"— Кого ты пытаешься обмануть?
— Иногда, важнее всего, обмануть самого себя."
***
Я была среднего роста. Никакая. Не броская, не выдающаяся. Та, на которую не оборачиваются. Зато у меня были ярко-зелёные глаза — слишком живые для того, чтобы скрыть всё, что я чувствовала. Пухлые щёки, которые предательски краснели при малейшем волнении. Маленькие аккуратные уши, которые я всегда прятала за длинными каштановыми волосами. Они были моим щитом. Как и оверсайз-свитера зелёного и кофейного оттенков. Ткань, что скрывала мои формы, казалась мне единственным спасением от чужого мнения.
От меня пахло персиковым мылом и кокосовым шампунем — лёгкий, сладковатый аромат, который я выбирала намеренно. Хотела казаться уютной. Мягкой. Не опасной. Звучит почти мило, да?
Если бы не одно «но».
Я толстая.
Большие ляжки. Руки, которые растягивали рукава. Живот, о котором знала каждая кофта. Задница, в которой не было никакой «песочных часов» — только бесформенная плоть, от которой хотелось сбежать.
Не думайте, что я не пыталась худеть. Боже, как же я пыталась.
Диетологи. Эндокринологи. Анализы на щитовидку, гормоны, дефицит витамина D, инсулин. Грёбаный калораж. Я выучила слова, которые в моём возрасте не должны были быть частью лексикона. Таблицы калорий, интервальное голодание, упражнения натощак, детокс-смузи, таблетки, фитнес-дневники.
Всё это приводило к одному.
К пустоте.
Я не помню в своей жизни времени, когда я просто… жила. Не худела. Не ненавидела отражение. Не пряталась за стратегически распущенными волосами. Всё было борьбой — за право хоть немного нравиться себе.
Мама молчала. Всегда молчала. А отчим... он говорил.
Ударом по губе. Или кулаком в плечо. Или пинком под рёбра, если я съедала на одну ложку больше, чем было положено.
Я ела тайком. В туалете. Сквозь слёзы и страх.
И еда была единственным, что хоть как-то напоминало мне, что я существую. Что я — есть.
Я — ела, потому что кроме еды у меня не было ничего.
И как мы только подружились с Дариной... Дарина всегда входила в помещение так, будто это сцена, и все уже сидят в зале. Даже если это было просто кафешка при колледже, пахнущая пережаренными булочками и кофейной гущей. Она появлялась — и всё оживало. Девочки начинали поправлять волосы, парни выпрямлялись, улыбались, кто-то кивал ей, кто-то просто глазел, но не было ни одного человека, кто бы не заметил её.
— О, королева пришла, — пробормотала я, вцепившись пальцами в чашку с чаем. Она уже остыла.
— Что ты там бурчишь, Иви? — Дарина, как всегда, сияла. Её рыжие волосы были идеально уложены в высокую небрежную косу, из которой словно случайно выбивались локоны. Красная помада, веснушки, гладкая кожа, глаза цвета янтаря. Буклет влюблённости, если бы такие существовали.
— Ничего, — буркнула я, опуская глаза.
— Боже, мне сегодня на проходе в коридоре какой-то первокурсник предложил кофе, — засмеялась она, скидывая сумку рядом со мной. — Ну мило же, а?
— Мило, — я кивнула. Голос мой прозвучал ровно, но внутри — как будто нож по стеклу.
Она заказала себе мятный раф и салат, конечно же. Лёгкий, эстетичный, из тех, что ты ешь и всё равно выглядишь как с обложки. Я же доедала банановый маффин, который, как мне казалось, все в зале разглядывали.
— Ты снова ешь сладкое? — удивлённо спросила Дарина, но тут же добавила: — Хотя ладно, я не лезу. Просто… ты же сама говорила, что хочешь чуть-чуть похудеть.
Я промолчала. Не потому что не было, что ответить, а потому что любое моё «да» или «нет» в этой ситуации звучало бы как оправдание. А оправдываться перед ней — хуже смерти.
За соседним столиком сидела группа ребят с режиссёрского факультета. Один из них, с тёмной кожей и длинными ресницами, уставился на Дарину так, будто она сошла с киноэкрана. Он даже не моргал. Другой шепнул что-то своему другу, и оба захихикали.
Я вздохнула. Невидимость — это не просто отсутствие света. Это когда ты рядом с теми, кто светится.
— Они смотрят на тебя, — пробормотала я.
Дарина бросила взгляд через плечо, улыбнулась и кокетливо подмигнула одному из них.
— Ну так пусть смотрят, — сказала она. — Вдруг кто-то из них — мой будущий муж.
Я опустила взгляд на свои бёдра. На джинсы, которые врезались в живот. На руки, которыми я прикрывала маффин. На чашку с облупленным краем. Всё во мне, всё, что я трогала, казалось каким-то… второсортным. Даже воздух, которым я дышала.
Я съела оставшийся кусочек маффина. Медленно. Даже не почувствовав вкуса. Потому что во рту стоял привкус чего-то другого.
Одиночества.
Дарина листала сценарий, склонившись над распечаткой, и казалась актрисой даже в этот момент — такой уверенной, яркой, будто камера уже пишет.
— Слушай, а как ты думаешь, «разбитое сердце» произносить с надрывом или, наоборот, в сдержанном отчаянии? — спросила она, поднимая на меня янтарные глаза.
Я не успела ответить — в этот момент к нашему столику подошли трое. Два парня и одна девушка. С режиссёрского. Всё как по заказу: уверенные шаги, белозубые улыбки, взгляды, скользящие по Дарине, как ласкающий свет софитов.
— Дарина! Привет! — протянула девушка, красивая, как обложка. — Ты потрясающе сыграла в прошлый раз. Я до сих пор под впечатлением.
— Спасибо, — скромно улыбнулась Дарина, как будто это для неё в порядке вещей. Хотя, наверное, так и было.
— Мы тут с ребятами подумали… может, ты бы зашла к нам сегодня на прогон? — вмешался один из парней. У него была чёлка, как у итальянского актёра, и голос, будто маслом по тосту.
Я сидела буквально в двадцати сантиметрах. Но, кажется, меня не было. Не для них.
Иви. Просто Иви. Та, которую не замечают.
Дарина кивнула, загибая пальцем локон за ухо:
— Может быть. У меня пара с Овидиу после обеда, но если успею — забегу.
— Забегай! Мы там будем до пяти точно. — Парень с чёлкой окинул её взглядом, в котором читалось больше, чем просто дружелюбие. — И да, мы собираемся потом в «Котельную». Можешь взять кого-то с собой…
Он даже не посмотрел в мою сторону.
Не то чтобы я хотела идти. Но было странно — быть рядом, и в то же время отсутствовать. Как стенд с рекламой в метро: глаз скользит, но не фиксируется.
— Круто. Я подумаю, — отозвалась Дарина и, когда они ушли, повернулась ко мне. — Господи, этот Ренцо — такой приторный. Честно, я не понимаю, почему всем так нравится его стиль.
— Наверное, потому что он умеет делать комплименты, — пробормотала я, ковыряя крошку от маффина ногтем.
— Ну да, зато он не умеет играть, — пожала плечами она. — Не береди душу, Иви. Хочешь, поделюсь рафом? Я всё равно не допью.
Я покачала головой. Мне не хотелось пить её напиток. Мне хотелось… не быть тенью. Хотя бы раз. Хоть на секунду.
— Дарин… — начала я и замерла, — …ты когда-нибудь чувствовала себя как… мебель? Типа ты сидишь, слушаешь, живёшь, а все проходят мимо, как будто тебя нет?
Она нахмурилась, но быстро сменила выражение лица на ободряющее:
— Ну, камон, ты же не мебель. У тебя такие глаза, Иви. Не знаю, видела ли ты себя со стороны — ты светишься. Просто ты себя прячешь. Зачем — не понимаю.
Я не ответила. Потому что знала, зачем.
Потому что мир не любит, когда ты не укладываешься в его рамки.
Потому что в этом мире выигрывают те, кто похож на Дарину — лёгкие, красивые, уверенные.
А я?.. Я научилась быть удобной. Тихой. Складываться вдвое, втрое, вчетверо — чтобы не мешать. Чтобы вписаться. Чтобы исчезнуть.
Вечер пришёл неожиданно — как будто кто-то щёлкнул выключателем, и весь день погрузился в серо-сиреневый полумрак. Я шла по выложенной плиткой дорожке тихого, респектабельного района, где каждый куст был пострижен под линейку, а окна светились мягким жёлтым светом уюта, как в рекламах.
Мы с Дариной снимали комнату у пожилой женщины по имени госпожа Марина. Её дом был старинным, с высокими потолками, лепниной и запахом ванильных свечей. Она сделала для нас огромную скидку — «молодёжь должна начинать в красивом месте», — сказала она тогда, наливая нам чай с жасмином и подавая домашнее печенье.
Сейчас Дарина была на прогоне. Я же решила вернуться пораньше — хотелось тишины. Без «Котельной». Без фальшивых улыбок. Только я и мои мысли.
Я тихо открыла нашу половину дома, скинула ботинки и направилась в свою комнатку. Здесь пахло кокосовым шампунем и пыльной бумагой. Я зажгла маленькую лампу и завалилась в кресло у окна.
Телефон молчал весь день. И я уже почти успела поверить, что всё с сообщением от Каина — просто случайность. Недоразумение. Интернетный испуг.
Новое сообщение. От: Каин.
Сердце дрогнуло. Я уставилась на экран.
"Я ждал, пока ты выйдешь из образа. Надеюсь, сегодня ты просто Ивелина."
"Тебе не кажется, что жить под чужим именем — это всё равно что красть воздух?"
Я села ровнее. Пальцы задрожали.
Я набрала ответ:
— Кто ты такой? Почему ты мне пишешь?
"Выгляни в окно."
Медленно, с комом в горле, я встала. Подошла к окну и отдёрнула тяжёлую штору.
Он стоял там. Под фонарём. Высокий силуэт, почти сливаясь с ночной тенью.
Каин.
Он не махал. Не двигался. Просто стоял. Смотрел прямо в моё окно, как будто знал, где именно я нахожусь.
И это был не интернет. Не сон.
Он был настоящим.