Б1, Б-2, Б-3...

5

Дед пришёл ко мне на девятый день. В тот момент я спал на своей продавленной кровати в общежитии, был сыт, пьян и обласкан соседкой по этажу. Эта соседка отличалась редкой любвеобильностью, была отзывчива и весела, поэтому обвинять почти сорокалетнюю активистку предприятия в развратных действиях ни у кого язык не поворачивался. Просто помощь коллегам, только что прибывшим в город после почти полугодового пребывания в глухомани. Я же помог ей в своё время поменять смеситель и достать картошку из подвала! Вот и она мне помогла! Но в ту ночь Б-2 около меня не было. То ли ей не нравился водочный выхлоп, а мы как раз хорошо отметили окончание сезона. То ли кто-то ещё попросил о помощи после трудного лета. Но в ту ночь я спал один. Дед явился и начал просто смотреть на меня. У меня тоже слов подходящих как-то сразу не нашлось, и мы помолчали. Потом он наконец шевельнул бородой и сказал:

-Сука! Иди жену добей! Она зиму не переживёт. Долго умирать будет. Ты умирал когда-нибудь один зимой в тайге? Так вот: умрёшь как моя жена! Я об этом позабочусь. Все пороги тут обобью!

-Ни фига ты молодец! – подал я какой-то ватный голос и понял, что собеседник меня не слышит.

-Ни фига ты молодец! – заорал я и проснулся.

   В комнате было жарко, душно, и даже мне стало противно от запаха собственного водочного перегара. Сколько же мы вчера выпили? Сначала по бутылке «Столичной». Окосели с непривычки в драбадан. Потом пришли двое ребят, что работали по Западному Саяну. Принесли каждый по два пузыря. Выпили за дружбу Алатау и двух Саянов, противопоставили их Енисейскому Кряжу и Солгону, плавно перешли на баб и внезапно протрезвели. Стало обидно. Сбегали ещё, хотя закусывать уже давно было нечем. Как добрался до дома – помню смутно. Какой же сегодня день? Двадцать восьмое октября. Значит с того момента прошло девять дней. Дед пришёл на девятый день. Совпадение или я просто перебрал? Я добрался до холодильника, выпил всю жидкость из всех банок с соленьями, открыл окно и вновь упал спать.

   Из утреннего сна я вылазил, словно из бочки с клеем. Как же хорошо было просыпаться в тайге! В палатке, на свежем воздухе! Болит спина, болят руки-ноги. Но не трещит с похмелья голова и не вбит ржавый гвоздь в желудок. Я почистил зубы, попил воды и снова лёг. Потом вспомнил деда и понял, что теперь я буду вспоминать его каждый раз, когда буду просыпаться. Что мне необходимо сделать, чтобы этот тип от меня отстал – я на тот момент не представлял. Видимо, надо просто жить дальше. Жизнь длиннее, чем кажется в молодости. За годы в памяти сглаживаются такие горы, которые некогда казались неприступными пиками. Проходит десять лет – и нет заснеженных скал. Так, равнина, покрытая приветливыми зелёными холмиками. Ты забираешься на один из них и понять не можешь: неужели это то место, на котором ты в тот раз так сильно расшибся? Место изменилось или ты сам вырос? Видимо, и то, и другое. Одним из моих пиков, на котором я осознал себя дерьмовым скалолазом, оказалась  В-2.

*  *  *

   Она оказалась на год младше моей старшей дочери. Восемнадцать лет. Хохляцкая фамилия. На единственном размытом автофото на мобильник - лицо ангелочка и длинная русая коса вокруг головы. Она нашла меня на сайте сама. Я никогда не ставил возраст искомой женщины меньше тридцати. В малой весовой категории совсем другие требования к участникам гонки за личным счастьем, поэтому я всегда рыбачил в другом пруду и на мелководье, где водится молодь, удочки не кидал. Жизненный опыт партнёров должен быть хоть в какой-то мере сопоставим, да и выглядеть дурачком я ненавижу! Разница в одиннадцать лет между мной и Н-1 стала едва ли не решающим фактором нашего болезненного разрыва. А тут мне пришёл не просто «Привет! Как ничего дела?», а прямо-таки крик о помощи: «Мне срочно нужно с тобой встретиться!»

  Я, конечно, удивился и даже задал пару наводящих вопросов на тему – не перепутала ли она меня со своим папой или олигархом районного масштаба? Но получил вполне уклончивый ответ и просьбу - приказ явиться к часовне в одиннадцать вечера. Что сие могло означать – для меня оставалось загадкой до того момента, пока она не подошла ко мне, каким-то образом опознав в полной темноте. Я топтался у часовни уже полчаса, смотрел на всех подходящих и подъезжавших, но как она оказалась рядом – не понял. Стояла глубокая осень, было совершенно темно, дул ветер с ледяной крошкой, которая проносилась в свете пары фонарей на крыше церквушки, делая пейзаж красивым, но совершенно нежизнепригодным. Народ приезжал на машинах, фотографировал на какую-нибудь одноразовую мыльницу очередное милое личико на фоне ночного города, кто-то опрокидывал рюмашку, кричал что-то о романтике, с кем-то целовался, хлопал дверкой и терялся в темноте. Получаса мне хватило, чтобы промёрзнуть до костей. Я и так-то не особо рассчитывал на романтичный вечер, а теперь и вовсе решил, что меня просто развели как последнего простака. Я прихватил с собой нож, потому как предположил, что это муж Н-1 продолжает мстить мне за рога и приготовил засаду. Я взял с собой деньги, потому как не исключал вариант, что это ш***а. Но только тут, окоченев как та чёрная собака, я сообразил, что это вполне могла быть детская шутка! Девочка пошутила! И теперь сидит с подружками в чате, хохочет в голос и пишет мне в личку что-нибудь типа: «Ну как? Хорошо поблядовал?» Я достал из кармана фляжку с коньяком и высосал половину, глядя одним глазом на огни миллионного города под ногами. Ну что ж! В этой ситуации тоже есть плюс! Не давил диван, а прогулялся. Посмотрел, как живёт ночной город. Или по крайней мере – эта его часть. Нашёлся достойный повод допить содержимое фляжки, которое болтается там со времён закрытия шашлычного сезона.

   Тепло разлилось по желудку, слёзы, выжатые то ли ледяным ветром, то ли жалостью к своему одиночеству, высохли, и тут она подёргала меня за локоть и сказала, что тоже замёрзла и хочет выпить и согреться. «Шлюха!» - успокоился я. Протянул ей фляжку и предупредил, что закуски нет. Она сделала маленький глоточек, зажмурилась, замотала головой и вернула тару. Я взял её под руку, и мы пошли на стоянку такси. Через десять метров она перекрутила руки, сама взяла меня под локоть и прижалась ко мне плотнее. Все её сто пятьдесят пять сантиметров и сорок три килограмма мелко тряслись.

-Куда едем? – спросил я, стараясь не стучать зубами.

-Греться! – только и смогла ответить она.

  В темноте я плохо видел её лицо. Понял только, что она красива, молода, с огромными глазами на округлом личике.

   В такси мы немного согрелись. Она перестала трястись, но всё так же молча прижималась ко мне. Выйдя из машины, я ещё раз уточнил:

-Идём ко мне? Возражений не будет?

-Никаких. Делайте… делай всё что считаешь нужным! – слабым голосом пробормотала она.

   Огромные её глаза слипались, она еле держалась на ногах. Я завёл её в аптеку рядом с домом. В небольшом зале никого не было. В-2 сразу опустилась в кресло у двери и засунула нос в куртку. Она словно свернулась в клубок, и от кошки отличалась только отсутствием хвоста.

-Презервативы! Те и вон те! И «Виагру» - соточку! А то моя дама замёрзла, пойдём лечиться старым дедовским способом! – нагло гаркнул я не окончательно старой работнице в белом халате: коньяк делал своё чёрное дело.

   Провизор невозмутимо дождалась денег и только после этого подала мне товар через узенькое окошечко и отсчитала сдачу. Я поднял В-2 из кресла, и через пять минут мы были дома.

-Можно я немного погреюсь в ванне? – жалобно попросила она, снимая куртку в прихожей.

  Я глянул на неё при свете и просто обалдел. «Интересно, - подумалось мельком, - сколько она попросит за ночь? Да, плевать! Деньги – навоз. Надо же, как обидно! Такая красавица – и приходится вот такими методами на жизнь зарабатывать! Хотя поведение для ночной бабочки какое-то нехарактерное».

- Конечно! Глубоко только не ныряй! – я выдал ей чистое полотенце, а сам пошёл на кухню.

   Пока она плавала в моей ванне, которая была длиннее её на пятнадцать сантиметров, я поджарил яичницу с ветчиной, открыл бутылку красного вина и разлил по фужерам. Гулять так гулять!

   Она вышла из ванны в плавках и майке, раскрасневшаяся, но всё такая же полусонная. Волосы она распустила, и я подумал, что у моей старшенькой волосы почти такие же длинные. В-2 встала посреди комнаты между расправленным диваном и накрытым столом и вопросительно посмотрела на меня.

-Первое, что хочется сделать, глядя на тебя – это накормить! – сказал я ей, указывая на стол. – Садись, полуночница! Рассказывай - каким ветром и что всё это должно означать? А то у меня в голове непонятки.

   Мы выпили за встречу, поели, хотя у меня аппетита не было. Ночью мой организм привык спать, а не питаться. Она тоже обжорством не страдала, хотя постепенно съела всё, что было на тарелке. Смотрела только в тарелку. Молчала. Пару раз взглянула на меня, коротко улыбнулась и тут же спрятала глаза. Когда я встал из-за стола, она тоже подскочила и так осталась стоять. Я взял её на руки и отнёс к дивану. Весу в ней было не просто мало, а болезненно мало. Я так носил на руках младшую дочь в детский сад. Она закрыла глаза и замерла.    «Странно! – подумал я. – Шлюхи, вроде бы, себя так не ведут. Но тогда я вообще ничего не понимаю!».

  Пока я чистил зубы, она сама разделась и легла голая поверх одеяла. Вытянутые вдоль тела руки. Закрытые глаза. Раскиданные на всю подушку волосы. В свете ночника она походила на труп из концлагеря: кожа да кости. Я присел на край дивана и начал раздеваться. Тут она тихо произнесла:

-Детей у меня не будет, так что не волнуйся. А если вдруг что-то родится, то это будет только моя проблема.

   Я как снимал футболку, так и остался сидеть, как громом поражённый. Потом всё-таки доснял, лёг рядом и обнял этот суповой набор за то место, где у нормальной женщины обычно бывает грудь:

-А почему у тебя не будет детей, если не секрет?

   Она была очень горячей. Я прикоснулся губами к её лбу. И опять в мозгу всплыли дочери: я всё время так проверял их температуру, если они вдруг начинали жаловаться на самочувствие.

-Неудачный аборт. Такое бывает! – просто, без эмоций ответила она и через секунду добавила: - Это совершенно тебя не касается, это только мои проблемы. Мне просто нужен мужчина. Хотя бы на одну эту ночь. Просто опытный мужчина!

   Мне захотелось встать перед этим ребёнком на колени и попросить прощения от имени всех мужиков. Что ж мы, козлы, с вами делаем! Что я, козёл, делаю! Ещё ребёнок, а уже пустота в глазах! Всю душу вытоптали, даже подрасти не дали. Взваливает на себя проблемы, какие и взрослому решить порой не под силу, вместо того чтобы в куклы ещё играть. Ветер сильный дунет – переломит такую пополам! Не кормят её дома, что-ли? И есть ли у неё вообще дом?

   Я ошарашено сел и понял, что сейчас мне не поможет даже «Виагра». Я не мог отделаться от чувства, что передо мной – моя дочь, что она больна и пришла за помощью.

   Я достал электронный градусник и засунул ей подмышку. Машинка долго думала и запищала только на цифре 39,1.

-Мама дорогая! – ахнул я, глядя на цифру, лично для меня почти смертельную.

   Выудил свою небогатую аптечку и понял, что аспирином уже не обойтись.

- Как же тебя так угораздило? На часовне поди простыла? Вот что: давай-ка залазь под одеяло, я сейчас сбегаю до аптеки и вернусь! – я старался говорить спокойно, но голос немного дрожал.

-Я ещё вчера неважно себя чувствовала. А на часовне сильно замёрзла и, видать, добавила. Я час там пробыла. Вас… тебя увидела, испугалась и за деревьями спряталась. Всё думала: подходить или нет.

-Детский сад! – только и смог выдавить я, доставая деньги из стола.

  Она не открывая глаз покивала головой и залезла под одеяло, а я за секунду оделся и побежал в аптеку. Вид у меня, видимо, был уже не такой боевой, как час назад. Аптекарша глянула на меня с тревогой то ли за меня, то ли за себя.

-У неё температура тридцать девять. Простыла! – сообщил я даме в белом.

-Дедовский метод не помог? – саркастически заметила та, сразу начав копаться в бесконечных ящичках и выуживая разноцветные упаковки. – Кашель? Насморк? Горло болит?

   Такой простой вопрос разом поставил меня в тупик. Кашля я не помню, насморка особого тоже не заметил, в горло не заглядывал. И тут я вспомнил, как она пару раз сморщилась, пока ела мою яичницу.

-Подождите минуту! Я сейчас про горло узнаю!

-Жду! – невозмутимо ответила дама в белом.

  Похоже, такой клиент для неё был лучшим за ночь аттракционом. Будет что утром мужу дома рассказать.

   Неправильное в литературном плане выражение «ночь в разгаре» – это как раз про ту мою ночь. Бегом добежав до своей гостинки, я открыл дверь и сунул голову в комнату:

-У тебя горло болит?

-Да, очень болит! – донеслось из-под одеяла.

- Понял! Продержись ещё пять минут!

   Я полетел по знакомой дороге. В лицо бил ветер, всё так же сыпала мелкая ледяная пыль. Земля уже окончательно замёрзла, но снега выпало совсем немного. Начиналось двадцатое ноября. Ни зима, ни осень. Просто стылость, мракобесие и чернота в небе, на земле и на душе.

-Да! Очень болит! – выпалил я женщине в белом.

-Возраст? – невозмутимый голос продолжал допрос.

-Двадцать два! – зачем-то соврал я.

   Говорить «Восемнадцать» у меня, почти сорокалетнего, язык не повернулся. Дама в белом вопросов больше не задавала. Она ещё деловито покопалась в ящичках, потом что-то набрала на клавиатуре, прочитала на мониторе, сходила в другое помещение, вынесла оттуда последний тюбик и, наконец, озвучила мне сумму сформированного заказа. Пока я старался найти без сдачи, она растолковывала, что, после чего, и в каких дозах пить. Потом внимательно глянула на меня ещё раз и сказала:

-Я вам лучше всё запишу!

-Спасибо! Дайте ещё, пожалуйста, мёд! Как его использовать – не пишите!

   За её лечение я принялся сразу по приходу, а вернее – по прибегу домой. В названия лекарств я никогда особо не вдавался, поэтому доставал упаковку из тонкого целлофанового мешочка, сравнивал название с тем, что написала женщина в белом, и точно следовал инструкции. Моя безропотная подопечная проглотила всё, что лежало у меня на ладони, выпила чай с мёдом и вновь уползла под одеяло. От неё несло жаром за метр. Я намочил полотенце холодной водой с уксусом, положил ей на лоб, а сам сел на кухне, включил телевизор и налил себе полный фужер вина. Сегодня я честно заработал свои сто грамм! Посмотрел какую-то комедию, но почему-то даже не улыбнулся, хотя понимал, что это должно быть смешно. Допил бутылку, сменил полотенце на её голове и не раздеваясь лёг рядом. Диван у меня всё равно был только один, зато очень широкий. В-2 закатилась в дальний угол и тихо там сопела, занимая одну десятую его площади.

   Я проснулся оттого, что она переползает через меня. Уже светало, а, значит, было почти десять. Она надела мою футболку, которая ей оказалась почти до колен, сходила в ванну и вновь легла рядом.

-Как ты? – спросил я.

-Спасибо, уже лучше! – прохрипела В-2, кашлянула и сморщилась.

-Сейчас тебе надо хоть немного позавтракать и ещё пожевать таблеток!

-Хорошо. Как скажешь. Как интересно! – через минуту шёпотом заметила она, глядя в потолок и слегка улыбаясь. – Незнакомая квартира. Незнакомый мужчина. Ухаживает. Лечит. Не курит дома. Не матерится. Никогда не думала вот так справить свой день рождения!

   Я только присвистнул.

-Знаешь, - говорю я ей, садясь на кровати, - у меня такое тоже не каждый день! Могла бы незнакомого дяденьку и предупредить! Незнакомый дяденька всё-таки не полный засранец, чтобы человека с днём ангела не поздравить! А теперь садись завтракать, а по ходу расскажи, что бы ты хотела получить на праздник от незнакомого дяденьки? Желательно - в пределах разумного.

   Она одёрнула футболку, села за стол, доковыряла вчерашнюю ветчину, намазала плавленым сыром хлеб, выпила немного кофе, а сама время от времени поглядывала на меня, и в глазах один за другим у неё появлялись и исчезали чёртики. В её голове явно шёл мыслительный процесс на тему подарка. Наконец она встала из-за стола, выпила положенные таблетки с мёдом, снова залезла под одеяло и с хитрым видом хриплым шёпотом сообщила:

-Однажды я видела в кино… - она улыбнулась совершенно детской улыбкой, глядя в огромный  чёрный экран моего телевизора, - как дяденька пришёл к молодой любовнице на её день рождения… - она закрылась одеялом по самые глаза и глянула на меня уже смелее, - и принёс с собой бутылку «Виски», торт и букет роз. И они пили, ели и целовались. И им было целый день хорошо. Потом она долго помнила этот свой день рождения, хотя дяденька её скоро бросил. Я тоже так хочу встретить свой девятнадцатый, чтобы потом помнить. А не как обычно. Отец напьётся, брат всё вкусное со своей братвой сожрёт, жена отцова начнёт мораль читать. Всё закончится скандалом. Потом весь вечер я буду гладить кошку и смотреть видик. Это так достало! Закончу институт – уеду сразу отсюда. Этот город мне принёс столько горя, что жить в нём я больше не хочу!

   Слушая её наивную исповедь, я испытывал двойственное чувство. Во-первых, хорошо, что она не мечтает о колье с бриллиантами, а лишь о чём-то более реальном и менее дорогом. Во-вторых, мне опять захотелось дать ей в руки поганое ружьё и сказать: «Стреляй всех мужиков подряд! И начинай с меня! Мы это, бля буду, заслужили!»

-Сегодня все ваши желания для меня – закон, о, прекраснейшая из девятнадцатилетних! Будет вам и «Виски», будет вам и торт!

   Я прекрасно понимал, что двукратная разница в возрасте – это пропасть, которую можно засыпать только деньгами. У меня таких денег, разумеется, не было в помине, и потому наши отношения закончатся очень быстро. Разное воспитание, разные интересы. Не буду же я с ней делать вечерами математику! Но несчастный больной человек просил об одном счастливом дне! Кто бы я был, если б не расшибся ради этого в блин! Да никто!

*  *  *

   Во второй раз дед заявился ко мне на сороковой день. Начался декабрь, я хорошо отметил свой день рождения. Четверть века. Ещё не много, но уже не мало. К нам в комнату общежития набилось изрядное количество друзей, знакомых и кого-то ещё: общага есть общага. Выпили, покрутили катушечный магнитофон. Когда на улице немного стемнело, я задёрнул шторы и долго показывал собравшимся через слайдоскоп слайды, что наснимал за последний сезон своим видавшим виды «Зенитом». На стене висел белый экран, на котором возникали горы, палатки, лодки, собаки, вездеходы, знакомые небритые лица. Вокруг гудел народ, обсуждая увиденное и клянясь, что к следующему сезону тоже приобретут фотоаппараты и слайдоскопы. Некоторые кадры замирали на простыне минут на десять: всем хотелось высказаться на заданную тему. Случаи из таёжной жизни сыпались как горох из дырки. По рукам постоянно ходили три кружки – две фарфоровые с цветочками и одна железная поллитровая, - и стакан: другой посуды у меня не было. На закуску я сварил картошку с тушёнкой и купил здоровенную палку докторской колбасы. Кто-то притащил огурцы, кто-то – селёдку. Водки как обычно не хватило, кто-то сбегал в лавку за «Столичной». Посидели незатейливо, но душевно. К ночи разошлись все. Даже Б-2, зараза такая, пообещала зайти позже и поздравить, но потом я увидел из окна, как её уводит Василич. Он давно водил её к себе и жутко ревновал ко всем. Поэтому, опасаясь лишних скандалов, Б-2 давала ему без очереди как особо нуждающемуся. Он был постарше меня, имел в её сторону вполне серьёзные намерения, поэтому в итоге я без боя дал ему дорогу в светлое семейное будущее, которое так и не состоялось, причём не по его и не по моей вине. Б-2 оказалась слишком общительной для верной жены и категорически не могла ничего поделать со своими прежними привычками. Она искренне считала всех геологов братьями, для которых ей не жалко. Поймав её с очередным коллегой в какой-то подсобке нашей камералки, Василич махнул рукой и скоропостижно женился на толстушке, что жила ниже этажом.

*  *  *

   Дед приехал верхом на своём псе. За всё время разговора пёс неотступно держал меня на прицеле, оскалив зубы и готовясь в любой момент кинуться на обидчика.

-Жена померла в тайге. И козы померли. И куры. Ты всех убил. Кусок-то в глотке не застрял нынче? Пока ты тут балыком коньяк закусывал, моя жена с голоду окочурилась.

-Дед! – я старался говорить спокойно, но голос вновь срывался на крик. – В этой ситуации виноваты мы оба. Я не знал, что вы там обитаете! И что мне оставалось делать, когда вот эта рожа на меня из травы вылетела? Ты бы как поступил?

   Пёс зарычал громче, и я догадался, что он понял про рожу.

-Это Плёс. Ему десять лет. Он, может, к тебе за хлебушком спешил, а ты его стрелил! Убивец! Век тебе счастья не будет! И сдохнешь ты страшно. Утонешь в болоте!

-Ты же мне замёрзнуть пророчил, старый! И потом – ты кончай меня пугать-то. Ты один раз меня уже напугал, и вышло это тебе боком. Вернее, вошло в грудь, а вышло меж лопаток. Мне жаль, если твоя жена действительно умерла, но тогда возникает вопрос: от кого вы с ней там прятались? Сколько лет в лесу просидели? Почему до сих пор не померли? А этого гада ты в тайге чем кормил?

   Пёс выпучил бельмы и кинулся на меня, целясь в горло. Я рванулся в сторону и навернулся с кровати. Посидел на прохладном полу, хватая воздух ртом. В ушах ещё стоял рык Плёса, а рука шарила по полу в поисках карабина.

-Дьявольщина! Пора пить завязывать! – подумалась очевидная с похмелья мысль.

   Я открыл окно и чуть не задохнулся от ледяного воздушного потока. На секунду у меня перехватило дыхалку. Мороз стоял такой, что через минуту мои веки покрылись инеем, и окно пришлось закрывать. Да, если его жена осталась одна в тайге, то шансов выжить у неё немного. Хотя – раз они там живут давно, то как выживали раньше? И что мне делать, если она действительно сейчас там? Идти пешком её спасать? Написать заявление в милицию и сообщить, что где-то в тайге кто-то живёт и его надо срочно оттуда эвакуировать, иначе мне снова приснится дядька, которого я застрелил там, где люди отродясь не жили? И - привет, родной дурдом, здравствуй, милая палата! Скорее всего, мне просто пора жениться. Друзья переженились уже все, у многих дети, а один даже успел развестись. Жить одному становилось всё более одиноко и неприлично. Ходить на танцы – поздно. В гости к семейным друзьям – подозрительно. Вон, даже этот дед – и то был женат. В одиночку в маршруты-то ходить запрещается, а уж по жизни брести – запрещено природой категорически. А то ночами глюки какие-то начинаются.  Тем более, что жена товарища, окольцованного последним, обещала познакомить со своей подружкой – студенткой мединститута. 

   Так я женился на Б-3, а вскоре ушёл из геологии. А через год прочитал в газете, что на юге края мои бывшие коллеги-геологи в дебрях Хакасии обнаружили семью Лыковых. Отшельников, сбежавших от мира в глухомань и живущих там натуральным хозяйством. К ним сразу косяками повалили журналисты, от чего все Лыковы, кроме младшей Агафьи, вмиг померли, что ещё раз говорит о вредности журналистов для «простых» людей. Сам Василий Песков написал свой знаменитый «Таёжный тупик» о странной семье, живущей вопреки всему, непонятно как и за счёт чего. Когда почти все Лыковы умерли, им решили оказать помощь. Но меня во всей этой истории поразило, конечно, то, что Лыковы, оказывается, были не одиноки в своём самозаточении. И первого такого папуаса нашёл я. И этот папуас после общения с человеком из внешнего мира тоже умер, хоть я и не журналист.