Воины хаоса

Привал.

        Я люблю тебя Краймер.

         Эти слова накладываются на образ бойни, обостряя наслаждение от убийства врага. В глазах врага отражается, - четко, лучше, чем в зеркалах – неверие. Они не верят, что могут умереть так быстро и бесславно. Ведь жизни юнитов, это совсем не то же самое, что вялое, полумеханическое движение прочих судеб. Они все – лучики великого солнца. Науки. Они не могут быть убиты вот так, небрежным движения черного клинка. Это же просто глупо. Умереть от рук неизвестности. Быть уничтоженным суевериями. Пасть от удара примитивной легенды.

         Какое наслаждение.

         Рассекать их одного за другим. Мстить. Рушить гадкий мирок, за стеной ружей, стеной вседозволенности, наглого бесстрашия, подкрепленного дьявольской силой. Обжигающее прикосновение выстрелов только распаляет гнев, кровавую страсть! Давить гадов, давить, выпускать кишки, кричать в искаженные лица, рвать, разбрасывать, отнимать у них веру в собственную избранность. Ритуал был проведен правильно и теперь я - Рука Кулемы, я праведная сила, я единственная истина, которая стоит выше любого откровения вашей нечистой Ноу’ки.

         Вытянутое лицо, пустой взгляд, тонкие прямые губы манерного мужеложца. Выкрикивает приказы, пока их махтаву, жалкое, обосравшееся ничтожество, уволакивают телохранители. Вбить его собачий лай обратно в глотку. Латным кулаком. Пусть трещат зубы, путь дробится челюсть, пусть он, наконец, заткнется, оскорбительное подобие воина. А потом подбросить его как кусок припущенного мяса и рассечь на глазах скулящих прислужников. Миротворцев.

         Их мир – это постоянное пожирание слабых.

         Маска сияющего солнца. Отполированное золото, за которым прячется голод. Они хотят все земли, какие есть. Все моря, реки и озера. Мыслимо это? Тайдемалар, смеешься ли ты в своих небесных чертогах?

         Кровь испаряется на черных доспехах.

         Я люблю тебя, Краймер Недовольный. Сын Кулемы. Молчаливый воин хаоса.

         Ицена. Жена моя. Тебе нравится, как они умирают?

         Да, но этого мало. Ты должен у***ь всех.

         Кашель.

         Краймер открыл глаза. Он лежал на мягком настиле из мха. От неба его укрывал низкий навес из веток ягеля и трав, промазанный глиной. Рядом потрескивал огонь, было тепло. Джуна спала под правым боком, сопя как щенок хуржа. Она согревала не хуже огня, теплая, почти горячая, будто печной камушек. Недовольный вспомнил историю про яйцо, которую она так и не дорассказала и фыркнул. Некоторое время воин смотрел на расслабленное лицо ведьмы. Из полуоткрытого рта набежала темная слюнка. Вымоталась, девчушка.

         - Джуна, - позвал Карймер.

         Та вздрогнула во сне, и плотнее прижалась к его боку. Потом пробормотала что-то вроде: спи еще, в университет ко второй паре. Какой университет, подумал Краймер. Ведьма закинула ногу на его пояс и удрыхла еще крепче. Очень хотелось пить.

         Недовольный, как змея, выполз из-под навеса, оставив ведьму досыпать внутри. Он вспомнил, что произошло и осмотрел ногу. Перевязь была чистой. Ничего не сочилось и не пульсировало. Здоровый голод сжимал желудок. Воин был в порядке и сидел на берегу озера. Небольшого, но чистого. Прекрасно было видно каменистое дно, по которому ползали многоногие рачки. Рыбы кормились цветущими водорослями. Глифенники, как один, чертили глиф “тантематон”. Неизвестность. Да, подумал Краймер, х**н знает, что происходит.

         Он подполз к воде и долго пил, склонившись к воде как зверь. Потом умылся, фыркая и сморкаясь, отер голую пропотевшую грудь. Хотелось зайти в воду, но он снова берег повязку, теперь уже сделанную Джуной. Справа подполз лапис. Посмотрел черными ничего не выражающими глазами и сказал:

         - Га-га.

         Краймер внимательно оглядел его бледно-розовую тушку. Нет, этот явно был не его. Тундра могла воспользоваться беспомощностью воина и добыть семени, но, похоже, не стала. Недовольный помнил рычание тигров, запах грязной шерсти и вонь хищной пасти. Но стонов и похотливых криков – нет. Надо же. Есть что ли у нее какие-то принципы?

         - Поесть, - отчетливо сказал он лапису, хотя слабость сделала голос непривычно тихим. – Принеси мне поесть. Я хочу есть. Понимаешь?

         Лапис склонил головку, прислушиваясь. Потом быстро уполз. Но не на поиски добычи, а под навес, к матери. Ну, понятно. Будут они слушать какого-то постороннего мужика. Кроме того… Недовольный. Ты просишь помощи у недоношенного уродца? Низковато для воина хаоса, не находишь?

         Краймер тяжело поднялся на ноги; больно, но терпимо. Он должен охотится сам, а не ждать помощи. Надо сделать копье из обломка меча, и добыть что-нибудь. Чем плотнее он будет есть, тем быстрее восстановиться нога. Ведь время идет, а Спящая по-прежнему далеко. Сколько дней он провел на берегу этого озера? Надо будет спросить у ведьмы.

         Не зря я ее встретил, подумал воин с неожиданным воодушевлением. Тунд’рия послала ее. Спасибо, Медная мать. Спасибо, Бледная мать. Благодарю тебя, Безмолвный отец. И тебе Джуна, безумная тигрица, спасибо.

         Копье ему сделать не удалось. Поблизости не росло ни единой ели. Не было даже тонких рябинников. А ягель на роль древка не годился, и не только из-за хрупкости. Его извилистые ветви просто не подходили для создания оружия. По этой причине легкое копье было редким и ценным оружием на архипелаге. Хоть и считалось недостойным воина, только охотника.

         Кроме того, он нигде не смог найти своего нагрудника. Нашел рубаху. Возможно Джуне пришлось отвязать пластину, что б Краймер не утоп в озере.

         - Джуна. Джуна!

         - Ы-ы-ы…

         - Где мой доспех?

         - В… Шкафу …

         Храп. Только сейчас он достаточно пришел в себя, что б понять: от нее несло чем-то непонятным. Смесью растительных запахов.

         - Блять, - высказался Краймер.

         Он шел по следам, ведущим от озера: к нему явно приходили ялаты и дикие свиньи. Хищники бывали тоже. Джуна не давала им напасть? Насколько же она по-настоящему сильна?

         Вскоре Недовольному улыбнулась удача. Хоть копья ему и не обломилось, он нашел во мху старый, заржавленный, но все еще крепкий кейхис. Цельнометаллический дротик. Воин слегка почистил его, подбросил в руке и… замер. Теперь ему улыбалась Кулема. В двадцати метрах от него, на коврике светлых цветов, стоял тигр. Большой, огненно-рыжий самец. Мелкие бежевые пятнышки покрывали толстую, бугристую от мускулов шкуру. Зверь, видимо, только что выполз из норы, которой не заметил Краймер и теперь не верил своим звериным очам. Что этот лысый конкурент делает здесь? Рядом с моим домом.

         Нервно бил хвост.

         Неужто он один? Ведь они всегда ходят стаей.

         Мохнатые уши настороженно прислушивались.

         Краймер не шевелился. Движение – это доказательство, что он жив и опасен. Тигр издал низкий, клокочущий рык. Убирайся! Убирайся, Человек! Отгрызу руки. Отгрызу ноги. Раздавлю голову. Растерзаю грудь.

         Я бы и рад убраться, думал в ответ Недовольный, глядя прямо в желтые, горящие глаза с черными трещинами зрачков. Но ты же погонишься, скотина. Спиной мне тебя еще сложнее будет убивать.

          Лапы и ноги гудели от накопленного напряжения. Кто-то из двоих вот-вот прыгнет. Инстинкты толкнут хищников навстречу друг-другу. Пах! Рыжее тело метнулось вперед, за секунду став из неподвижного – неостановимым. Словно всегда двигалось с этой скоростью, без слабости и отдыха. Краймер точно так же, полностью передав управление телом мышечной памяти и молниям нервной системы, рванулся вправо, уходя от удара. Черные когти разорвали ткань и кожу на боку. Перевязанная нога предупреждающе заныла.

         Кейхис свистнул. С треском пробил меховую броню и вгрызся в мускулы. Тигр взревел и метнулся в атаку.

         Недовольный бросил ему в морду горсть земли. Животное вскрикнуло, и промахнулось, неглубоко пробороздив когтями человеческую грудь. Воин оглушил его камнем, прыгнул вниз. Сверху пролетело белое брюхо. Лягнули задние лапы. Недовольный бросился следом, схватился за торчащий из тигриного бока кейхис. Зверь закрутился, толкнул Краймера, повалив на землю. Оружие осталось в кулаке человека. Его ребра чуть не раздавили вытянутые лапы, на которые давило двухсоткилограммовое тело.

         - Ра-а-а-а! – ревел тигр.

         - А-а-а-а! – кричал Недовольный, проталкивая оружие глубже в мощное горло зверя.

         Но тот как будто бы не ничего не чувствовал. Адреналин сделал его бессмертным на то время, которое необходимо было, чтобы просто задавить человека своим весом.

         Когда Краймер не мог больше вырвать у Кулемы ни единого вздоха, тигр дернулся, выгнулся, рык сменился тонким визгом. А потом из его кошмарной пасти, между желтых, с палец толщиной, клыков, повалила кровавая пена. Она залила лицо сына Кулемы, тот из последних сил опрокинул зверя на бок и перекатился в сторону.

         Победа.

         Он уже знал, что дикий кот умер. Хватило. Хватило сил.

         Краймер с отвращением отер лицо от вонючей слюны. Его сердце бухало как грозовой молот. Жадно вдыхая воздух матери, он поглядел на проигравшего извечную битву жизни.

         - Да что это за мразь, - не веря своим глазам произнес воин.

         На боку поверженного тигра сидел лапис, похожий на тощего мерзкого паука. У него было три пары длинных подвижных ручонок, странно изменившаяся грудная клетка, кожистые мешки на спине. Ножки почти атрофировались и болтались как раздвоенный хвост. Хаотичная россыпь красных блестящих глаз, наблюдала за Краймером. Мутная слизь капала с вытянутых зубов.

         - Ты, - Недовольный оскалился. – Ты его укусил. Это был мой тигр! Я его почти убил!

         Мелко, отрывисто двигаясь, лапис соскочил на мох и подполз ближе, переставляя руки-опоры как настоящее насекомое.

         - Мой! – заорал на него Краймер.

         Он попытался пристукнуть паука кулаком, но тот запрыгнул на сына Кулемы и принялся носиться по нему, щекоча и посвистывая.

         - Слезь с меня!

         Появился еще один лапис. Он был похож на обычного младенца, но покрытого красивой переливающейся чешуей.

         - Бычара, - сказал он. – Возвращайся. Бычара. Назад.

         - Вот сучка, - выругался Недовольный. – Да слезь ты с меня!

         Паукообразный лапис, зашипев, соскочил на мох и быстро засеменил прочь. Чешуйчатый отбежал чуть дальше, внимательно наблюдая за Краймером большими ясными глазами зеленого цвета.

         - Бычара, - голос был мелодичным, приятным. – Иди. Кушать дам. Иди.

         - Скажи ей, что я могу сам добыть себе еду, - наказал Краймер, быстро успокаиваясь. – Уходи.

         Тигриное мясо есть было можно, но оно очень долго переваривалось и было таким горьким и жестким, что поедание превращалось в м*****е. Кроме того, оно сейчас был отравлено ядом ребенка-паука. Нужно было найти ялатов, вепрей.

         Через несколько часов Краймер наткнулся на кладку больших коричневых яиц щероптицы, спрятанную в расщелине. Щероптица, как и ялат, была большой нелетающей тварью, покрытой длинными частыми иглами. В случае опасности она превращалась в холм ядовитых пик, которыми могла стрелять, с помощью сокращения мышц. На них приходилось устраивать засады, как на разъезды вражеских хеймов.

         Матери поблизости гнезда почему-то не было. Возможно она пала от кейхисов охотников или умерла от паразита. Может быть должна была вернуться с минуты на минуту. Краймер быстро спустился в каменную трещину. Положить яйца было не во что, но он снял разодранную тигром рубаху и, как мог, завязал на манер мешка. Собрав добычу, Недовольный выбрался обратно и побежал обратно к озеру.

         Джуна, как можно было понять по нашествию лаписов, уже проснулась и теперь лежала в воде, у самого берега, словно бледный труп. Совершенно голая и, очевидно, мучимая болью.

         - Бычара, - позвала она слабым голосом. – Подойди.

         Тот аккуратно положил яйца на каменистый берег. Он увидел рядом с навесом тушу ялата, но решил, что не позволит ведьме демонстрировать свое превосходство.

         - Бычара-а-а…

         Краймер присел рядом.

         - Нога болит?

         - Почти нет. Спасибо.

         - Недовольный, - Джуна погрузилась в воду полностью. Из ноздрей выскакивали маленькие пузыри. – Ты костелобая скотина, - она вынырнула. – Куда поперся воевать с тиграми? Тебе еще три дня надо лежать, не вставая.

         - Мне нужна еда, - рыкнул Краймер.

         - Вон лежит, - сказала Джуна. – Целый ялат. Жри. Только не сбегай больше.

         - Я сам могу…

         - О, мамка, ну почему ты выбрала мужика? – застонала Джуна. - Мужики – говно. Он лучше пойдет тигра бороть, чем подумает о том, что его жизнь что-то значит. Ты пойми, козел, что твои желания, гордость и великая, предопределенная яйцами роль – сейчас ничего не значит! Ты инструмент матери! Ты ее собственность!

         Она сорвалась на крик, но тут же сморщилась и снова нырнула под воду. Краймер решил, что говорить пока больше не о чем. Он принялся жарить яйца на камне и жадно поедать их. Их было шесть штук. Смешно. Краймер голодными глазами смотрел на ялата. Потом плюнул на все и принялся его ощипывать и разделывать. Он зажарил его частями в золе. После четвертого или пятого куска ему стало не по себе. Недовольный снова подошел к Тундре.

         - Ты сама-то есть будешь?

         - Оставь немного.

         - Ноги хватит?

         Джуна засмеялась.

         - Хватит, хватит. С аппетитом у тебя все в порядке. Хорошо. Слушай. К вечеру я встану на ноги. Пришлось выпить одну вещь, чтобы не спать две пару шестидневий. А у нее такие паршивые остаточные явления. Ты пока полежал бы тоже. Поешь и лежи, ладно?

         Пару шестидневий?! Краймер недоверчиво поглядел на ведьму, размокающую в чистой воде. Волосы колыхались черными струями. Грудь вздымалась почти незаметно. Руки были сложены в районе пупка. Темнели татуировки. Ей, наверное, нужно было спать, но разбудили лаписы, когда Недовольный ушел. 

         - Я могу… Могу как-то помочь?

         - Можешь. Я же сказала: не сбегай.

         Краймер ушел обратно к кострищу. Он съел остатки ялата, но аккуратно припрятал в золу левую ногу. Потом омыл кровоточащие раны, залез обратно под навес и, неожиданно для себя, уснул. Ему снилась цветущая Тундра, по которой медленно шел одинокий мамут. Под его ногами хрустели желтые доспехи. Все было спокойно. Хенкилов не было видно, но это казалось незначительным.

         Проснулся он от прикосновения тонких пальцев, смазывающих чем-то раны от тигриных когтей.

         - Я бы одолел его сам, - сказал он, не открывая глаз.

         Джуна только вздохнула в ответ. Краймер почувствовал прикосновение груди к животу. Сначала твердый, острый сосок. Потом упругая молодая мякоть. Тепло дыхания. Токи чужого тела.

        Он слишком долго не был с женщиной.

        Джуна поцеловала рану на груди, вызывав смешанное чувство боли и наслаждения. Ее нежный язык собрал сукровицу, тронул обнаженную плоть. Мясо. Жизнь. Краймер зарычал. Он прислушивался к себе: не принуждает ли она? Не использует ли силу? Нет. Он сам хотел ее. Вахва была честна с ним, и он все больше проникался благодарностью и уважением.

        Она прикоснулась губами к каждому бугорку пресса на его животе, давая понять, что ее заводит сила и красота тела. Потом, - долго ли умеючи, - приспустила штаны.

        Они все-таки разнесли навес. Рассвирепели от желания. Краймер ударом кулака отбросил их убежище, Джуна залезла на воина сверху, позволяя схватить ее налитую жизнью грудь. Недовольный выл, лаял, заклинал быть его женщиной до конца времен. Джуна стонала и смеялась. Нет более искренней привязанности, чем та, что быстро расцветает на пике взаимного наслаждения и долго еще греет после.

        После первого раза они пошли к озеру напиться. И там, у кромки воды подались страсти вновь. Краймер поставил вахву в излюбленную позу зверя. На четвереньки. На колени. Однако, Джуна рычала и полна была свирепой непокорности даже в таком положении. Воин шипел от наслаждения, Джуна кричала не переставая, то угрожая смертью, то умоляя ускориться. Они оба получили то, чего хотели. И, в конце, Краймер сам же изменил своему намерению не давать вахве семени.

        - Если ты не хочешь, - шептала вахва, - я не сделаю ребенка. Ты не хочешь? Он был бы красивым, обещаю.

        - Ты знаешь, - отвечал Краймер в сладкой истоме. – Мои жены не носили. Ни разу. Их было пять, значит дело во мне. Мутаберитовый дух сделал меня сильным, но, в то же время… Я не могу быть отцом. Я сам себе говорю, не давай ведьме семени, понимая, что даже ты не сможешь ничего сделать с пустой жидкостью. Смешно.

        Он оскалился. Улыбкой это было сложно назвать даже тигру.

        Джуна долго молчала, приподнявшись на локте. Потом положила голову обратно на тяжелый бицепс.

        - Я могу попробовать, - сказала она.

        Краймер посмотрел на нее.

      - Не нужно… - Он вспомнил о чем-то. - Слушай. Ты что, пауку давала?

        - Возможно.

        - И как, во имя рек, это происходило?

        - Мамка, мамка, - проговорила Джуна. – Ну конечно мы с ним не развлекались как с тобой. Я просто семенной мешок вырезала, - она погрузилась в воспоминания. - Долго же мы с ним боролись. Я залезла в пещеру за грибками, а восьминогий решил, что я его счастливый случай. Ну я от него носилась… Размером был с половину тебя, в логове все завалено костями. Ими я пятку себе проколола… Пару раз чуть не застряла в расщелинах, потому он и успел меня в ляжку укусить, гад. В конце концов мы упали в подземную реку, паук схватился за камень, и я выпотрошила ему брюхо, пока восьминогий пытался спастись.

         Краймер одобрительно хмыкнул. Одолеть пещерного паука. Неплохо.

         - И потом что? – спросил он. – Ты вырезала мешок и выдавила себе в кунку?

         - Ну. Да. Мне было интересно, что получится. Яд у него был что надо. Я дня три кровью блевала. Если бы не сварила вовремя противоядие, ты бы никогда меня не встретил.

         Краймер посерьезнел. Он накрыл ведьму своей изодранной рубахой.

         - Нет, - сказал он. – Все не спроста. Завтра мы отправимся в путь. Дальше.

         - Но…

         - Джуна. Помолчи. Я справлюсь.

         Она завозилась, прижимаясь к сыну Кулемы плотнее.

         - Тигробоец. Не злись, просто я привыкла все делать наверняка.

         - Не важно..

         Тундра дышала зяблым ветерком. Сияло небо. Мамут. Мамут идет по мху. Ему нечего боятся. Он хозяин и раб. Он счастлив от того, что его ждет справедливый суд Матери, а не чужаков. Он умрет в свое время, когда Тундрия скажет, что он стал слаб, стар, бесполезен. А не потому, что юнит решил: мамут слишком опасен, чтобы жить. Какая глупость. Опасность - это наше благословление. Мы живем только потому, что опасны. Они отказывают другим в силе. Что же…

         Краймер окончательно провалился в сон.