Алиса vs Марк: В поисках мести влюбится во врага

Глава 1: Пролог в спортзале

Лорен уронила полотенце. Оно упало медленно, как лепесток магнолии с переломанным стеблем, и это замедление времени я запомню навсегда — белый хлопок, кружащийся в воздухе, её рука, застывшая в попытке поймать ускользающую ткань, капли воды, застывшие на кончиках ресниц. Потом всё ускорилось: полотенце шлёпнулось о линолеум, звук, похожий на хлопок ладонью по воде, и тишина, густая, как сироп.

Гэвин засмеялся первым. Его смех всегда напоминал мне звук ржавых качелей — скрипучий, с надрывом на пике. Он поднял полотенце кончиком кроссовка, размахивая им перед Лорен, будто это был флаг сдавшейся армии. «Эй, Лорен-Сорен! — крикнул он, и его голос ударил о стены спортзала, отразившись эхом. — Ты специально? Хочешь, чтобы мы оценили твой новый купальник?»

Она стояла обнажённой, если не считать крошечного бикини, купленного на распродаже в «Forever 21». Её кожа покрылась мурашками не от холода — флуоресцентные лампы жужжали, излучая желтоватый свет, в котором даже тени казались больными. Лорен прикрыла грудь руками, но пальцы дрожали, выдавая панику. Я видел, как её взгляд метнулся ко мне, к выходу, к окнам с решётками — беглец, ищущий лазейку в тюрьме.

Моя ракетка для бадминтона впивалась в ладонь. Я помнила, как Лорен выбирала её в магазине месяц назад: «Голубая, как твои глаза», — сказала она тогда, а я закатила глаза, но внутренне расплылась в улыбке. Теперь пластик оставлял на коже узор, как татуировка стыда.

— Подними, — сказала Лорен. Её голос дрожал, но она выпрямила спину, как учили на уроках балета. Капля воды скатилась по щеке — душ или слеза?

Гэвин присел на корточки, медленно, как крадущийся кот. Его пальцы щёлкнули по полу, отправляя полотенце скользить к группе парней у штанги. «А что я получу взамен? — Он вытащил телефон, красный огонёк камеры зажёгся, как глаз демона. — Может, станцуешь? Твои подписчики обожают такие… перформансы».

Лорен отступила, пятки шлёпнули по мокрому полу. Её спина ударилась о металлическую дверцу шкафчика — глухой стук заставил вздрогнуть даже Гэвина. Я сделала шаг вперёд, но её взгляд остановил меня. Глаза Лорен кричали: «Не надо». Мы обе знали правила этой игры: любое движение — слабость. Любое слово — пуля в собственные виски.

— Хватит.

Голос прозвучал сзади, и я узнала его раньше, чем обернулась. Марк Вандербум стоял в дверях, спортивная сумка висела на его плече небрежно, как трофей. Его чёрные кроссовки скрипели по линолеуму, оставляя следы, похожие на шрамы. Он не смотрел на Лорен. Не смотрел на меня. Его взгляд скользнул по Гэвину, как нож по горлу. «Надоело», — произнёс он, и это было не приказание, а констатация факта.

Гэвин фыркнул, но телефон исчез в кармане. «Просто развлекаемся, босс».

— Развлекайся в раздевалке. — Марк прошёл мимо, его плечо задело моё. Мурашки побежали по руке, будто по коже провели льдинкой. Он пахнул мятной жвачкой и чем-то металлическим — может, ключами от отцовского «Мерседеса», может, кровью, оставшейся под ногтями после драк.

Лорен схватила одежду из шкафчика. Её пальцы путались в рукавах, будто она разучилась одеваться. Я протянула руку, но она отшатнулась, как от огня. «Не надо, — прошептала она. — Они ещё не ушли».

Она имела в виду не Гэвина.

Марк остановился у выхода. Свет из коридора резал его профиль — прямой нос, резкая линия подбородка, губы, слегка приподнятые в усмешке. Он посмотрел на Лорен — нет, сквозь неё — и произнёс так тихо, что я едва расслышала:

— Ты уронила это.

Полотенце лежало у его ног. Он наступил на край ткани, медленно протащив его по полу, будто стирая невидимую грязь. Белый хлопок почернел, впитав пыль и унижение.

— Спасибо, — выдавила Лорен. Её голос треснул, как ветка под снегом.

Он не ответил. Просто вышел, не оглянувшись. Его тень на мгновение поглотила свет, и спортзал погрузился в синеву сумерек.

Мы одевались молча. Лорен натягивала джинсы так, будто пыталась зарыться в деним. «Он даже не знает моего имени, — прошептала она, застёгивая ремень с трясущимися пальцами. — Спросил Гэвина: „Кто это?“»

Я прикусила язык, чтобы не сказать правду: если бы Марк Вандербум запомнил её имя, завтра в школьном чате появились бы не просто сплетни, а фотографии с подписями «шлюха выпуска». Его внимание было кислотой — разъедало всё, к чему прикасалось.

— Ты права, — сказала я вместо этого. — Он конченый ублюдок.

Она резко подняла голову, и я увидела в её глазах то, чего боялась: искру восхищения. «Но он остановил их».

Солнце пробивалось через грязные окна, рисуя на её лице полосы света и тени. Лорен выглядела как витражный ангел — хрупкая, разноцветная, готовая рассыпаться от первого дуновения.

Я проводила её до автобусной остановки. Она молчала всю дорогу, лишь у ворот обернулась: «Ты же не скажешь маме?» Её голос был тонким, как лезвие бритвы.

— Конечно нет. — Я сжала её руку, но она выдернула пальцы, будто моё прикосновение жгло.

Вечером я сидела на кровати, разглядывая полотенце, которое подобрала после их ухода. Оно пахло хлоркой и чужим страхом. Когда я развернула его, что-то блеснуло в складках — серебряная цепочка с подвеской в виде крыла. Лорен носила её всегда, говорила, что это талисман от бабушки.

На следующий день её парта была пуста. Миссис Кларк, учительница биологии, пробормотала что-то о «семейных обстоятельствах», но шепоток в женском туалете рисовал иную картину: «Слышала? Её нашли в ванной с таблетками». «Нет, она сбежала с тем парнем из колледжа». «Марк Вандербум лично попросил директора не поднимать шум».

Я ждала неделю. Две. Лорен не отвечала на сообщения. Её страница в соцсетях застыла на фото с кофе и смайликом. А потом, в дождливый четверг, когда лужи на парковке отражали серое небо как разбитые зеркала, я нашла её записку. Она была засунута в мой учебник по химии, между страницами о цианиде.

«Прости. Я не могу дышать там, где он ходит».

Буквы расплывались от капель, упавших на бумагу. Я сидела в пустом спортзале до тех пор, пока уборщик не прогнал меня, ворча о «тусовках наркоманов». Мои пальцы выводили на внутренней обложке учебника: «Он заплатит». Чернила растекались, будто плакали. Где-то за стенами смеялся Марк. Где-то его друзья жгли листья у забора, и дым стелился по школьному двору, как призрак Лорен.

А я представляла. Представляла, как его идеальные волосы вспыхивают в огне. Как голубые глаза темнеют от страха. Как он умоляет, а я смотрю — просто смотрю, как когда-то смотрел он.

Но тогда я ещё не знала, что месть — это не нож. Это зеркало. И чем яростнее ты бьёшь по нему, тем больше осколков впиваются в твои собственные ладони.

Ты помнишь запах спортзала после уборки? Хлорка, смешанная с потом от чужих тел, дешёвый дезодорант из автомата у раздевалок. Я вдыхала эту смесь, пока Лорен дрожала под моей курткой. Её плечи были холодными, будто смерть уже начала красть тепло.

Когда я вернулась домой, мама спросила, почему я молчу. «Устала», — соврала я, закрываясь в комнате. На столе лежала открытка от Лорен с прошлого Рождества: «Спасибо, что ты есть». Я разорвала её на мелкие кусочки, но не выбросила — спрятала в коробку из-под чая, как реликвию.

Ночью мне снилось, как Марк стоит у края бассейна. Лорен тонет, а он смотрит, смотрит, смотрит… Потом поворачивается ко мне и говорит: «Твоя очередь». Я просыпалась в поту, с криком, застрявшим в горле.

Через три дня директор объявил о «трагическом инциденте» на утренней линейке. Его слова висели в воздухе, как паутина: «поддержка», «психологическая помощь», «семья просит о приватности». Марк стоял в первом ряду, руки в карманах, лицо — маска соболезнования. Когда наши взгляды встретились, он едва заметно улыбнулся.

В тот вечер я взяла ножницы и отрезала косу. Волосы падали на пол, как мёртвые змеи. В зеркале смотрела на меня не Алиса Монтгомери — призрак с глазами, полными голода.

— Ты заплатишь, — прошептала я своему отражению. — Клянусь.

А за окном дождь стучал по крыше, как пальцы Лорен, просящие пустить её обратно.