Треск огня в камине напоминал смех сумасшедшего, отголоски которого застревали в углах кабинета, как паутина. Я сидела на холодном паркете, разложив перед собой документы, которые теперь казались тяжелее свинца. Свет настольной лампы выхватывал из полумрака отдельные строки, цифры, подписи — каждая деталь вонзалась в сознание, как нож. За окном бушевала метель, завывая в такт моему дыханию, срывая последние листья с голых ветвей старых клёнов.
Фотография Эммы лежала поверх договора, её потухшие глаза следили за каждым моим движением. Я провела пальцем по её щеке, где на снимке виднелся синяк, и вдруг осознала, что повторяю этот жест, когда нервничаю. Наследственность — страшная штука. Даже вырванная с корнем, она прорастает сквозь асфальт благополучия, как сорняк.
— Ты могла бы хотя бы у
