СЛУГА ОЛИГАРХА ИЛИ МЕТАМОРФОЗЫ ЖИЗНИ

Ч А С Т Ь I ГЛАВА 1

Санкт-Петербург начала 90-х был сравним с огромным муравейником. Правда, от жизненного уклада невероятно  умных и работящих насекомых, их собратьев по планете отличала бросающаяся в глаза хаотичность беспорядочных передвижений.  Каждый, казалось, был подчинен только одной цели – побыстрее (синоним – полегче) заработать деньги, которые предприимчивым людям падали буквально с небес (и это не расхожее мнение). Повсюду, один за другим, появлялись коммерческие палатки, ларьки, частные магазины, и, как результат более удачливого вложения – рестораны, фабрики, заводы. Люди были заняты самым «забавным» делом, какое только могло возникнуть на постсоветском пространстве – накопительством, и  бизнес, вероятно, служил одним из способов скорейшего достижения оного. В итоге, уже скоро северную столицу огромной страны (получившей после известных событий  независимость) было  не узнать.

Повсюду было столько ярких рекламных вывесок на иностранном языке, что стороннему наблюдателю могло ненароком показаться, что он попал не на Невский  (или  там Литейный) проспект,  а на странное ответвление Бейкер-стрит или какое-нибудь там продолжение улицы «№ - N» Нью-Йорка.  Теперь любой житель (и гость) Северной Пальмиры, мог наяву удостовериться, что никакая жизнь с наступлением полуночи не заканчивается.

Однако, Бенедикту Валерьяновичу Сапфирову, сорокалетнему бывшему служащему бывшего НИИ  (научный институт, где он работал сразу же после блестящего окончания химического факультета Ленинградского Государственного Университета, а затем и защиты -- там же -- кандидатской диссертации, развалился, не выдержав пришедших в страну -- после  перестройки -- нововведений и переориентации страны на новый – скептицизм Сапфирова при осознании сего факта был более чем очевиден – капиталистический путь),  было не до ночной жизни. Ему вообще было не до какой жизни. Вот уже как последние несколько лет он был без какой-либо определенной работы. А о некоем – как иной раз ностальгически воспоминаемом – стабильном заработке, с неизменным ежемесячным авансом и получкой, ему давно уже приходилось  только мечтать.

Бенедикт Валерьянович вышел на улицу, подняв вверх голову и пристально посмотрев с одному ему известными мыслями на окна старинного особняка, где теперь, расселив бывшие там, в советские времена, коммуналки, размещались офисы многочисленных частных предприятий (в одном из которых ему сегодня и благополучно отказали) промок платком выступившие на лбу капельки пота, и тяжело вздохнув, принялся обдумывать сложившееся положение. Очередные надежды об устройстве на работу   рухнули, так и не найдя реального воплощения. Ни его диплом химика, ни ученая степень, ни интеллигентная внешность, – усмехнулся Бенедикт Валерьянович, –  оказались совершенно никому не нужны. Нынешнее общество (и в первую очередь диктующие право на жизнь – или лучше сказать выживание  в этой жизни других людей – сегодняшние предприниматели) было ориентировано исключительно на получение сиюминутных прибылей. А подобное давала только торговля. Естественно (для сложившегося положения в стране, а не для позитивного развития той же страны) ни о какой науке, -- с горечью подумал Сапфиров, -- речь даже не могла и идти. Существование научных исследований может себе позволить  только развитое, или вернее сказать, динамически развивающееся государство, ориентированное на долговременное ожидание неизменно положительного результата, то есть не  сиюминутное получение небольшой (небольшой, небольшой)  прибыли. А, как говориться, много и значительно – но в будущем. Никогда никакой быстрой и легкой прибыли наука не давала и не даст. Это долговременное вложение капитала. (Да и вообще производное науки, ее продукт, возможен только при первоначальных значительных  и обязательных вложениях – то, что делали как во всех развитых странах, так и до недавнего времени в Советском Союзе, и что пришедшая ему на смену демократическая (уже не Советская, -- с сожалением подумал Сапфиров) Россия делать абсолютно не собиралась.  По крайней мере, -- пока.) Поэтому  Бенедикт Валерьянович вполне ясно понимал, что в сегодняшних условиях выжить, занимаясь тем, чем он жил до этого – просто невозможно. Но – понимать-то понимал, а поделать с собой ничего не мог. А потому продолжал безуспешно колесить по старым, известным еще с советских времен, адресам, изредка – как в этот раз – совершая и небольшой виток в сторону вновь образованных «контор».

Другой вопрос, что вскоре, получив очередной отказ мотивированным (кто бы когда мог подумать?!) закрытием научного института по причине нерентабельности (да кто и вообще додумался оценивать рентабельность и нерентабельность научного заведения как какое-нибудь торгово-промышленное предприятие?!), Сапфиров с грусть осознал, что он, видимо, просто-напросто стучится не в те двери. Раз «в моде» теперь торговые частные предприятия, то он и должен, отложив свой диплом «на полочку», попытаться  устроиться именно туда. Правда, придется унять свою гордость (работать у бывших спекулянтов, «частников», жуликов -- ему, кандидату  наук, бывшему когда-то заместителем заведующего лабораторией, ох как не хотелось), но, по всей видимости, и деваться больше было некуда. В который уже раз, приходя домой – у него была небольшая двухкомнатная квартира, которую  «успел» получить в советские времена, он ловил на себе уничтожающие взгляды жены. (Его жена, Елена, высокая, спортивного вида тридцатилетняя женщина, играющая когда-то в волейбол за молодежную сборную города  и «выскочившая» еще студенткой замуж за молодого доцента – Сапфирова -- который сразил ее не только своими обходительными и утонченными манерами да внешностью порядочного человека, но и тем, что уже в 25 лет имел  ученую степень, стабильное  -- тогда еще стабильное -- положение в обществе, и почти новенькие «Жигули» -- машину им пришлось продать еще во время «Павловских» реформ – теперь действительно негодовала при виде своего мужа, которого она считала откровенным неудачником). А тут еще масла в огонь подливала случайно объявившаяся тетка жены – родителей,  воспитывавшаяся в детском доме, Елена не знала – желчная злобная старушонка, которая, сверкая как сова глазами, -- теперь понятно, в кого у жены такой взгляд – ехидно шипела (один раз Бенедикт, услышав подобное, когда та жарила сало, поймал себя на мысли, что если он закроет глаза, то вполне не отличит шипения тетки от жарящихся шкварок), выставляя его бездельником и лодырем. Всю жизнь, проторговав жареными семечками на рынке -- та вообще не видела необходимости  в какой бы то ни было науке. Как    минимум -- считая это пустым времяпрепровождением. А потому, когда узнала, что Бенедикта Валерьяновича «вышибли»  из института (сколько ей не говори, что он уволился сам в связи с закрытием того -- она, согласно кивая головой,  тут же, при первом же подвернувшимся случае, вставляла какое-нибудь свое любимое обидное словечко), то только обрадовалась. Это лишний раз  подтверждало ее теорию «о бесполезности» какого-либо учения.

Интересно, что когда Бенедикт устроился на работу в магазин (грузчиком -- единственное, что ему предложили, повертев в руках его, оказавшийся ненужным в обычной жизни, диплом. Да и то, не проработав и месяца, он вынужден был уйти. Ну никак не мог он пить каждый день -- тем более, что вообще не пил -- да ловить на себе похотливые взгляды подвыпивших продавщиц), тетка его даже зауважала. Как-никак «одумался да занялся серьезным делом».

Потом были еще попытки (сразу заметим – неудачные. То сразу не брали, то он уходил) устроиться в ларек (отработав всего день продавцом, он уже в конце смены не досчитался выручки), охранником в круглосуточном магазине (заработал «фингал» от пьяного покупателя, которому он сделал замечание по поводу приставания того к молоденькой продавщице), подсобным рабочим на стройке (случайно уронил со второго этажа ведро с краской на голову проходившего мимо прораба), дворником (не так поняв приказ техника из ЖЭКа и снабдив проходивших мимо – а как он считал: откомандированных на субботник -- школьников всем необходимым  -- лопаты, метлы, грабли --  он к концу рабочего дня не увидел ни школьников, ни инвентаря).

Бенедикт Валерьянович даже пробовал было заниматься бизнесом. В смысле, тем его челночным вариантом, который был тогда наиболее распространен и доступен:       купил – продал. Продав семейную дачу (нужен ведь был начальный капитал), Сапфиров специально поехал в Турцию, где на все деньги накупил всякого ширпотреба, уже подсчитывая в уме прибыль. Но, вернувшись обратно, еще в аэропорту Пулково вынужден был распрощаться со своей мечтой (равно как и с прибылью, и  с товаром, еще повезло, что не с жизнью), чуть ли не самолично погрузив огромные сумки в багажник  нагло скалящихся крепких парней, безошибочно «выцепивших» его из толпы прилетевших (почему именно его, ведь еще была  «куча» других челноков?) и подошедших, когда  стоял он -- на стоянке такси, запросто  представившись: «рэкетирами» (что, братан, прилетел?.. поздравляем!.. давай мы тебе поможем реализовать товар, ну что ты дергаешься, стой ровно и улыбайся, если не хочешь всплыть где-нибудь в болотах – ты же местный?  местный! -- ну так, наверное, знаешь, что наш с тобой город окружают сплошные болота, знаешь? – Ну, вот и хорошо, совсем другое дело…    кстати, -- если ты такой всезнающий, то к тебе тогда еще одна просьба: помоги нам загрузить твои сумочки в багажник, да-да, вот этой машины, почему такси и кто мы? Ну, так такси, потому что нет у нас своей машины, тем более, если таксисты  бесплатно – ха-ха – возят и так. А что до того, кто мы – мы те, кто  всю жизнь – когда ты пил коньяки в ресторанах – занимались спортом,  вон,  смотри, это боксер, это борец, вот этот каратист, а я  вообще штангист, а теперь, понимаешь, устали мы давать этой гребаной стране рекорды, совсем сил нет, да нет-нет, ты не суетись зря, на тебя-то, мудака, у нас силенок хватит, давай живее, грузи, у тебя-то деньги на автобус есть, что, ну конечно, ты же еще должен заплатить нам за тачку, мы просто волнуемся, как ты будешь добираться до города, вот и хорошо, понятливый, значит, оказался, – говоривший перемигнулся с лучезарно скалящимися остальными парнями, --  о,  какие купюры у тебя горячие, волнуешься что ли, или в самолете так жарко, да ладно, не переживай,  вот тебе наш телефончик, цифры легко запоминаются, позвони через пару дней, (но смотри, не раньше!), спроси о реализации товара – ха-ха – может, получишь свой процент… ну все: бывай…  да    смотри -- не ищи нас… если надо -- сами найдем…).

 Бенедикт Валерьянович в безмолвии остался стоять на стоянке такси, сжимая в руках инстинктивно взятую бумажку, а когда, через время, развернул ее, увидел действительно легко запоминающиеся цифры – 02.