Алиса vs Марк: В поисках мести влюбится во врага

Глава 2: Клятва мести

Дождь стучал по крыше библиотеки, как пальцы призрака, пытающегося выцарапать правду. Я сидела за угловым столом, где трещина на стене образовывала контур крыла — того самого, что висело на цепочке Лорен. В руках я сжимала её серебряный талисман, оставшийся в спортзале. Холод металла впивался в ладонь, напоминая о её дрожи, о том, как она вырвала руку из моей, будто боялась заразить меня своим страхом.

Ты знаешь, как пахнет школьная библиотека в дождливый день? Плесенью старых учебников и пылью с полок, которые никто не протирал со времён, когда наши родители здесь учились. Я открыла блокнот с чёрной обложкой — подарок Лорен на прошлый день рождения. На первой странице её почерк: «Для стихов, которые ты никогда не напишешь». Теперь здесь будут планы.

Марк Вандербум. Его имя я вывела трижды: красной ручкой, синей, чёрной. Каждая буква — нож, вонзающийся в бумагу. Я собирала осколки информации, как мозаику: его расписание, любимое кафе после школы, номер машины, пароль от школьного Wi-Fi (Vanderboom2006 — предсказуемо). Каждая деталь — кирпичик в стене его падения.

Но как разрушить того, кто уже кажется нерушимым? Его отец — декан, мать — глава попечительского совета. Даже его промахи превращались в достоинства: когда он провалил тест по химии, учительница уволилась «по собственному желанию». Когда он разбил витрину в кафе, владелец получил штраф за «небезопасное хранение стекла».

Я закрыла глаза, и передо мной встал его образ: голубые глаза, холодные, как озёра на зимних фотографиях, волосы цвета воронова крыла, всегда идеально уложенные, будто даже ветер боялся их испортить. Его улыбка — оружие массового поражения, которое он использовал, как дипломат использует слова: точно, безжалостно, сохраняя чистые руки.

— Алиса?

Я вздрогнула. Мистер Дженкинс, библиотекарь с лицом, напоминающим сморщенное яблоко, стоял над моим столом. Его палец указывал на часы: «Закрываемся».

— Мне ещё пять минут, — попросила я, но он покачал головой, и его очки сползли на кончик носа.

— Правила есть правила.

Я собрала вещи медленно, будто от каждой секунды зависела судьба мира. На выходе меня ждал плакат Марка — его лицо во весь рост под лозунгом «Будущее начинается с нас!». Кто-то нарисовал ему рога и клыки чёрным маркером. Я провела пальцем по его бумажной щеке, оставив царапину ногтем.

Дождь хлестал по лицу, когда я шла домой. Зонт Лорен — розовый с котиками — лежал в моей сумке, но я не раскрывала его. Пусть вода смывает запах библиотеки, следы её страха, моё бессилие.

Дома мама оставила ужин в микроволновке: засохшая лазанья с подгоревшими краями. Я ела стоя, глядя в окно, где капли дождя рисовали иероглифы на стекле. Телефон вибрировал — сообщение от Лорен. Сердце ёкнуло, но это был спам: «Ты выиграла круиз!».

В три часа ночи я проснулась от собственного крика. Во сне Марк стоял над Лорен, держа её полотенце, а я бежала к ним, но ноги увязали в липком полу спортзала. Проснувшись, я села за стол и вывела в блокноте:

План А:

Войти в доверие.

Собрать компромат.

Уничтожить публично.

Пункт первый требовал перевоплощения. Утром я вытащила из шкафа всё, что ненавидела: розовый свитер с оленями, юбку выше колен, блеск для губ с запахом клубники. Лорен купила его мне в прошлом году: «Ты похожа на куклу!». Я тогда смыла блеск в туалете, оставив розовое пятно на раковине.

В школе меня встретили смешки. Эмми Стоун, подруга Марка из команды чирлидеров, щёлкнула жвачкой: «О, Монтгомери решила стать человеком?». Я улыбнулась, как учила Лорен — уголки губ вверх, глаза прищурены. «Может, научишь меня делать макияж? Ты же профи».

Эмми замерла, жвачка застыла на языке. Потом фыркнула: «Тебе сначала кожу надо вылечить». Но её взгляд смягчился.

На перемене я «случайно» столкнулась с Марком у автомата с газировкой. Кола упала к его ногам, и я наклонилась, зная, что юбка приподнимется. «Извини, — пролепетала я, вставая. — Я неловкая».

Он взял банку, пальцы слегка коснулись моих. «Новая стратегия, Монтгомери? — Его голос был тише шелеста листьев за окном. — Розовый тебя не красит».

Я засмеялась, как смеются героини ромкомов — звонко, наигранно. «Просто пытаюсь вписаться».

Он откинул голову назад, рассматривая меня, будто редкий экспонат в музее. «Вписаться… — повторил он, и губы изогнулись в полуулыбке. — Ты же знаешь, что это игра в одни ворота?»

Его друзья звали его уйти, но он задержался на секунду. Этой секунды хватило, чтобы я сунула диктофон в карман его куртки. Дешёвая китайская безделушка, купленная на распродаже, — достаточно, чтобы записать пару унизительных разговоров.

На уроке литературы я ловила его взгляд. Он смотрел сквозь меня, будто я была стеклянной. Я писала в блокноте: «Он дышит слишком громко. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу».

После уроков я последовала за ним в кафе «Эспрессо-Ядро». Он сидел за угловым столиком с Гэвином и ещё двумя парнями, чьи лица я видела в спортзале. Я заказала капучино с лишней пенкой — Лорен любила такой — и села за соседний столик, открыв учебник по биологии.

— …и тогда она говорит: «Это не моя!» — Гэвин захлебнулся смехом. — А на трусах всё ещё бирка с её именем!

Марк улыбался, но глаза оставались холодными. Его пальцы барабанили по столу, ритм не совпадал с музыкой из колонок. Когда он встал, чтобы взять салфетки, я «случайно» уронила ручку. Наша встреча у мусорки была хореографией из взглядов и недомолвок.

— Ты преследуешь меня, Монтгомери? — Он наклонился, поднимая мою ручку. Его дыхание пахло мятой и чем-то горьким — возможно, эспрессо без сахара.

— Это публичное место. — Я потянулась за ручкой, но он поднял её выше.

— Знаешь, что случается с кроликами, которые бегают за волками?

— Их съедают? — Я приподняла подбородок, встречая его взгляд.

— Нет. — Он приблизил лицо, и я увидела крошечный шрам над бровью, о котором не знала ни одна школьная легенда. — Они начинают выть по-волчьи.

Он бросил ручку мне в руки и ушёл, оставив след одеколона и недосказанности. Диктофон в его кармане записал достаточно: смешки над учителем физкультуры, планы сорвать собрание родителей, упоминание о «подарке» для директора.

Дома я слушала записи, лёжа на полу в луче фонаря за окном. Его голос заполнял комнату, как ядовитый газ. «Он должен исчезнуть», — шептала я в такт его смеху. В блокноте появилась новая запись:

План Б:

Стать волком.

Ты спросишь, когда началась настоящая ненависть? Возможно, в тот момент, когда я поняла, что его голос звучит в моей голове даже в тишине. Или когда обнаружила, что рисую его инициалы на полях тетради, будто заклинание.

Перед сном я взяла ножницы и отрезала прядь волос. Чёрные нити упали в раковину, смешавшись с пылью. «Это начало», — сказала я отражению в зеркале. Глаза ответили мне огнём, который не мог потушить даже ночной дождь.

А где-то в городе Лорен, возможно, смотрела на те же звёзды, стирая себя из памяти школы, как надпись мелом под дождём. Я же писала её имя на стене своего сердца кислотой, чтобы шрамы напоминали: месть — это не выбор. Это долг.

И когда я наконец уснула, мне приснилось, что я стою на краю крыши школы, а Марк протягивает руку: «Прыгай. Или ты слабая?». Я прыгнула — не вниз, а вперёд, цепляясь за его шею, и мы падали вместе, смеясь, пока земля не превратилась в осколки стекла от разбитых окон спортзала.

Проснувшись, я поняла: чтобы победить, мне придётся стать зеркалом его страхов. Даже если это зеркало отразит моё собственное падение.