля-тор ваш! Вышло недурно. В стиле раннего Гаруятти. Я помедлил, прислушиваясь к музыке, так легко ломающей стены моей крепости. Моего роскошного жилища, в котором от тесноты могла бы чокнуться и мышь. - Ди-стан-ци-он-но-о-о! – проревел я на припеве. Сразу же раздался стук, и даже глухой звон: кто-то жахнул по радиатору. Это значит, что все живы, здоровы, и готовы сорваться с резьбы вместе со мной. В любой, сука, момент. Разве может быть плохим пробуждение в обществе единомышленников? Никогда. «Картонным стенам нас не разделить!» - как поется в гимне Немоса. Я поднялся, чувствуя легкую боль в колене. Позавчера врезала одна неблагодарная дочь абсолютно безутешного отца. Было неприятно. Каблук. В остальном я оставался абсолютно готов к употреблению, если не считать скопившейся усталости. К сожалению, душ не мог ее смыть. Да что там, даже апельсин и пучок зеленого лука на завтрак, оказались бы бессильны. Тяжело быть должником. Глядеть в яму, дно которой имеет характер мифический. Кидать в нее камушки, пытаясь заполнить до краев, и не слышать того самого, окрыляющего звука. Щелк. Я включил «общий» свет. Мне нравилась эта лампа на проводе. В каком-то смысле, у нас развилась рабочая солидарность. Каждый день я сбрасывал кости с кровати и уходил на работу, а товарищ Лампа не позволяла себе перегореть два года подряд. Потускнела немного, как и я. Говорят, существуют лампы, которые поставляют аквитаники. Могут, якобы, светить десятилетиями. И что в этом героического? Что в этом жизнеутверждающего? А их ценник наверняка гораздо выше, чем у меня самого. О, Леди. Раньше я вообще не задумывался о таких вещах. Я просто покупал что-то. Теперь эта способность, забрать нужное, кажется мне волшебной, как тот же штормовой потенциал у волков, или внутреннее устройство моего бипера… Я не просто нищий, у меня отрицательный уровень благосостояния. Ведь принято думать, что последнее, что у тебя могут отнять – жизнь. Так вот: моя мне не принадлежит. Знаете корпорацию Крашелл? Гениальные ребята там у руля. Нет, серьезно. Их финансовая схема совершенна. Они набирают и тренируют наемников для участия в войнах Развития и колонизаторских конфликтах. Платят отлично, можно скопить солидную кубышку. Но когда тебя подстрелят, они же на правах работодателя, окажут медицинскую помощь. По высшему разряду. С таким ценником, что все твои накопления скажут «ох, сука». Больше ты их не увидишь. Надо ли говорить, что в эпоху дронов, высокоточных ракет и волков, тебя не только подстрелят, но и зажарят вместе с танком, как одного такого Самару Де Хина? Это обязательно произойдет. Если у человека хватает глупости три раза продлевать контракт, его сам черт толкнет под пулю, потому что у каждого везения должны быть границы. Я втиснулся в свой удручающе просторный душ и нащупал единственный вентиль в районе пупка. Лейка астматически кашлянула. Нужно было подождать. Давление в домах-тысячниках, особенно утром и вечером, ниже, чем у старого гипотоника. В такие моменты я просто засыпаю еще минут на пять-десять. Стоя, разумеется. Этому я научился, будучи головорезом, и никогда не думал, что такой навык пригодится мне для ожидания воды в душевой. Ах, армейские душевые. Столько воспоминаний. Все были богаты и так позитивно настроены. Этот смех от предвкушения увольнительной, звучащий в клубах густого пара. Шум тугих струй, шлепки полотенец, уморительные шутки про задние проходы. Ну вы понимаете, по-хорошему злобная солдатня. Я каждый день проверял состояние своего счета и умилялся растущим цифрам. В конце концов, говорил я себе, чтобы там не писали про Крашелл, заработать тут можно. Главное хорошо стрелять и не подставляться. Кроме того, место водителя в АР-200 второе по безопасности после командирского. А потом эта сраная зажигалка прилетела нам под башню. Наводчик сгорел сразу, командир - корчился. У меня горела голова. Ощущение, доложу вам, неприятное… Хорошо хоть я всегда носил шлемофон. Это стало поводом для шуток, но я был суеверным, даже по меркам солдат. Считалось, что машинист без шлемофона – мертвый машинист. Я не помню, как лез по расплавленному металлу наверх, к бледно-желтому небу Фугии. Да и нужны ли нам, спрашивается, такие воспоминания? Очевидцы из наших говорили, что я вышел из пламени как бог этой вероломной стихии. С той лишь разницей, что боги после выхода из огня, произносят речи, которые потом разбирают на цитаты для нужных книжек. А я просто упал на почерневшую корму и сгорел. М-да. В общем, сгорел я не до конца, как можно догадаться. Мой счет показался Крашеллу очень многообещающей кормушкой. Санитарные дроны, словно ангелы смерти, сняли меня с боезапаса. Тот как раз готовился необыкновенно цветасто разнести остатки сухопутного корабля. Как мне потом объяснил Сэт, Крашелл следит за всеми, чьи накопления переваливают за точку интереса в шестьдесят тысяч номиналов. Смешно, но мы, его бравые воины, этого не знали. Точнее, даже не задумывались о том, что можем умереть. Вода все не шла. Решетка неприятно резала ступни. Какая решетка? Ну, вы же не думаете, что в апартаментах размером с тюремную одиночку будет раздельный санузел? Подо мной находился не просто слив, а накрытая до поры чаша генуя. Можно гадить и мыться одновременно, если хотите. Довольно удобно, если не принимать во внимание эстетическую сторону происходящего. И не вспоминать те волшебные моменты, когда где-то ниже засоряется труба. Сюда бы еще сигаретный диспенсер. Но, к сожалению, он быстро промокнет. Если эта вода вообще хоть когда-нибудь польется. Почему, если все так усиленно мылят ягодицы, каждый второй на улице смердит как мои перспективы… Конечно же, я заснул под лейкой. Мне привиделись пустоши Фугии. Я знал, что это сон, но не мог открыть глаза в реальности, потому что хотел спать. В то же время, травматические видения стали такими пресными и утомляющими, что я давно перестал кричать. Я шел по настрадавшейся земле, среди скелетов лонгатов, оливов, фугов, гарзонцев, и, конечно, несчастных, ни в чем не повинных машин. В горле ерзало железное мочало. Хотелось наглотаться льда. Зарыться в лед, чтобы даже пятки не торчали... Потом бледно-желтое небо закрыли свинцовые плиты, и в песок злобно вгрызлась первая капля. Алые комки железа падали вниз. Я вздрогнул и проснулся: из лейки наконец полилось. Тяжеловато мыться в гробу, но, со временем, твоя подвижность становиться просто феноменальной. Жизнь в тысячнике такова, что даже солдат способен заматереть настолько, что его родное поле боя не узнает. Вода была терпимо-холодной. В условиях нынешнего лета я бы сказал: теплой. Жара стояла огненная, и вся Новая Победа воняла нагретым бетоном. Единственное, что я мог сказать хорошего про наш тысячник, так это то, что вентиляция исправно нагоняла в конурки прохладный воздух. Утонувшие в поту мертвецы не способны оплачивать аренду. - Мой номер Л-3945, - сказал я, обтираясь казарменным полотенцем с гербом бывшего работодателя. «Меч пронзающий чашу». Ну да. Скорее уж он разит изображения идолов на моих банкнотах. - Л – значит, летальный. Я должен был умереть, но я живу, благодаря Крашелл. Да будет кабинет директоров его процветать во веки веков. Аминь. Обсохнув и натянув трусы, я взял бипер и прочитал сообщение еще раз. Три с небольшим. На взнос не хватало всего двух тысяч и шестидесяти трех номиналов. Клянусь Леди… Сэту лучше бы найти нам дело выгоднее сбежавших дочек. И, желательно, в течении недели, не то миленькая операционист кликнет один раз по нужной строчке, и я предстану перед богами даже не успев выбрить задницу. Как-то раз, будучи в ударе, я ответил на одно из этих сообщений. Самара Де Хин выразил мнение, что отдел по работе с должниками должен внушать клиентам позитив, а не подталкивать к суициду. Не знаю, стал ли я после этого их любимчиком, но теперь после суммы очередного взноса мне полагались пожелание удачного дня и этакая рожица. Скобочка и двоеточие. Я понял, что боги улыбаются мне. Честно, не понимаю, почему я так цепляюсь за жизнь. Я знал парней из наших, которые едва очухавшись, сразу говорили, что не будут платить. Их стимуляторы отключали, и – «пока-пока, удачи в следующей раз, стрелок». А ведь у них были семьи. Родители. Титястые женушки. Вся эта мотивирующая среда обитания. У меня нет никого. Ну, кроме Сэта и команды, конечно. Эти ребята стали мне как родные, но, если начистоту, их компании недостаточно, чтобы такая жизнь могла обрести смысл. Может это нездоровый азарт? Или инстинкт выживания? Скорее всего - дело принципа. Да и поздновато мне сдаваться. Я уже выплатил пятнадцать процентов долга. Обидно, понимаете? Футболка попахивала. Я посмотрел на выцветшее изображение продуктовой тележки, в которой сидел озорник лет десяти. «Гони!» - велела надпись у ворота. Кажется, это из какого-то комикса. Спортивные штаны. Колени растянуты. На кроссовках выдержанная трехлетняя пыль, собранная со всего города. Не начали бы рваться. Сэт обязательно скажет, что босой водитель лучше чувствует педали. Холодильник встретил меня враждебным скрипом. Внутри наслаждался одиночеством бутерброд от Пищеграда. «Кладем лучшее» - на пленке. Интересно, куда они его кладут? Что б я мог хоть раз туда наведаться. Я опустил столешницу и, пока жевал, опирался на нее локтем. Ну что ж. Во всяком случае между ломтями хлеба оказалось полно майонеза. Он был жгучим от большого количества уксуса и прекрасно маскировал вкус некой «птицы», что была указана в составе. Можно ли заставить крысу чирикнуть, чтобы сохранить терминологию? Цыплята говорят «пи-пи-пи» и крысы говорят «пи-пи-пи». В точку, - говорят директора Пищеграда. С каким бы удовольствием я сейчас навернул вареной картошки, если б моя электрическая плитка не приказала долго жить. Где взять новую, и, тем более как выкроить на нее деньги, я пока не знал. Кружка воды из душа залила бутерброд сверху. Освежающе и вкусно. Оставалось взять железку, кобуру и спрятать это все за пончо. Хо Хо подарила на один из своих языческих праздников. Пончо, я имею ввиду. Давным-давно оливы плели эту национальную одежду из гривы ездовых животных, которых укрощали, пользуясь только собственной силой воли и пронзающим взглядом. В то время Немос, ничейный континент, еще был «чейным». Их, оливским, собственно говоря. Приснопамятных скакунов Пищеград давно пустил на колбасу и обойный клей, так что пончо пришлось сделать нетрадиционным: из светлоокрашенного хлопка. Я люблю это ощущение пойманного ветерка на спине и груди. Идеальная одежда в жару. Железка дремала в вентиляции. Не слишком изобретательно, я знаю, но у меня не было повода прятать ее всерьез. Крашелл не отняли у меня лицензию, и даже продлили ее на десять лет. Ублюдки хорошо понимают, что их ручным убийцам нужно как-то выкручиваться. Будут грабить, вымогать, палить по ногам, или по головам, так что с того? Главное, чтобы номиналы текли. Признаюсь честно, несколько раз я приставлял холодную трубку к своему виску. Больше ничего не происходило. Видимо, Самара де Хин совершенно безжалостен к самому себе. У дверей я снял с гвоздя белую панаму: без нее озверевшее солнышко так напечет лысину, что от кожи можно будет прикуривать. Потом схватил канистру с лямками и надел ее на спину, как рюкзак. Пончо сморщилось, горючка задумчиво плеснулась на стенки. Я захлопнул дверь. Провернул ключ. Посмотрел налево. Посмотрел направо. Несколько дверей были скромно приоткрыты. Из них аккуратно, бочком, выходили сутулые фигурки. Целыми коммунами по десять-пятнадцать голов. Они негромко кашляли, плотно закрывая рты, и все время смотрели под ноги. Фуги. Низенькие жутковатые ребята с материка Фугия. В моем секторе таких много. Шторм особенно сильно потрепал их родину, так что беднягам в свое время пришлось переехать под землю. От этого они стали бледными, глазастыми и крайне флегматичными. Их глубокие, нечитаемые взгляды, вызывают странное чувство, как будто на тебя смотрит равнодушное ко всему насекомое. Работают за гроши на самых опасных должностях. От испытателей бытовой химии, до ликвидаторов жирбергеров в канализациях. Жирбергеры их регулярно жрут, а новое средство для мытья полов – до костей разъедает пальцы. Но фугам плевать. Им везде лучше, чем на опустошенной родине. Это, конечно, ни хрена не удивительно. Шторм превратил Фугию в огромный бильярдный стол, и столетиями катал по нему вырванные из океана рифы. Я видел эти невероятные каменные шары, успевшие погрузится в землю на треть. Не могу представить, что за сила может разметать горный хребет, а потом играться с ним как кошка с черешней. Даже мощь Судных ракет не лежит рядом с этим безумием. В наше «счастливое» время фуги сдают свой бесполезный материк в аренду палочникам. Теперь это закрытая территория для проведения войн Развития. Тех самых, в которых я потерял свою финансовую самостоятельность и стал кредитным калекой. Даже сейчас, во время относительного затишья, когда океаны не лупят землю гигантскими волнами, у Фугии нет никаких шансов на восстановление. Что? – спрашивают несчастные аборигены. – Хотите использовать наш дом как полигон для испытания бах-палок? Будете на наших глазах строить города только для того, чтобы их разрушить? Закидаете все ядовитыми бомбами, от которых маленькие фуги рождаются похожими на медуз? Конечно, разумеется, не стесняйтесь в своей любознательности. Главное скидывайте нам еду и одежду строго в означенные контрактом промежутки времени. Надо отдать палочникам должное, не смотря на жадность, ставшую вымпелом всего их народа, договоренности с фугами они соблюдают. Как будто бы хотят доказать аквитаникам, что цивилизованность – это не монополия. Сказали, что бахнут ракетой такого-то числа, в двенадцать ноль-ноль по общему времени: обязательно бахнут, секунда в секунду. Сказали, что после этого будет две тысячи тонн гуманитарных грузов для фугов, и – ву-а-ла. Небо затмевает воздушный флот, маячащий синими звездами, а бледно-желтое небо сыпется тяжелыми ящиками. Бух. Бух-бух. Обмякшие парашюты накрывают контейнеры. Фуги, привыкшие к постоянным разрывам, грохоту и сотрясениям, после этого негромкого «бух» сразу же выползают из укрытий, и ковыляют за получкой Я шел по бетонному полу, украшенному рвотными пятнами, свежими помоями и загадочным тряпьем. Когда-нибудь замечали такое в нищих кварталах или заброшенных домах? Тут валяется пара обуви, здесь чья-то сумка или рюкзак. Как будто их владельцы растворяются в воздухе. Понятно, что многих похищают для нужд палочников или собственного увеселения, но зачем срывать с жертвы кроссовки? Возможно, чтобы не испачкала мешок изнутри? Я принял успокоительное.