ОТ СЕМИ ДО СЕМИДЕСЯТИ

В небольшом читальном зале районной библиотеки народу собралось немного. Пришли в основном только свои.         Первым поднялся с места Эдик Стародругов. - Зачем горбатить спину над письменным столом и ломать мозги у компьютера ? - Он обвел собравшихся вопросительным взглядом. – Не лучше ли с друзьями потягивать коньячек на кухне или резаться в преф за ломберным столом ? Или, на худой конец, покидать мяч на волейбольной площадке. - Ну, уж, смотря, кому что, - заметил Наум Оправданский, - одному ром, другому бабу, а третий удовлетворяется и ромовой бабой. Я, к примеру, всю жизнь пивные этикетки собираю. Тоже ничего, интересно.            Сидевший напротив Тигран Критикян сверкнул очками в железной оправе и проскрипел приглушенным басом:          - Эта книга никому не нужна. Никто читать ее не будет. Я пробовал ее подсунуть сначала своей младшей дочке, потом старшей. Первая держала ее, держала и вернула, даже ни разу не раскрыв. Старшая, тоже не читая, отдала книжку какому-то своему приятелю.           Неожиданно где-то в конце зала послышался шум, громкие спорящие голоса, потом кто-то крикнул :         - Это мне она дала книгу посмотреть. – Со стула поднялся молодой мужчина с поднятой над головой книгой. – Я ее читал – чуть было не описался.         - Чего в ней смешного ? – обиделся сидевший за столом Авторович.         - Да нет, - объяснил Неописавшийся читатель, - я взял эту книгу в командировку и так в самолете ею увлекся, что оторваться  не мог. Не успел даже в туалет сходить. - Тогда другое дело, - заулыбался довольный Авторович и повернулся к Критикяну : – Вот видите, что люди говорят.         Но тот снова нахохлился, блеснул кругляшками очков.         - Не знаю, как кому, а мне эта ваша занудность, простите за грубую простоту, чуть челюсть от зевоты не свернула. – Критикян взял в руки лежавшую на столе книгу, подержал немного, потом положил обратно. - Да, – подмигнул Авторовичу Эдик Стародругов, - ты, старик, далеко не В.Катаев и не В.Катанян. Хотя тоже все-таки не простой мужик.           Наум Оправданский встал из-за стола, подошел к Критикяну.         - А уверены ли Вы, Тигран Тигранович, что Ваши дочки вообще что-нибудь читают ?  Я вот на этот счет по поводу своих ребят особо не обольщаюсь. Некогда им читать беллетристику, да и неохота.         - Прав Нема, - откликнулся Эдик Стародругов. – Книжный бум давно откинул тапочки. Когда страна в заднице, то и культура там же. Поглядите, что народ читает, а ? Одна чернуха и сексовщина: «Вкус убийства», «Нежное дыхание смерти», «Любовные утехи императрицы», «100 великих любовниц». Кто это написал ? Может быть, Булгаков и Платонов или Кафка и Джойс. Увы, сейчас не то время, когда:                                                                 К литературе тяготея,                                 По магазинам бегал я.                                 Хотел купить Хемингуэя,                                 Но не купил я ни х… - А я вот недавно, - похвалился Оправданский, - купил на развале у одного барыги томик «Детской энциклопедии» 1910-го года. Догадайтесь, за сколько. Не поверите -  всего за 2 доллара. Представляете ? Еще с десяток лет назад за нее не меньше 200 баксов слупили бы.                К разговору подключился молчавший до сих пор степенный и рассудительный Степан Евграфович Наумок: - У меня тоже весь коридор в стеллажах с книгами. Никто их не читает, ни дети, ни внуки. Куда их теперь девать, не знаю. И все же, думаю, век книги не закончился, - Степан Евграфович снял очки, протер их бумажной салфеткой и водрузил обратно на нос. - Помните, как в свое время театр хоронили кинематографом, потом кино телевидением, а его, в свою очередь, видеопрокатом? Не вышло, не схоронили. Все они, слава Богу, живут и здравствуют, каждый в своем углу. Теперь вот говорят, что новый монстр - компьютер слопает книгу. Нет, не осилит он ее, подавится. Книги будут читать.  Наумок сделал многозначительную паузу, потом обратился к Авторовичу, который подпирал ладонями щеки, покрытые красными пятнами: - Но уж, извините, только не Вашу. Тут я, увы, Вашим поклонником не являюсь, и вынужден согласиться с Тигран Тигранычем. Скучная эта книга. Какая-то вялая, сухая. Пожалуй, она не написана, а, скорее, составлена,  сконструирована, построена. Ну, вроде ваших железяк-изобретений. Однако, те, как я наслышан, куда лучше Вам давались. - Насчет научных достижений не знаю, не специалист, - снова резанул Критикян. – Может быть, в той узкой области и есть нечто свое, оригинальное. Но вот в литературе…  -  Критикян покачал головой и вонзил взгляд в Авторовича -  Между прочим, знаете, какая главная примета графомана ?  Читаешь его писанину и думаешь: где-то когда-то что-то такое я уже встречал.  Вот эти страницы, например, сделаны под Токареву, а эти – под Довлатова, а там явно пахнет Алешковским. Ни одной самобытной фразы.   - Зря вы так, мужики, - возразил Оправданский. – У Авторовича легкое перо, он пишет свободно, раскованно. Конечно, он не Лев Толстой и даже не Михаил Веллер. Но отдельными местами в его книжке  действительно можно зачитаться. А что мне особенно нравится - нет у него  никакого нынешнего выпендрежа, вся книга выдержана в хорошем классическом литературном стиле. - Как же нет выпендрежа ? – он раздраженно ткнул пальцем в лежавшую перед ним книгу. - Возьмите, хотя бы, это вот предисловие – одна сплошная рисовка. Даже то, что я сейчас говорю, – тоже пустопорожнее выпендривание. – Степан Евграфович достал из кармана брюк носовой платок и громко высморкался. -  Или эта выковырка, название, – продолжил он. - «От 7 до 70» – это что за арифметика, почему семь, почему семьдесят ? - Привет от Корней Иваныча Чуковского, - улыбнулся Эдик Стародругов, -  «От 2-х до 5-ти» он тоже писал не в юношеском возрасте. Хотя в детство и не впал.             Лоб Авторовича покрылся крупными каплями пота, он стер их тыльной стороной ладони.         - Что ж тут непонятного ? – пробормотал он, стараясь удержать пальцами дергавшееся от волнения веко. -  Хотя рассказ и начинается до того, как главному герою стукает 7, но начало его самоосознания относится именно к этому возрасту. А заканчивается в 70, потому что именно тогда завершился наиболее активный этап его жизни. Поэтому нулевая глава без номера – как бы вступление, преамбула, а последняя – эпилог, заключение.         - А, что, собственно, плохого в том, что в этой книжке есть интрижка ? – срифмовал Оправданский и добавил : – Если театр начинается с вешалки, то книга с названия.           - И с обложки тоже, - добавил Эдик Стародругов. – Она тоже должна быть завлекалкой, а то никто книгу и в руки не возьмет.         К разговору подключился Бернольд Себялюбин. Его благородная седая шевелюра возвысилась над столом и красиво наклонилась в сторону Авторовича.         - Память настаивается на времени, как старое вино, и становится крепче, острее и забористей. Эту сентенцию я сам придумал. - Он со значением посмотрел поверх повернутых к нему голов, потом настроил взгляд на Авторовича. -  В этой книге – наше с вами время, каждый может найти в ней свой кусочек памяти, свой собственный, свой частный интерес.         Авторович повеселел, приосанился и произнес с умеренной долей запальчивости:    - Я вот и говорю, книга сделана, как русская матрешка – рассказ в рассказе. Вынимай любой и смотри, каждый по отдельности. Совершенно не обязательно книгу всю читать. Это не роман, общего сюжета нет. Себялюбин строго посмотрел на Авторовича, не вовремя перебившего его речь, и продолжил : - Кто-то в этой книжке может увлечься остросюжетностью одних глав, кому-то окажется полезой документальность других. А то, что не все в книге всем интересно, так это обычное дело. Если честно говорить, я в юности даже «Войну и мир» читал по диагонали, философские размышления Толстого меня тогда мало трогали.         Себялюбин обернулся на сидевшего позади него Эдика Стародругова:         - А что, по вашему, когда человек уходит на пенсию, лучше, если он в парке козла забивает или костяшками домино стучит ? Я думаю, полезнее, если он книги пишет.           Эдик заерзал на стуле: - Нет, насчет коньяка я, конечно, немного загнул, - сказал он смущенно. -  Если кто может писать - дай ему Бог, пусть пишет. Я-то не умею. Вдруг с места поднялся Оправданский. - У меня есть предложение, - заявил он. – Давайте, все же, добавим в эту бочку дегтя еще одну ложку меда. Для этого я предлагаю прежде, чем поставить на нашем сегодняшнем толковище точку, водрузить на нем сначала вопросительный знак. Пусть Предисловие называется «Эта книга никому не нужна ?»  - Продуктивная мысль, - одобрил Бернольд Себялюбин. – С этим предложением можно согласиться. Но этого недостаточно. Хотелось бы еще заказать Авторовичу новую книгу. Давайте, и ей придумаем завлекательное название, ну, например, такое:  «Восемьдесят с плюсом».  Вот с таким большим.           И он согнутой рукой выразительным жестом от локтя показал с каким.