Головоломка из пяти этажей

###___пятый_осколок_мозаики___###

 — Вот видите, Лукреций только-только появился, а зрителям уже весело!

   Фигляр из квартиры №8, в коем лишь отдаленно мерещился человеческий облик, вытащил из-за пазухи маленькие цирковые шарики и принялся ими жонглировать, при этом попеременно выбрасывая вперед то левую, то правую ногу.

   — Оп-ля! Оп-ля!

   Косинов поморщился, словно надкусил кислое яблоко. Кажется, детишек на новый год и то развлекают более интеллектуальными номерами. Впрочем, буффонада длилась недолго, и этот факт скорее всего положительный. Клоун совершил длительный, даже излишне-затяжной поклон и вновь приветливо заулыбался. Цирковые шарики чудом исчезли неизвестно где.

   — К-как ваше имя, извините? — Квашников пытался-таки завести нормальный разговор, он в принципе не прочь был тоже поржать, да что-то устал немного.

   — На данный момент меня зовут Лукреций! — Разлинованный под шахматную доску колпак снова принял горизонтальное положение, в ответ выпускники девятой школы лишь слегка кивнули головой. Упражняться в средневековых реверансах им не позволяла репутация здравомыслящих людей.

   — Что значит «на данный момент»?

   Клоун сложил руки на боках и принялся отбивать чечетку. Огромные неуклюжие башмаки, точно две калоши пятьдесят пятого размера, ходили ходуном независимо от движения ног, от этого исполняемая чечетка на слух скорее напоминала хлюпанье по лужам. Впрочем, такая интермедия быстро всем надоела, в том числе и ее эксцентричному исполнителю.

   — «На данный момент» то и значит: в данный час, в данную минуту и в данную секунду. Я каждый день придумываю себе новые имена, а порою и по несколько имен. Вот к примеру, во вторник меня звали Аркевелиусом, в среду — Макроиннариумом, в четверг — Солиторием, в пятницу утром я был Лаптапием, к обеду уже стал Сиибаазом, а к вечеру превратился в князя Мышкина. Сейчас же имею честь слыть Лукрецием. Видите! Я меняю имена как перчатки! Кто из смертных еще может похвастать этим?

   Контагина слегка перекосило, его фишку «смертные» использует кто-то еще. Квашников обернулся в сторону товарищей и откровенно растерянным взглядом посмотрел на каждого, потом прошептал:

   — Это уже хронический случай, лечению не поддается…

   Лукреций радужно рассмеялся:

   — Кстати! Кстати! Вас я буду звать Фрик №1, — его палец указал на Иваноида, — Фрик №2, — тот же палец переместился в центр груди Косинова, — и Фрик №3, — стоящий в наибольшем отдалении Контагин почувствовал на себе ядовито-сардонический взор, будто его насквозь проткнули этим взором. — Поймите, друзья! Просто цифры мне намного легче запомнить, чем слова. Будем знакомы!

   Последовал прыжок на одном месте. Громоздкие башмаки чуть не вынырнули из своего хозяина.

   — Ну что ж, будем знакомы, — как-то обреченно произнес Квашников.

   — Кстати! Кстати! — Лукреций подошел поближе. — На ваших праздничных ленточках я прочитал слово ВЫ-ПУС-КНИК… Вас откуда-то выпустили? Скажите! Скажите!

   — Угу, прямо из циркового училища. Теперь вы скажите — один-единственный серьезный вопрос вам задать можно?

   — Подождите, прежде мне нужно изобразить серьезное лицо.

   Клоун и впрямь изменился, его излишне живая мимика больше не паясничала, глаза стали спокойными, губы очерчивали ровную линию, на изрядно загримированном лице исчезли все морщины. Только одна непонятная деталь: к облику «серьезной» физиономии как-то не клеился чуть высунутый кончик языка.

   — Знаете как открыть дверь в подъезде? — Квашников отчеканил каждое слово, дабы оно не допускало двусмысленность.

   — А-а-а…

   — А-а-а?

   — А-а-а… я не знаю как сказать!!

        А-а-а я не знаю как сплясать!!

        А-а-а я не знаю что мне спеть!!

        Не знаю как мне дверь ту отпере-е-еть!!!!!!!!!!

   Вечно Веселый, кажется, довел себя до состояния полной экзальтации: он принялся плясать, размахивая руками и ногами. Потом перешел на верхний брейк, совершил пару движений в стиле степ, даже пытался изобразить «лунную походку» М. Джексона.

   — Понятно! — Квашников тяжело вздохнул. — Дайте нам порошок радости, и мы расходимся. Надеюсь, навсегда…

   Лукреций долго и не моргая смотрел Иваноиду в глаза. Кажись, его настроение наконец-то по-настоящему изменилось. Под слоем белой штукатурки, чудом не отваливающейся с лица, мелькнуло нечто похожее на задумчивость. Искусственный круглый нос пару раз повертелся туда-сюда и издал непонятный звук. Резинка, на которой держался этот нос, комично делила голову на две половины: верхнюю, там где обитал выхолощенный разум, и нижнюю: в ней не обитало ничего, кроме не в меру болтливого языка.

   — Фрики, вам нужен порошок радости? Зачем? Жизнь и так полна веселья. А хотите, пощекочу вас…

   — Не-не! Не утруждайте себя, Лукреций. Порошка будет достаточно, хоть немного.

   — Да? А вы знаете условия? — Клоун растянул резинку, почесал свой настоящий нос, поморщился и откровенно чихнул.

   — Какие еще условия?

   — Вы должны отгадать загадку. Простая такая, детская почти. Отгадаете — порошок ваш. Прошу заметить: я не требую с вас денег, не заставляю вас плясать или петь…

   Квашников закрыл глаза и сосчитал до трех. Что-то желчное, бурлящее и требующее выхода подступило к горлу… В своих бунтующих мыслях он уже воображал, как вернется сюда с накаченными крепкими пацанами и от души начистит рожу: и морячку, и клоуну, да и «Титикову» заодно, чтоб не путался под ногами. Но взбудораженная фантазия на этом не остановилась: он уже видел, как к пятиэтажке подъезжают здоровенные бульдозеры, чтобы после направленного взрыва сровнять это место с землей…

   — Хорошо, давай загадку.

   Лукреций вновь заулыбался, принялся жуировать словами и эмоциями, да пантомимой рук высказывать все то, что не озвучено.

   — Фрик №1, благодарю за понимание. Вот загадка: «У него три лапы, девять хвостов, две головы, одно крыло и печальный вид. Кто это или что это?» Кстати! Кстати! Как-то я загадал ее тупому матросу с верхнего этажа, так он целую неделю думал! Ха! За неделю я успел поменять десять имен! Ха-ха!

   — Абракадабра! — ляпнул Косинов первую по алфавиту мысль, просто на букву «а» более вменяемого ничего не нашлось. — Угадал?

   — А вот и нет! Первую попытку использовали, осталось две! — Клоун показал «зрителям» пару пальцев в виде латинской «V» и продолжил: — У вас еще две попытки, советую не торопиться и подумать как следует. Не отгадаете — не видать вам порошка вовсе! Ха-ха! Вы точно не хотите, чтоб я вас пощекотал? Это же весело! Ну ладно… когда отгадаете, просто постучите.

   Дверь медленно закрылась, и размалеванное наваждение в виде шута исчезло с глаз долой. Потом пришла ТИШИНА столь свойственная моментам, в которые все двенадцать дверей всех квартир наглухо заперты. Какая бы ни было радость показалась сейчас столь же недосягаемой, как и порошок, названный ее именем. Что оставалось делать? Послонялись по лестничной площадке, попинали воздух, обреченно повздыхали…

   — У меня просто нет комментариев, — Квашников первым подал голос. — No comments… Слушай, Зомби, я давно хотел спросить да все стеснялся: ты, случайно, не знаешь — три лапы, девять хвостов, две головы, одно крыло и печальный вид, кто такой? Как его фамилия?

   Контагин выглядел предельно сосредоточенным. Его мысли, зашторенные абсолютной чернотой зрачков, оставались недоступными даже для телепата.

   — Слушайте, может, ответить как в детском анекдоте, типа «девятихвостый однокрыл» или нечто подобное…

   Квашников схватился за голову:

   — Меня просто коробит мысль, что мы сейчас размышляем над этим ВСЕРЬЕЗ!

   — Есть другой более простой вариант. — Контагин раз пять ударил правым кулаком по своей левой ладони. — Втащить арлекину как следует да вытрясти из него порошок! Вместе с дерьмом и дурацким смехом!

   Немного помолчали. Даже от природы миролюбивый Косинов начал сомневаться и колебаться. Иваноид, родоначальник и заводила всех импульсивных ситуаций, тем не менее выставил пухлую пятерню вперед. Как ни странно — в жесте примирения.

   — Нет. Этот вариант отложим на самый крайний случай. Пока не поймем, куда мы вообще попали, придется играть по их правилам. А теперь — думаем.

   Куда деваться — пришлось думать. Перед мысленным взором выпускников девятой школы поползли настоящие чудища: то с тремя ногами, то с девятью хвостами, причем, к ним еще нужно было приделать куда-то одно крыло. Чудища кое-как проползали, кривлялись и скалились, упрашивая вернуть их обратно в мир Небытия. Самое сложное было придумать: каким словом все это называется. Драконы? Мутанты? Хромоногие Путанты?

   — Да бестолку! Он же сумасшедший! Или в наглую издевается! — Косинов, обычно откидывающий челку назад, теперь наоборот надвинул ее на лицо. Наверное, таким оригинальным способом хотел укрыться от всех вокруг.

   «З-з-з-з-з-з…» — возникший из ниоткуда звук показался сначала попросту залетным глюком. Но звук усилился, обретая тембр и отчетливо меняя свой источник. В воздухе летала муха, бесцеремонно пикируя прямо под носом у существ куда более развитых. Черной точкой она рисовала непредсказуемые зигзаги, ища место для посадки, и нашла его почему-то на штанине Контагина. Немного поползала по коленке, погрызла джинсовую ткань да воспарила, аки птица, в воздух. И снова «з-з-з-з…»

   — Зомби, чем ты пахнешь, что мухи именно к тебе липнут? Думаю, недолго ей порхать осталось, там наверху паук какой-то живет. — Квашников в который уж раз попытался отряхнуть изрядно замызганный костюм, потом произнес: — Будь что будет!

   С этим посылом он постучался в восьмую квартиру. На сей раз ждать долго не пришлось, дверь приоткрылась и показалась мажорная, размалеванная всеми цветами безумия, рожа Вечно Веселого. Улыбка полного олигофрена прилагалась автоматически.

   — Вымершее древнее животное, я лично на картинке такое видел!

   — Не, Фрик №1, не угадал! У вас осталась одна попытка. — Клоун, так и не соизволив выглянуть полностью, исчез в тонированном зазеркалье своей квартиры.

   — Факк!! — Тяжелый  мясистый кулак с размаху стукнул о стену, даже посыпался песок штукатурки. — Я уже начинаю терять терпение! Всерьез!

   — Иваноид, ты чего и вправду думал, что с девятью хвостами — это древнее животное?! Сказал бы: персонаж мультика, хотя бы.

   — Пойдемте прогуляемся до подъезда. Просто чтобы остыть и немного развеяться.

   Термин «прогуляемся» выглядел в данной ситуации более чем горькой иронией. Бесконечные подъемы и спуски по одной и той же лестнице раз за разом подтачивали психику, а в перспективе помогали впасть в старческий маразм лет на пятьдесят раньше самого пришествия старости. Надежда, что каким-нибудь чудом парадная дверь да откроется, все больше растворялась в местном смердящем миазмами воздухе. Вот и сейчас… лишь глухая железная стена, за которой заканчивалось само бытие. Так казалось. Никаких МЧС, никакой полиции, ни Вундера, будь он проклят. Оставалось тешить себя мыслью, что прошло пока недостаточное количество времени… Действительно, а что еще оставалось?

   Контагин отмерил нервными шагами весь периметр подъезда, хотел пнуть от злости почтовый ящик, но передумал. В его зрачках крошечными бликами мелькнула кое-какая мысль:

   — А чего мы тупим, смертные? Зачем нам вообще этот порошок? Понятно, что с морячком нам не справиться, на калеку никогда не поднимется рука. Клоун… выглядит здоровеньким, да нам он и не нужен вовсе! Возьмем профессора за шкирку, выкинем из квартиры, сами найдем тот долбанный-передолбанный гвоздодер да разнесем к чертям и ангелам, наконец, эту дверь!

   Квашников подошел и мягко положил обе руки на плечи Контагина:

   — Поздравляю, Зомби, твой разлагающийся мозг еще способен генерировать здравые идеи! Идем!

   В квартиру №9 постучались как можно вежливей, боясь лишним неаккуратным движением разрушить весь план.

   — Профессор! Откройте! Мы достали, что вы просили!

   Не прошло и пяти секунд, как приглушенный старческий голос заскрипел откуда-то с той стороны здравого смысла:

   — Не врите своему наутьному руководителю! У вас нет есе пороска! Пока не достанете поросок, не открою! А раствор есе не готов! Так и сказыте Михал Савелитю.

   — Вот, с**а, он пади подслушивает у двери сидит! Паразит шестиглазый!

   Лабиринт, в котором они находились, начинал захлопываться со всех сторон. Здравый прагматизм подсказывал, что с жильцами дома лучше не ссориться ни при каких обстоятельствах, сколь бы странными и неадекватными эти жильцы не казались. Если они вдруг перестанут открывать двери, то мышеловка окончательно защелкнется. Даже воды попить никто не вынесет. Поэтому всем троим снова пришлось подавить внутреннее раздражение и хотя бы попытаться свершить подвиг здравомыслия. А подвиг заключался в ответе на единственный вопрос: что делать дальше?

    — Стойте! Клоун вроде говорил, что задавал эту загадку моряку… да точно говорил! Тот еще неделю думал. Врет — не врет? — Контагин совсем уж отупевшим взором уставился в ближайший угол.

   — Да поймите, парни, на эту плоскую загадку нет никакого ответа! Нас медленно пытаются свести с ума, и пока этот факт не свершился, не плохо бы понять — кто и зачем это делает? — Косинов разбежался и подошвой ботинка впечатал по стене. Оставшийся след выглядел каким-никаким а произведением живописи на фоне годами темнеющей известки.

   Как ни пытались свести разговор к другим темам, как ни оттягивали момент, но вскоре все трое вновь находились на четвертом этаже рядом с квартирой 11. До жути не хотелось звонить и, честное слово, если бы в качестве альтернативы или в качестве гипотетического варианта им бы сейчас предложили сигануть вниз прям с четвертого этажа, наверняка бы согласились. Дмитрий, кажется, и не думал переодеваться. Была ли у него вообще сменная одежда — тоже вопрос, только приоритетом бесконечно ниже. Он стоял в той же тельняшке, в тех же парадных черных брюках и в той же бескозырке. Смысл носить в доме бескозырку не умещался ни в правом, ни в левом полушарии. Зачем?! Такое ощущение, что прямо с балкона у него выход на палубу дрейфующего корабля. Впрочем… судя по его фантазиям, и это не исключено.

   — Юнги! Рад вас снова видеть! — он даже приветливо пожал каждому руку. — Кстати, вспомнилась одна забавная история! Недалеко от Берингова пролива несли мы как-то вахту: бурлящий кильватер позади, синяя бездна впереди. Была же романтика! Волны пытались царапать наши борта и разбивались в ничтожные брызги. Мичман Гриньковец, гнилой такой дядька, орал на нас из-за всякого пустяка. И тут по левому траверзу…

   Никто не смел перебивать исповедь морячка, дабы у того ненароком не испортилось настроение. Пришлось в течение десяти минут выслушивать длинную морскую байку. Смысл ее в том, что произошла какая-то заваруха с японскими браконьерскими судами. В конце заварухи Дмитрий выглядел чуть ли не главным героем, а «гнилой мичман Гриньковец» схлопотал от вышестоящего начальства выговор. Да, и конечно же главное: японские браконьеры были постыжены и посрамлены (т.е. удачно задержаны). Косинову эта история даже понравилась.

   — Послушайте, Дмитрий, один немного странный вопрос. — Квашников пожевал губу, усиленно пытаясь найти наиболее удачную формулировку, но понял, что лучше сказать прямо: — У него три лапы, девять хвостов, две головы, одно крыло и печальный вид. Кто это? Или что это?

   Любой другой, услышав подобную лексическую форму, первым делом состроил бы круглые глаза или покрутил бы пальцем у виска. Но странно! У матроса даже тени на лице не пошевелились, он выглядел таким спокойным будто ожидал именно этого вопроса. И именно в такой формулировке. Он несколько наигранно почесал свой выпирающий кадык и чуть заметно ухмыльнулся — всего одним уголком губы.

   — Это Вечно Веселый вам воду мутит? Похоже, похоже… Вы разве еще не поняли? Он же дурачок.

   Иваноида так и подначивало сказать: «главный из всех местных дурачков», но произнес он другое:

   — Так вы знаете ответ?

   — Знаю, знаю…

   — Мы как — друзья или нет?

   На свет, который некоторые романтики почитают «белым», появилась знакомая колода карт. Она замысловато покрутилась между ловкими пальцами, подставляя взору то зеленое полотно рубашки, то злобный лик крестового короля, волей Случая оказавшегося в авангарде всей колоды. Следующая реплика моряка была уже вполне предсказуема:

   — Нужен ответ? Так выиграйте!

   Карты, привлекая к себе внимание, заманчиво прошуршали бумажными краями. Что поделаешь — спорить бесполезно, угрожать бесполезно, уговаривать бесполезно, унижаться… ну уж нет! Этого он точно не дождется!

   — Играем в простого русского дурака! — выдвинул условие Косинов.

   — Да на здоровье! Что на кону?

   — Мобильник.

   Незаметным движением руки снова на пороге появился тот маленький столик, все более убеждая окружающих, что он куплен (или сделан) именно для таких торжественных случаев. Тасовали по очереди, сложными манипуляциями каждый демонстрируя ловкость собственных рук, и увы, на данном этапе морячок выглядел явным лидером. Колода глухим шлепком потревожила столик, из под нее смотрел квадратный красный глаз бубнового туза. Значит — бубни козыри. Поединок, который с незначительной натяжкой можно даже было назвать «интеллектуальным», длился минуты три, не больше. Когда последняя карта легла на стол, оба оппонента выглядели предельно спокойными, даже по очереди зевнули.

   — Кто выиграл-то? — спросил Квашников, который даже не следил за развитием событий.

   Дмитрий еще раз зевнул и показал пальцем в сторону от себя:

   — Он.

   — Так каков же ответ на загадку?

   Матрос выдержал паузу, аккуратно собирая карты в колоду, затем снова для чего-то принялся их тасовать. Встречный вопрос, казалось, ну совершенно не вписывался в тему:

   — А у вас, юнги, память хорошая? Длинное слово запомнить сможете?

   — По частям запомним если надо.

   — Бонифациониус Либертинус Лаакромэнтагесниколасада, — идеально серьезным тоном выложил Дмитрий.

   И странное дело: почему-то никто этому не удивился, даже бровью не повел. Более того, Косинов спешно принялся наносить сброд произнесенных слогов в свой телефон, потом лишь задал уточняющий вопрос:

   — Я правильно понимаю: тот, у кого три лапы, девять хвостов, две головы, одно крыло и печальный вид это… Бонифациониус Либертинус Лаакромэнтагесниколасада??????? Клянусь, я об этом роман напишу!

   — И в романе не забудь указать, что история уходит корнями в детство этого психа. Короче, слушайте: когда Вечно Веселому было всего шесть лет, он очень любил рисовать. Как-то он решил изобразить на альбомном листе своего котенка, но вместо котенка вышло настоящее чудо-юдо с девятью хвостами и так далее… Он и придумал этому чуду столь замысловатое имя. Есть предположение врачей, что именно в тот момент Вечно Веселый и тронулся мозгами. Кстати, портрет чуда-юда до сих пор висит над его кроватью. Если какими-нибудь судьбами побываете в его комнате, сразу увидите.

   — Хорошо! Только как мы… — Косинов ткнул себя в грудь всеми десятью пальцами, — должны были до этого догадаться?

   Дмитрий поморщился, поправил бескозырку, пожал двумя вершинами здоровенных плеч и спокойно сказал:

   — Ну, наверное… надо было очень-очень, даже ОЧЕНЬ хорошо подумать! Вас же только что из школы выпустили!      

   Моряк ретировался, исчезнув в миниатюрных закоулках своей квартиры, и желания увидеть его в третий раз ни у кого не возникало. Да и Косинов понимал, что если сейчас ему попросту легла удачная карта, в следующем заходе за какой-нибудь «подсказкой» он может лишиться последнего имущества — телефона. Контагин, проявляющий свое любопытство на каждом углу и на каждом столбу, прислонил ухо к двери квартиры №10 и тут же состроил выразительную гримасу, по которой можно было однозначно судить — гулянка продолжается, песни все еще поют, стучать бесполезно. Становилось просто интересно: этому маразму когда-нибудь наступит конец?

   Повторно увидеть клоуна было уже не так страшно. Импресарио собственной глупости вышел в знакомом красно-синем шутовском одеянии, как будто до этого он спал на одном боку в разлитой синей краске, а затем перевернулся в лужу с красной. Возможно, клоуны таким образом размалевывают себя конкретно для того, чтобы по цвету определять — где у них правая рука, а где левая. И если штанина, к примеру, синяя, то танцевать нужно именно с этой ноги.

    — Оп-ля! Зрители пришли! — Гаер выкинул обе руки вверх, помада на его губах поплыла в широченной улыбке, растянувшись чуть ли ни от одного уха до другого.

   — Здравствуйте, Лукреций… — начал было Квашников.

   — Э, не-ет! Лукрецием меня звали полчаса назад, а сейчас мое имя… м-м-м… — Вечно Веселый постучал пальцами по накрахмаленной бороде. Его взгляд, отражаясь от потолка, был направлен внутрь себя, любимого. — Мое имя Ксандр! Да, Ксандр! Так царя одного величали.

   — Хорошо, Ксандр, мы нашли ответ на вашу загадку.

   — Да?! Весело! Весело! — Клоун снова принялся отбивать чечетку, сложив руки на бока. Не доставало его коронной фразы: «заметьте, я не требую с вас никаких денег». Башмаки, как и прежде, неуклюже пытались копировать дурачество разноцветных ног.

   Иваноид закрыл глаза и помотал головой, думая, что таким простым обрядом отгонит от себя наваждение реальности. Потом произнес, читая с подсвеченного телефона:

   — Это Бонифациониус Либертинус Лаакромэнтагесниколасада, — даже не запнулся ни разу.

   — Правильно! Правильно! — шут захлопал в ладоши. — А вы долго думали?

   — Ровно три дня и три ночи.

   — Вы заслужили порошок радости, сейчас принесу.

   Стразу три облегченных вздоха последовали за хлопком двери. Оказывается, к любым мозгам (в том числе и загримированным) нужно попросту подобрать свой ключ. Ксандр вынес небольшой пакетик с порошком белого цвета и как-то бесшумно исчез. Абсолютно тихо: без песен и плясок, и о его существовании в ту же секунду забыли. Контагин покрутил пакетик перед лицом и странное дело: в его зрачках цвета дегтя тот не отразился даже маленьким бликом. Вообще, зрачки Зомби умели избирательно отражать окружающие их предметы — все лишнее и ненужное в них исчезало как в двух черных дырах.

   — Думаете, кокаин?

   — Я думаю только одно, — Квашников небрежно отобрал у него дозу, — скорее бы слинять отсюда.

   Предстояла встреча с самым умным обитателем кунсткамеры, и уже начинали молиться на голые стены, чтоб она оказалась последней. На сей раз в квартире №9 долго не открывали. Ученый скорее всего уснул в царстве химических формул или переосмысливал все бытие мироздания (а это, поверьте, очень длительный процесс). Лишь четвертый по счету возглас:

   — Порошок у нас! — возымел ответное действие.

   Сначала показались четыре линзы, далее два огромных глаза и лишь затем профессор выполз целиком. Длинная седая борода походила на помойную метлу: к тому же в ней застряли крошки еды и прочий мусор. Лысина, отражая свет недалекой лампочки, казалась самой ясной частью тела (почти лучезарной). Походка старого ученого — та еще история: возникало ощущение, что он не шагает, а путешествует внутри громоздких тапочек, волоча их за собой. Ходит в них словно на лыжах, шлифуя бетонированный пол. Чичиков принялся усиленно щуриться, глядя то на одного, то на другого гостя. И чего щуриться? Плохо видит — надел бы сверху еще одни очки, восемь глаз куда лучше шести… Но впечатление от внешности добила его фраза:

   — Вы кто?

   Контагин отвернулся и плюнул в дальнюю стенку. Со всей откровенностью и злостью.

   — Ваши младшие научные сотрудники, полчаса назад у вас были! — Квашников говорил громко, чуть ли не орал.

   — Вы от Михал Савелитя?

   — Именно! Порошок радости принесли! — Иваноид выдохнул эти слова прям в лицо забывчивому старику.

   — Ах, да-да-да! — Чичиков шлепнул себя по лысине, и в его голове щелкнул какой-то переключатель. — Вспомнил!

   То, что происходило дальше, нужно было снять на сотовый телефон. И, если б не подступающее состояние астении, наверняка так бы и сделали. Профессор трясущимися руками принял подарок, посмотрел на него как на колье из бриллиантов, потом прошел в свою комнату и сел за один из многочисленных столиков. Остальные направились следом, закрывая нос от непривычных запахов.

   — Я б здесь давно подох, — бросил короткую фразу Квашников.

   Но Чичиков, видать, совсем уж потерял интерес к своим «научным сотрудникам», сгреб в одну груду часть пустых склянок, освобождая место на столе, и высыпал на его поверхность весь порошок. Иногда с его беззубого рта срывалось нечто «м-ня… м-ня… м-ня-м-ня…», словно он не произносил, а разжевывал какие-то звуки. Откуда ни возьмись появилась тонкая стеклянная трубочка, один конец которой сразу был засунут в ноздрю. Другим концом Шестиглазый принялся втягивать порошок да еще сопел при этом как паровоз. Пять-шесть затяжек, и глаза Евгения Чичикова закатились, заискрились… Блаженная улыбка отпечаталась на морщинистом лице, унося научного руководителя в синтетическую нирвану. Профессор принялся раскачиваться вправо-влево, что-то мурлыкая под нос. Даже линзы очков по-особому засверкали отраженным светом. Когда старичок вновь потянулся к порошку, Квашников даже испугался:

   — Сейчас вырубится, проститутка такая! Кто нам тогда гвоздодер искать будет?

   Шестиглазый громко чихнул, чуть не свалившись при этом с табуретки.

   — Эй, профессор! Вспомните, что вы обещали!

   — Э-э-э! — Чичиков приветливо помахал рукой остальным — примерно так машут космонавты перед стартом. — Я помню!

   Пошатываясь, он поднялся и куда-то побрел. Один тапочек слетел с ноги сразу, а через пять шагов откинулся второй. И профессор поковылял как босяк, являя миру обнаженные пятки российской науки и шлепая голыми ступнями по прожженному кислотой линолеуму. В ванной он провозился минут десять, в коридоре еще пять, а на кухне, казалось, вообще сгинул… когда все же вернулся, его растерянный вид начинал внушать тревогу.

   — Куда зе я подевал этот гвоздодер? — он в усиленном режиме почесал лысину. — Вспомнил! Проклятый склероз! Я зе его отдал!

   — Кому?!! — рявкнули одновременно три голоса.

   — Этому… Ветьно Веселому… за дозу, казется…

   Квашников хотел пнуть ближайший столик, чтобы склянки с химическими реактивами разлетелись вдребезги по всем координатам пространства. Особенно противно было наблюдать, как Шестиглазый вновь притащил свое туловище к «порошку радости» и вытянул худющую шею, чтобы еще разок нюхнуть. Так и подступало искушение свернуть эту шею, дабы голова почувствовала настоящую свободу не только от томительного духа, но и от самого тела.

   — Выходит, — Косинов потер вспотевшие ладони, — мы уже давно могли его забрать…

   — Есе как могли! — Чичиков, закрывая одну ноздрю пальцем, другой жадно пожирал рассыпанную по столу радость.

   Дверь квартиры №9 не просто закрылась, ее затрамбовали несколькими пинками, чтобы это шестиглазое чудо больше никогда оттуда не вылазило и не поганило свет божий. Необходимо было минут пять, чтобы просто успокоиться. Квашников и Контагин нервно выкурили одну сигарету на двоих. Медленно-медленно, но мысли потихоньку прекращали ментальный бунт, остывали, рассаживались на симпозиуме где-то внутри головы и занялись, наконец, своими прямыми обязанностями — стали думать.

   — А чего думать? Идти к арлекину, смотреть очередное представление и забирать железку. Ой, чую я скоро не сдержусь… — Иваноид разговаривал маленькими облачками дыма, которые вместе с ядом извергались из легких.  

      Итак, маршрут лежал от двери №9 к двери №8  — это ровно два шага влево. Загадочная квартира под номером 7 излучала пока мертвую тишину, если только не окажется, что для выполнения очередного квеста придется направляться именно туда, а в ней живет еще какой-нибудь крендель с личными тараканами в голове. Впрочем, после заполошного клоуна уже вряд ли что-то могло по-настоящему удивить. Стучать к нему до жути не хотелось, разговаривать — и подавно.

   — Слушай, Косинус, давай-ка ты! Я уже задолбался вести дипломатические переговоры с этими психами. — Квашников поморщился и всем своим видом показал, что реально утомился.

   Тарабанить по глухому металлу двери снова пришлось минуты три, не меньше. Вечно Веселый либо крепко спал, либо путешествовал в одном из ближайших параллельных миров (не стоит забывать, что наркотики хранились именно у него). Но вот он появился. И вновь — неподдельно радостный, и вновь —  с плескающими через край эмоциями. Приторной патетикой была пропитана каждая буква каждого слога:

   — Здравствуйте! Здравствуйте! О, Фрик №2, приветствую тебя! Зрители требуют веселья? — Широко распахнутые глаза клоуна и этот живой взгляд — пожалуй единственное, что осталось в его внешности от нормального человека.

   Косинов попытался быть резким и грубым, но от природы мягкий голос свел желание откровенного наезда к неуверенной просьбе:

   — Гвоздодер имеется? Сойдет монтировка, ломик, железный штырь… что-нибудь в этом роде.

   — У Ксандра есть гвоздодер. А зачем? Устроить представление?

   Косинов посмотрел в сторону товарищей, прося у них немой подсказки и собственной мимикой как бы говоря: «ну как с такими можно вести адекватный диалог?» Глупое молчание нарушил сам шут:

   — Если решите еще одну загадку, будет вам чего просите.

   Квашников сжал скулы и чуть заметно кивнул. Контагин в этот момент наблюдал, как его плевок, минуя лестничные пролеты, стремится в самый низ. Вечно Веселый на какое-то время исчез в своей квартире и тотчас вернулся с небольшим кусочком мела, вручая его лично Косинову. Потом он произнес без всякого пафоса:

   — Нарисуйте треугольник в котором четыре угла. У вас ровно одна попытка. И не беспокойте меня, пока не найдете решение.

   По непонятной причине тон Ксандра заметно изменился, как будто он имел ввиду нечто вроде «отвяжитесь от меня». Щелкнул дверной замок, и снова вокруг — железобетонная ТИШИНА, ставшая уже чуточку священной. Даже не хотелось осквернять ее ничтожными человеческими словами. Косинов повертел в руках мел, попробовал его на язык, потом принялся рисовать на полу уродливые фигуры тригонометрического гротеска. Но как не чертил, у всех треугольников, в том числе косых, кривых, безразмерно пухлых, четвертого угла так и не появлялось.

   — Эх, жаль Идеальномыслящий в самоволке…

   — Я знаю! — неожиданно и резко заявил Квашников, у которого по математике если и бывали плюсы, то только после оценки «три». — Дай сюда мел.

   Он отошел на несколько шагов, присел на корточки и принялся выразительно чертить. Одна сторона треугольника прошлась по стене от плинтуса до самого края, другая его сторона уже лежала на стене смежной, а третья замыкала всю композицию по полу.

   — Понятно? Четвертый угол — это угол самого здания, неучи.

   Незатейливая геометрическая фигура в формате 3D теперь как бы обрела свой объем. Кусочек мела был с гордостью переломлен пополам.

   — Брависсимо, Иваноид! — здесь Косинов восхищался совершенно искренне.

   — И если через пять минут я не буду держать в руках этот чертов гвоздодер… клянусь, размажу арлекина по стенке! Все! Игрушки закончились!

   Ксандр (он же бывший Лукреций, Аркевелиус, Макроиннариум, Солиторий, Лаптапий, Сиибааз и даже князь Мышкин) легким сквозняком вынырнул из-за двери и прохлопал по ушам «зрителей» стуком огромных башмаков. Улыбка, казалось, навечно поселилась у него на губах и не смывалась оттуда даже дорогостоящими шампунями. Красно-синий костюм был слегка великоват, мешковат, стилистически грубоват, но в другом клоуна еще никто не видел. «Он в нем спит, что ли?» — где-то поблизости мелькнула чья-то виртуальная мысль. Дурацкий колпак шахматной расцветки нелепо перекосился набок и чуть не слетал с головы.

   — Правильно! Правильно! — заголосил шут и снова взялся подпрыгивать как ужаленный. — Гвоздодер ваш! Вы его заслужили! Фрик №1, Фрик №2, Фрик №3, поздравляю вас!

   Он исчез, чтобы вернуться вместе с наградой. Прохладная надежда на то, что история с детскими играми близится к завершению, омрачалась другой мыслью: сколько же времени понадобится для взлома довольно массивной двери подъезда? И так ли это просто, как сейчас кажется? В городе дверь любой пятиэтажки можно было просто с разбега пнуть ногой, и никакие кодовые замки, никакие магические закли…

   Клоун вернулся и всех внезапно ошарашил. У него в руках находился игрушечный пластмассовый гвоздодер размером чуть больше ладони. Еще никогда улыбка человеческого лица не источала столько яда. Квашников аккуратно взял двумя пальцами пародию на плотницкий инструмент и тут же легким щелчком переломил ее напополам.

   — Это… ВСЕ? — Он посмотрел в наивные, ничего не соображающие глаза Вечно Веселого, затем повторил куда более жестко: — Я спрашиваю: это все?!

   — Зрители, а в чем проблема? Мы ведь не договаривались ни о размерах, ни о материале изделия! Вы просили гвоздодер? Вы его получили…

   — Я знал, что моему терпению когда-то придет конец… — не произнес, а натянуто прошипел Квашников. Он схватил клоуна за грудки и слегка приподнял. — Вы все издеваетесь, да?! Издеваетесь откровенно?! Вы все в сговоре?!

   Косинов хотел что-то возразить, но было уже поздно. Резкий удар в челюсть отбросил шута обратно в коридор квартиры. Оба башмака вместе с идиотским колпаком разлетелись по сторонам, обретя наконец свободу от безумия хозяина. Послышался звон битого стекла: скорее всего, навернулось какое-нибудь зеркало. А вспыхнувший гневом Иваноид уже не мог остановиться: