Человек на костылях совершенно не умел скрывать свои чувства: он снова замялся, пытался прятать взор, и это выглядело настолько подчеркнуто, что сомнений не оставалось — калека чего-то не договаривает. Сам Анатолий Ефимович быстро понял, что пора объясниться:
— Ребята, только не подумайте, что я с вами торгуюсь, но я тоже нуждаюсь в вашей помощи… сущие пустяки. Просто помогите, и скажу где взять этот клятый гвоздодер. А?
— Да мы бы и так помогли, — Косинов посмотрел на своих товарищей, но те пока предпочитали двусмысленное молчание каким-нибудь конкретным, но нелепым словам. — В чем проблема-то?
Вообще, характер доверительного и почти дружеского разговора незаметно поменялся: возникало чувство, что им начинают ставить какие-то условия, и пока не поймешь — к добру все это или ко злу. У давно повзрослевших парней мир уже перестал делиться на «черное» и «белое», «злое» и «доброе», «правильное» и «неправильное» со своей вечной антиномией и борьбой противоположностей. Сложившаяся ситуация тем более теряла реализм, чем нелогичней становилась последовательность ее событий и чем сложнее ум склеивал все причины и следствия в единую гирлянду Происходящего.
— В чем проблема-то? — с точностью до буквы повторил вопрос Косинов.
— У меня Мутный денег занял, полторы тысячи рублей, а отдавать как видно не собирается. Ребята, вы б поговорили с ним, мне деньги ой-как…
— Стоп! Стоп! — Квашников выставил руку вперед, создавая заслон словесному потоку. — Какой еще «мутный»?? Вам что, денег надо? У нас есть немного…
— Мутогин Дмитрий, я его Мутным зову, да и характер у него соответствующий… Он в одиннадцатой квартире обитает, вот зараза такая, денег занимал на два дня, а…
— Стоп еше раз! — уже обе руки Квашникова оказались выкинутыми вперед. — Здесь кроме вас еще кто-то живет?! Мы же стучали во все квартиры, готовы были…
— Не-е-е-е-е-е, ребята! — опять эта привычка до бесконечности тянуть гласные, — он просто так чужакам не откроет. Скажите, что вы от меня, от Анатолия Гаврилова.
Странноватый одноногий собеседник совершил столь же странное действие: вынул из подмышек костыли, поменял их местами, левый — на правый, затем снова сунул их подмышки. И что изменилось? Потом дверь сама собой принялась медленно закрываться, издавая протяжный ворчливый скрип. Щелчок замка выглядел тонким намеком, что они не такие уж желанные гости в этом доме. Компания переглянулась в общем поиске нужной эмоции или хотя бы нужного слова, за которое можно зацепиться для продолжения беседы. Ведь самое простое дело: несчастный человек попросил вернуть долг — вежливо так попросил. Косинов вдруг поймал себя на мысли, что наматывает уже пятнадцатый виток волос вокруг указательного пальца.
— Квартира одиннадцать… квар… а, там еще звонок — типа птичка поет.
Никто не мог объяснить, почему они так медленно и так нехотя поднимаются на четвертый этаж. Справа по борту вспыхивали и медленно угасали электрические лампочки, слева буквой Z вилась балюстрада неряшливой лестницы. Когда уже все трое недоверчиво пялились на цифру 11, Квашников вдруг произнес совершенно не в текущую тему:
— Я же Ленке, сеструхе, забыл SMS-ку отослать, а ведь обещал!
Как ни оттягивали момент, а кнопка звонка была-таки нажата.
— Мы от Анатолия Гаврилова, соседа вашего! — авторство реплики принадлежало Косинову, он же и исполнитель.
Ждали минуту, ждали две… Механическая птичка еще неоднократно выдавала свои однотипные рулады из нескольких нот, пока с обратной стороны двери наконец не послышалась возня.
— Да неужели, — прошептал Контагин.
В русской классической литературе прежде, чем знакомить читателя с новым героем романа, обязательно описывали его внешний вид. Ну например: «у господина Такого-то были такие-то усы, такой-то сюртук, такие-то черты лица», еще как правило походка — «или уверенная, или неряшливая или в меру застенчивая». Считалось, что портрет завуалировано подчеркивает характер. Современные литераторы часто отступают от этого правила либо попросту ленятся. В данном случае, если упустить описание внешнего вида, станет бессмысленным все дальнейшее повествование. Итак…
ИТАК.
Человек, появившийся в дверном проеме, словно только что сошел с палубы корабля, шагнул прямо оттуда в серый коридор вечного уныния: его бугристое тело плотно обтягивала тельняшка, черные брюки-клеш почти подметали собою пол, на голове — матросская бескозырка с двумя ленточками, как и полагается. Из-под бескозырки вздымались рыжие вихри волос. Его первые фразы быстро рассеяли все многоточия недосказанности и поставили жирный восклицательный знак полной ясности:
— Привет, юнги! Это вы здесь шумите-гремите-грохочите? — моряк (или выдающий себя за моряка) уперся огромными ручищами в оба косяка и вытянул вперед голову: вроде как внимательнее рассмотреть незваных гостей. — Юнги! Непорядок в нашем форте! Надо бы тише себя вести. Вас Двуликий ко мне послал? Так? Чего надо?
— Вас Дмитрий зовут? — неуверенно начал Косинов.
— Ну Дмитрий, ну зовут, ну меня… Надо чего?
Сразу говорить о деньгах было как-то неуместно, поэтому Косинов окольными путями пытался сделать беседу более дружественной. Слегка нагловатый тон обитателя одиннадцатой квартиры обескураживал и ставил под большое сомнение успех выполняемого поручения.
— У ваших соседей, — он указал на дверь с номером 10, — праздник какой? Мы несколько раз стучали…
— Даже не пытайтесь, — грубо оборвал матрос и скривил физиономию в брезгливой ухмылке. — Запой у них. Вечный. Они никогда не откроют.
— А вы не знаете, как открыть дверь подъезда?
— Не знаю и знать не хочу… Поймите, юнги, когда-то я был отличным моряком, бороздил вдоль и поперек просторы Ледовитого океана, даже на атомном крейсере ходил. Эх, времечко было! Знаете, как мы называли умеренный северо-восточный ветер? Малые зубки Большого Дракона. А если ветер штормовой — большие зубки Большого Дракона! Романтика! Но вот сейчас… как бы… я не совсем в ладах с представителями закона, скрываюсь я тут, поэтому чем меньше людей будут знать об этом месте, тем лучше. И уж точно никакие двери открывать я не нанимаюсь.
Квашников осторожно посторонил Косинова, решив сам продолжить беседу:
— Ваш сосед снизу говорит, что вы ему полтора косаря должны.
Смех, взорвавший тишину вокруг, оказался неприлично громким и раскатистым, в нем противоречиво сочетались и детская непосредственность, и неприкрытое нахальство и нечто личное, непонятное. В широченной да, в общем-то, красивой улыбке не хватало ровно одного зуба. Моряк передернул могучими плечами, а со стороны показалось будто он поколебал ими само небо. Огромные бугры мускул не спеша, с некой ленцой перекатывались под тельняшкой.
— А вы типа вышибалы, да? — и снова звуковые всполохи смеха.
— Не понимаю, чего здесь веселого? И еще не понимаю: почему бы старому искалеченному человеку не вернуть его законные деньги? — Квашников резко изменился во взгляде, но Дмитрию было чихать на все это.
Он и впрямь чихнул. Потом произнес:
— Нужны полторы тысячи? — ровным счетом из ниоткуда перед взором всех четверых появилась слегка замусоленная колода карт. — А ты выиграй!
— Послушайте, послушайте… — Квашников усилием воли подавил подступающий к горлу гнев. — Все что нам надо, это просто выйти из этого проклятого дома! Больше ничего! Какие игры?! Какие карты?! Вы откровенно издеваетесь?
— Тихо, тихо, юнга! Чего завелся? У нас на флоте таких буйных быстро награждали шваброй и половой тряпкой. — Матрос принялся машинально тасовать карты. Тут надо заметить, что грубоватые на вид пальцы довольно ловко перемешивали меж собой разноцветные картинки: создавалось нелепое впечатление, будто Дмитрий вот-вот собирается показать какой-нибудь карточный фокус, но он вдруг увлекся риторикой: — Итак, юнги, пора обрисовать ситуацию. Так? Так! А ситуация следующая… Первое — это вы вломились в мою квартиру, а не я в вашу. Второе — это вы требуете у меня денег, а не я у вас. И каков же мой ответ? Я предлагаю их выиграть в честной игре. Так поступают люди во всем мире.
Квашников несколько раз мотнул головой — весьма туго, но понимая: возразить-то и нечего. Случись то же самое в другое время да при других обстоятельствах — все выглядело бы вполне резонно. Колода карт с вычурной театральностью перепорхнула из одной ладони в другую, и матрос спрятал ее в кармане брюк. Потом просто помолчали и просто поглядели друг на друга.
— Нам надо посоветоваться, подождите пару минут.
Трое парней спустились на лестничную площадку третьего этажа. Ленточки с выпускного вечера, до сих пор перекинутые через плечо, выглядели теперь настолько замарано и уныло, что пора уж было их выкинуть на свалку жизненной истории. О них даже не вспоминали: болтается тряпка — и пусть дальше болтается. Контагин как-то пытался подпоясываться ею словно кушаком, но этот прикол быстро ему надоел, и ленточка снова висела как надо — алой молнией перечеркивая грудь снизу доверху.
— Кто чего скажет? — очень тихо спросил Квашников, но не услышав в ответ ни звука, сам же продолжил мысль: — Или вы считаете, холодное презрительное молчание красноречивее всяких слов? Я подписываюсь…
Косинов всем телом прижался к стене, да с такой силой, будто хотел вывалиться из этой пятиэтажной тюрьмы в некую другую реальность:
— Не понимаю, что происходит вообще? Откуда здесь эти люди? Кто они: секта — не секта, отшельники — не отшельники, бродяги — не бродяги?? Они не производят впечатление нормальных людей из нормального мира. — Его взор лениво полоснул пустоту и остановился на Контагине. — Извини, Зомби, я забыл, что к числу «нормальных людей из нормального мира» ты тоже не относишься.
Контагин совершенно игнорировал эвфемизм в свой адрес, переключившись на другую тему:
— А намылить бы этому морячку рожу! — Потом он пощупал свою более чем скромную мускулатуру и уже не столь уверенно произнес: — Ну почему я не такой здоровенький, как этот речной амбал? Или хотя бы как ты, Иваноид…
Квашников пощелкал косточками пальцев и вздохнул:
— Так. В карты кто-нибудь играть умеет?
— Ты серьезно?!
— А у кого-то другие идеи? Сидеть и медитировать на потолок? Высказывайте!
Контагин опустил взгляд, словно чувствовал личную вину за сложившуюся ситуацию:
— Я только в компьютерные игры, больше ни во что. Карты? Фи!
Косинов нервно подергал свои длинные патлы:
— Ну бывает, играю иногда.
— Идем!
На удивление всем, матрос до сих пор стоял на пороге, терпеливо поджидая своих незваных гостей, будто размышляя: «а куда вы, к чертям, отсюда денетесь?» Его чуб, вскинутый из-под бескозырки вихрем рыжей волны, казался добродушно-светлым, обманчиво отражающим характер. Да и сам Дмитрий производил впечатление типичного русского парня, без гнильцы и без показного апломба. Но это только со стороны и только чисто внешне.
— Мы будем играть, — хмуро констатировал Квашников, потом слегка подтолкнул вперед Косинова: — Он будет.
Лампочка пару раз мигнула зачумленным светом — или перебои с электричеством, или банальная мистика…