Умереть, чтобы воскреснуть

                    Эрик сидел в кресле и, глядя на сидящего напротив мужчину, пытался изо всех сил удержать на своём лице привычную маску невозмутимости. И должен был с прискорбием признать, что его выдержка трещала по швам. Предложение, прозвучавшее как приказ, вышибло почву у него из-под ног.                     Хозяин кабинета, в котором происходил этот неприятный разговор, усмехнулся, холёными пальцами поигрывая дорогой зажигалкой. Он был уверен в своём превосходстве, в своей силе и в том, что отказа он не получит. Такое его мнение было обосновано, ведь он давно уже не получал отказа, ни от кого. Тем более мужчина не ожидал, что ему даст отпор какой-то молокосос, работающий у него же помощником.                      Эрик улыбнулся немного натянуто. Что ему терять-то? Пути отхода, так сказать, у него есть. Правда, не хотелось бы перекладывать заботу о матери на младшего брата, но он уже достаточно взрослый парень, чтобы принять ответственность. К тому же Эрик будет не так уж и далеко. Помочь всегда сможет. Заметив уверенный взгляд парня, мужчина за столом прищурил карие глаза, но усмешку с губ не убрал.            ‒ Что молчишь? ‒ спросил он.            ‒ Да вот пытаюсь вспомнить телефон элитного борделя, чтобы заказать вам оттуда паренька для выполнения работы. Потому как, Михаил Сергеевич, ваше задание не по моему профилю.            ‒ Не шути со мной. Когда ты позвонишь ему? ‒ строго произнёс собеседник.            ‒ Даже не думал шутить. С чего вы взяли, что мы знакомы с Агатовым? Он не в моём вкусе. Вас кто-то ввёл в заблуждение, Михаил Сергеевич. Я, знаете ли, не подрабатываю шлюхой по вызову. Я юрист, и именно из-за этой специальности вы взяли меня на работу пять лет назад.            ‒ Щенок! ‒ Михаил Сергеевич радостно оскалился как хищник почуявший добычу. Сердце Эрика сжалось в плохом предчувствии. ‒ Огрызаться пытаешься? Зря! Я тебя на клочки порву без особого труда.            ‒ Ваше право, ‒ пожав плечами, ответил как можно спокойнее Эрик. Такому как Малахов нельзя давать почувствовать свою слабину. Сожрёт, и не подавится.            ‒ Ты смотри, какой гонористый наш тихоня-помощничек. Хотя, ‒ хмыкнул Малахов, ‒ чего ещё ожидать-то от внука Гаврилы Шадровского. Вот только дед твой был битым матёрым волчарой, а ты так… пидорок мелкий.            ‒ Я не могу никак понять, с чего вы сделали подобные выводы. Разве я давал повод заподозрить меня в гомосексуальности? ‒ невозмутимо и холодно произнёс Эрик, проигнорировав нелицеприятное высказывание в свой адрес.            ‒ А ты знаешь, Эрик Гаврилович, что мой племянник тебя терпеть не может? ‒ спросил вдруг Малахов, немного отходя от темы их разговора.            ‒ Знаю, конечно же. И даже догадываюсь почему. Вы же сами навесили на меня контроль за его деятельностью, а он этого очень не любит.            ‒ Ага. Очень не любит. Он до сих пор не может забыть, что именно из-за тебя я выгнал его полюбовницу с работы. Ты тогда пошёл через его голову.                      Конечно, Эрик помнил, как и почему приобрёл личного врага в лице лощёного и избалованного Романа Киврина, единственного племянника Малахова. Неприятная тогда произошла история. Вскоре после трагической гибели деда и отчима Эрику пришлось искать новую работу. Собственную адвокатскую практику он начинать не хотел, а жить на что-то было нужно. После деда деньги, конечно, остались, ведь он зарабатывал немало, но с расходами матери и брата их надолго не хватило бы. Вот тогда и подвернулась вакансия в фирме Киврина. В Гатчине это была одна из самых крупных компаний по грузоперевозкам. Просмотрев рекомендации, принесённые Эриком, Роман Киврин с радостью принял его на работу. Все годы учёбы Шадровский-младший параллельно работал в адвокатской конторе деда, и это дало ему немалый опыт в профессии. Единственное, чего не учёл его работодатель ‒ это дотошность нового сотрудника. Вымуштрованный самым лучшим и, в какой-то степени, самым одиозным адвокатом известным не только в Гатчине, но и в Питере, каким был его дед, к документации Эрик относился очень внимательно.                      Через полгода работы ему попался контракт, который в будущем мог принести фирме огромные убытки. Эрик, отметив все неточности, отправился в кабинет к Киврину, где был попросту послан. Роман был занят, ведя беседу интимного свойства со своей заместительницей, весьма эффектной молодой дамой. Именно она и занималась попавшимся Эрику контрактом. Не зная как поступить, молодой юрист отправился в кабинет к главному бухгалтеру. Он прекрасно понимал, что если этот контракт войдёт в силу, то не только гуляка Киврин лишится фирмы, но и его сотрудники потеряют работу. Наталья Николаевна Терехова, отличный специалист, хороший человек и очень приятная женщина средних лет, узнав о проблеме, в двух словах объяснила Эрику кто же такой Роман Киврин. Он был всего лишь ширмой, но с правом подписывать документы. Фирма по грузоперевозкам только на бумаге принадлежала ему. Истинным же владельцем был известный в Гатчине чиновник Малахов Михаил Сергеевич, являющийся родным дядей по матери Киврина.                     Этот человек заправлял комитетом по имуществу. Это было весьма хлебное место и кормило оно ушлого чиновника очень и очень хорошо. Всё благоприобретённое имущество он оформлял на племянника, ибо прекрасно знал, что у Романа просто смелости не хватит надуть влиятельного родственника. Эрик, движимый благими намерениями и совершенно забыв о небезызвестной пословице, позвонил по номеру телефона, который ему предоставила Наталья Николаевна. В тот же день в их контору прибыл лично Малахов и сначала устроил грандиозный разнос своему племяннику, затем выгнал взашей его любовницу и заместительницу, а потом очередь дошла и до виновника переполоха. Малахов предложил Эрику занять должность его личного помощника и попутно приглядывать за фирмой Киврина, просматривая все его контракты. Зарплата там была обещана весьма существенная и Эрик согласился. Судя по злому взгляду Романа, дальнейшая совместная работа не представлялась возможной.                      Уже много позже он понял, в какую западню загнал сам себя. За первые же полгода работы он узнал довольно много, чтобы понять, что за человек Малахов Михаил Сергеевич. Это очень умный, хитрый, скользкий и опасный человек с множеством скелетов в огромном шкафу. У него были связи везде. Даже в криминальном мире. Обычно он носил маску этакого доброго дяди-чиновника, радеющего за благо народа. Мог внимательно выслушать посетителя, наобещать ему с целую гору, и красиво уйти потом от всего обещанного. Малахов был до мозга костей коррумпированным чиновником, опутавшим своими сетями как минимум половину города. Да, Эрика не допускали в кабинет Малахова, когда туда приходили важные посетители, чтобы передать крупные суммы денег. Чтобы догадаться о том, что именно происходило за закрытыми дверями, огромного ума было не нужно. Лишь немного наблюдательности, незаметности и немного опыта, а он у Эрика был. Гаврила Шадровский вёл дела многих известных личностей и внук часто помогал ему, слушая наставления и советы. Дед был в курсе теневой жизни города, как никто другой. Он варился в этом котле много лет.                      При тайных сделках по имуществу присутствовал обычно другой помощник Малахова ‒ Анатолий Чежин. Мужчина спортивного телосложения с холодными глазами убийцы и крепкой железной хваткой. Ему было немногим за тридцать. Бывший спортсмен, отслуживший в войсках по контракту несколько лет. Официально он числился заместителем Малахова, на деле же был кем-то вроде начальника его безопасности. Эрику он напоминал опасную бойцовскую собаку, и он был согласен с тем, кто дал Чежину прозвище Питбуль. У Эрика от этого человека дрожь шла по шкуре, стоило им где-то пересечься.                      Иногда Чежин устраивался в приёмной, словно у него не было собственного кабинета, и сверлил Эрика глазами. Только тогда холодный прищур его глаз сменялся на другой, приторно-обволакивающий, что дало парню повод заподозрить Чежина в пристрастии к мужской любви. Временами в приёмную захаживал личный шофёр Малахова. Вадик был симпатичным блондином среднего роста не обогащённым багажом излишнего интеллекта. При его визитах всегда, словно страшный чёртик из бутылки, появлялся Чежин. Если в приёмной кроме Эрика никого не было, он позволял себе полапать подкачанный филей Вадика и нашептать тому пару-тройку пошлостей, при этом плотоядно поглядывая на Эрика. Намёк Чежина был более чем прозрачен, но он стойко его игнорировал.            ‒ Вот, полюбуйся, что он привёз мне из Питера вчера. Занимательные фотографии, ‒ вдруг вырвал Эрика из воспоминаний голос Малахова. Он сосредоточил на нём взгляд и понял, что тот протягивает ему небольшую стопку снимков.                       Сердце Эрика подпрыгнуло, сделало кульбит и рухнуло вниз. Снимки были плохого качества, скорее всего, сделаны с телефона, но не узнать тех, кто запечатлён было невозможно. «Какая же ты сволочь, Рома», ‒ подумал Эрик, просматривая фото. ‒ «И угораздило же меня согласиться на предложение Генки и припереться в этот чёртов клуб. Но Киврин-то что там делал?»            ‒ Занимательные фотографии, ‒ выдал Эрик и с безразличным видом вернул стопку Малахову. Тот внимательно следил за выражением его лица, и увиденное ему не понравилось.            ‒ Будешь и дальше пытаться убедить меня, что не знаком с Ренатом Агатовым? Тогда какого хрена ты с ним лижешься в клубе с весьма сомнительной репутацией?            ‒ Во-первых, клуб «Морфей» имеет приличную репутацию. Это не гей-клуб в прямом смысле, а просто заведение богемного типа. Меня туда пригласил друг. Говорят, там играет неплохая группа. Во-вторых, я понятия не имел, кто тот мужчина, что изволил пристать ко мне. Клуб, алкоголь, да мало ли как бывает? Он полез с поцелуями, я его корректно отвадил. Тем более подобную встречу нельзя назвать знакомством. Обычная история.            ‒ Обычная история ‒ это когда в морду дают за такие поползновения. А ты, как рассказал мне Роман, бывший под впечатлением от твоего поведения, не очень-то и сопротивлялся. И к тому же его визитку из кармана штанов не вытащил.            ‒ Какую визитку, Михаил Сергеевич? ‒ удивлённо спросил Эрик. Ни о какой визитке он ничего не помнил, хотя пьян в тот вечер он не был.            ‒ А Ренат её тебе в задний карман брюк сунул, пока вы лизались, ‒ хохотнул Малахов.            ‒ Мы не лизались. Это было недоразумение, Михаил Сергеевич. Если это всё, что вы хотели узнать, то мне пора. Мне ещё необходимо вернуться на работу и разобраться с бумагами на завтра.            ‒ То есть ты, Эрик Гаврилович, мне отказываешь в такой малой просьбе?            ‒ В очень неприличной просьбе, ‒ уточнил Эрик, поднимаясь и одёргивая пиджак. ‒ Как я уже сказал вам, Михаил Сергеевич, я не подрабатываю хастлером.            ‒ Ну-ну, посмотрим. Свободен, ‒ произнёс он и по-хозяйски махнул рукой.            ‒ До завтра, Михаил Сергеевич. *****                      Как только за молодым человеком закрылась дверь кабинета, Малахов набрал номер телефона. Он не привык проигрывать, и у него всегда было несколько вариантов действий. ‒ Не хочешь по-хорошему, щенок, будет по-плохому, ‒ процедил Малахов и сразу же произнёс в трубку, как только услышал голос абонента. ‒ Заткнись, Роман, и слушай. Бросаешь всё, и прямо сейчас отправляешься и привозишь ко мне того человечка, о котором мы говорили сегодня утром. Да, сучонок заартачился. Не учи меня, племяш, я дольше тебя на свете живу. Короче, ты меня понял. Через час, чтобы он был у меня. *****                      Эрик спокойно сел в машину и только там заметил, что у него мелко трясутся руки. Перенервничал. Малахов напугал его. Не тогда, когда предложил переспать с Агатовым, а когда показал фотографии. Эрик давно миновал ту стадию, когда мальчики пытаются разобраться в себе. Он знал, что является геем ещё лет с четырнадцати, когда заметил свой интерес не к девочкам в классе или во дворе, а к мальчикам. Признать себя тем, кто ты есть оказалось делом нелёгким, особенно когда и поговорить об этом не с кем. Мать, много лет страдающая маниакально-депрессивным синдромом не помощник, тоталитарный дед тем более. Ванька, сводный брат, вообще зелень зеленью тогда был, да и сейчас на его понимание рассчитывать не приходится. Репутация деда к тому же всегда давила грузом на плечи и поэтому Эрик в родном городе предпочитал не светиться, живя почти как затворник. Выручала учёба в Питере.                     Во время поездок для сдачи сессий Эрик отвязывался. Была у него пара любовников там, готовых составить компанию по первому звонку. Эрик был по природе универсалом, но предпочитал быть всё же сверху. Когда большую часть взрослой жизни ему приходилось кому-то подчиняться, то хотя бы в собственной постели он предпочитал диктовать правила сам. Лишь один единственный раз он сделал ошибку, связавшись на сайте знакомств с симпатичным парнишкой-первокурсником местного вуза по имени Славик. Пара свиданий и он чуть не увяз в проблемах. Парень оказался навязчивым, наивным и чересчур романтичным. Эрик с трудом сумел ему объяснить, что нельзя так афишировать свои наклонности, если он не хочет нажить себе проблем. Тем более, его и так кто-то уже один раз неплохо отделал. Чтобы вести жизнь открытого гея нужно обладать очень сильным характером. Расстались они нормально и парень, Эрик по-крайней мере на это надеялся, стал осторожнее.                      Сам Эрик ещё не решил для себя, хочет ли он всю жизнь скрывать от всех, в том числе от друзей и родственников, свои наклонности. Жить двойной жизнью тоже не сахар, это он знал на собственном опыте. А может быть, просто не нашёл ещё человека ради которого захотел бы что-то менять. Пока его устраивали короткие и редкие свидания с проверенными людьми, нечастые походы в закрытые клубы определённой направленности. По-крайней мере, всё это устраивало до сего дня.                   Эрик вернулся домой поздно. Там жизнь била ключом в виде слишком активной матери. Анна Гавриловна Шадровская суетилась на кухне, что-то весело напевая. Запахи, витавшие по квартире, подсказали Эрику, что еды им хватит теперь на несколько дней. Ещё утром мать была в обычном состоянии, то есть, вполне нормальном, собиралась сходить проведать подруг в свой обожаемый музей, где много лет проработала искусствоведом. Её болезнь проявлялась спонтанно, а фазы менялись как погода весной: сверхактивность резко сменялась спокойствием, чтобы через какое-то время плавно перетечь в меланхолию. Благо, что приступы были не столь частыми. Сейчас пришёл период повышенной активности, то есть маниакальная фаза болезни. В этот раз она начала готовить, а в прошлый устроила генеральную уборку с выносом мебели, грандиозной перестановкой и сменой штор во всех комнатах. Эти поступки были вполне безобидными. Так ‒ лёгкая головная боль для домочадцев. Самым её неадекватным поступком в период маниакальной фазы болезни был уход от отца Эрика.                      Тогда болезнь ещё не начала прогрессировать, и Анна жила обычной нормальной жизнью. Она доучивалась в Москве, где и познакомилась со студентом из Германии. Петер Вайсберг был старше Анны на пять лет. Он был выходцем из весьма состоятельной семьи и мог себе позволить проводить время в путешествиях по миру, посещая лекции по искусству и живописи. Тот год он решил пожить в России. Петер влюбился в очаровательную девушку с переменчивым настроением. Будучи талантливым художником, он воспринял такую черту характера любимой спокойно, даже не подозревая о том, что она страдает маниакально-депрессивным синдромом. Когда Петер узнал, что Анна беременна, то сразу же предложил пожениться. Он был рад ребёнку, а любимая вдруг заявила, что замуж не хочет. Анна стала немного более нервной, она то грустила, часами сидя в его студии и глядя в окно, то начинала активно что-то делать. После родов дело ухудшилось и однажды, примерно через полгода, она забрала сына и уехала домой, под крыло властного отца.                     Гаврила Шадровский прекрасно понял её состояние. Ещё бы не понять, если и её мать страдала той же болезнью. Он не уследил за ней, и однажды его жена повесилась на даче, во время очередного приступа. Петер приехал в Гатчину за своей любимой и сыном, но Анна даже не захотела его выслушать. Она несла всякую чушь о том, что благодаря Петеру превратилась в обычную никому не интересную домохозяйку, о том, что могла бы стать кем-то, кого все уважали бы и ценили и, вообще, этот немец её недостоин. Двадцать семь лет назад в одну долгую ночь между молодым парнем и зрелым, пережившим трагедию, мужчиной состоялся такой же долгий разговор. Гаврила Шадровский не зря считался одним из лучших адвокатов, он умел убеждать. Петер уехал домой, получив обещание от Гаврилы в том, что он позаботится о его сыне. И дед обещание выполнил. Каждый год он посылал Петеру сведения и фотографии, касающиеся жизни Эрика. Но, к сожалению, это было всё, что он мог сделать. Анна вычеркнула бывшего возлюбленного из своей жизни раз и навсегда. Даже потребовала от отца изменить все документы, оставив только имя, которое ей нравилось с детства. Так Эрик Вайсберг стал Эриком Гавриловичем Шадровским. Своё Ф.И.О. он не любил так же, как и свою внешность. Уж очень странно смотрелся длинноватый нос и родинка над верхней губой, семейная черта Шадровских, на его типично европейском лице. Сплошной диссонанс, говорил Эрик, посмеиваясь над собой.            ‒ Эрик, ужинать будешь? ‒ донёсся с кухни бодрый и весёлый голос матери. Слишком бодрый для такого позднего времени.            ‒ Да, мама, конечно. Иван дома?            ‒ Иван изволил уйти в какой-то клуб. Сказал, что дома ночевать не будет, ‒ капризно ответила мать, поправляя выпавший из причёски светло-русый локон.            ‒ Мам, он уже взрослый. Студенческие годы пролетают быстро, ‒ улыбнулся Эрик. ‒ Хватит того, что я эти годы проработал в конторе деда. Иван отличный студент, преподаватели не жалуются. И если хоть иногда он погуляет с друзьями, то в этом нет ничего предосудительного.            ‒ Иван не ты, Эрик. У него нет чувства ответственности и твоего таланта. Посредственность, как и его отец. Фамилию нашу взял, а серостью так и остался, ‒ выстрелила скороговоркой мать, ставя перед Эриком тарелку. Жаркое пахло божественно. Что-что, а готовила мать прекрасно.                      Эрик не стал возражать ей по поводу отчима, потому как это было бессмысленно. В таком состоянии она никого не слушала. Семён был хорошим человеком, хоть и не блестящим адвокатом. Из него вышел идеальный ассистент для деда, и спокойный уравновешенный супруг для матери. Не каждый мужчина способен был выдержать её взбрыки. А то, что фамилию с радостью сменил, так на то была причина. Адвокат Семён Иванович Нафиков звучало как-то несолидно. Эрик поужинал, проследил, чтобы мать выпила снотворное и как только она уснула, ушёл к себе в комнату. Попытался погрузиться в сон, но рой проблем настырно мешал этому. Эрик понимал, что Малахов так просто не отступится, что-то обязательно предпримет. Но что? Уезжать всё-таки не хотелось. Он обещал деду позаботиться о матери. Только поэтому Эрик до сих пор не уехал из города. Ивану уже девятнадцать, и можно переложить часть обязательств на него, и пожить уже для себя, но что-то удерживало от такого шага. Приняв решение разбираться с проблемами по мере их поступления, Эрик всё же уснул.                     А утром, когда он уже выехал на работу, ему позвонили.