Сломанная

Глава 9

Рианна рванулась к окну, пальцами вцепилась в подоконник в отчаянной попытке спастись. Воспитатель оказался быстрее. Его грубая жилистая рука сомкнулась на её запястье, дёрнула с такой силой, что плечо пронзило острой болью.

— А ну-ка стой! — голос проскрежетал, как ржавое железо по металлу.

Ремень просвистел в воздухе, прежде чем обрушиться на спину жгучей плетью. Первый удар — обжигающий, лизнул пламенем. Второй — резкий, как удар ножа. Рианна закричала. Её тело извивалось в отчаянной попытке вырваться, нырнуть из окна, но хватка ощущалась железной, безжалостной.

Слёзы застилали глаза, превращая вид улицы в размытое пятно. Воздух вырывался из лёгких короткими, судорожными всхлипами. Каждый удар оставлял на коже жгучие следы, которые, казалось, будут гореть вечно.

— Получай! Получай! — он бормотал, как будто заведённая машина, каждый взмах руки отмеряя новую полосу боли.

Мать застыла в дверном проёме, её руки были демонстративно скрещены на груди. Тонкие губы сжаты в жёсткую линию, а глаза — холодные, безжизненные — не выражали ничего, кроме безразличия. В её взгляде читалось нескрываемое одобрение происходящего.

Всё расплывалось перед глазами Рианны. Пол, потолок, стены — всё кружилось в безумном танце, окрасившись в кроваво-красные тона. Каждый удар казался бесконечностью, растягиваясь в вечность. Каждый крик, вырывающийся из горла, будто был последним в жизни.

Она действительно умела кричать громко, пронзительно, до хрипоты. Её голос, обычно спокойный, тихий, разрывался от боли и отчаяния. И в этот раз её крики также не имели никакого значения. Они тонули в вязком пространстве реальности, разбиваясь о каменные сердца тех, кто должен был защищать.

На следующий день ей казалось спокойная аудитория университета, пропитана ярким запахом старой мебели и ароматного кофе. Солнечный свет через грязные окна рисовал на полу размытые пятна. Рианна сидела на краешке стула, перенеся весь вес на одну ягодицу — вторая всё ещё горела огнём после вчерашнего.

Преподаватель монотонно бубнил о статистике домашнего насилия, жестикулируя у доски. Его слова — «травматизация», «цикл агрессии», «посттравматический синдром» — висели в воздухе, как чужие, ненужные ярлыки.

Она стиснула зубы. Спина ныла от напряжения, а под рваным свитером скрывались синяки, которые утром она замазала тональным кремом. Какая ирония, — думала она, глядя в конспект, где вместо лекций были нарисованы каракули — острые, колючие, как её жизнь.

За соседней партой перешёптывались одногруппницы, бросая на неё любопытные взгляды. Наверное, думают, что я с бодуна, — усмехнулась она про себя. Если бы они знали...

Аудитория замерла, когда телефон преподавателя резко зазвонил, прерывая лекцию. Он нахмурился, выслушал сообщение и поднял глаза на Рианну. Взгляд был тяжёлым, неодобрительным.

— Рианна, вас вызывают в деканат. Сейчас.

Она встала, стараясь не морщиться от боли в спине. Хотя бы сидеть больше не придётся, подумала она с горькой усмешкой.

Кафедра социологии встретила её гулкой пустотой, нарушаемой только скрипом кожаного кресла. Александр Леонидович сидел за массивным столом в своем кабинете, его пальцы перебирали бумаги. Запах старых документов и деревянной мебели витал в воздухе.

— Здравствуй, — он отложил папку и сложил руки, — к нам поступили жалобы от родителей Бени. Они утверждают, что ты... избила его?

Его голос звучал скорее с недоумением, чем с обвинением. Бени, сынок местного чиновника, всегда был золотым мальчиком в глазах преподавателей.

Рианна сжала кулаки на коленях, но лицо осталось невозмутимым.

— Он сам напросился.