От лица Алисы:
О чем мечтает девушка в восемнадцать? Или, скажем, в двадцать? Не знаю, как другие, а я не грезили о принцах на белых конях или о том, как буду танцевать под неоновыми огнями до утра. Мои мечты были проще, почти осязаемы: вырваться из университета, вдохнуть свободу полной грудью и шагнуть в школьный класс, полный детских голосов. Я любила детей с малых лет — их смех, их любопытные глаза, их маленькие тайны, которые они прячут в ладошках. Братьев и сестёр у меня не было, если не считать тех, кого я мельком встречала в детском доме. Но там не найти родных душ — дети, озлобленные судьбой, грызутся за каждый лучик внимания, словно голодные волчата. Кому-то достаётся чуть больше тепла, и вот уже летят кулаки, злые шепотки, слёзы. Не будем о плохом, лучше о себе.
Меня зовут Алиса Сергеевна Громова. Двадцать три года. Ничем не примечательная, не красавица, но и не дурнушка. Глаза светло-карие, будто выцветший янтарь, волосы русые, мягкие, до лопаток — мама всегда говорила, что они у меня как шёлк. Расчёсывала их перед сном, напевая что-то тихое, и это был наш ритуал, кусочек тепла в мире, который позже рухнул. Теперь я распускаю их только наедине с собой, словно прячу маленькую тайну. Лицо моё простое — прямой носик, бледные пухлые губы. Фигура? Не модельная, но я в меру худая, хоть и скрываю себя под мешковатой одеждой. Так привычнее — не выделяться, не привлекать взглядов. Да и зачем? В детском доме я научилась быть незаметной, а после… после просто не было причин сиять.
После трагедии — гибели родителей — я в девятилетнем возрасте оказалась в детском доме. Там было тяжело, хотя кого я обманываю — тяжело было всегда. Но даже в том сером месте нашёлся светлый человек — воспитательница Екатерина Алексеевна. Она была нам как мама: понимала, кормила, иногда приносила фрукты или конфеты, чтобы мы хоть на миг почувствовали себя счастливее. Детей своих у неё не было, и всю свою любовь она отдавала нам. Именно она помогла мне понять, кем я хочу стать. Однажды утром я проснулась с мыслью: буду учителем. Математика давалась мне легко — числа складывались в голове, как паззлы, и в этом тоже её заслуга. Она терпеливо объясняла всё, что я не понимала, пока формулы не становились моими друзьями. Так я выбрала профессию — учитель математики. Люблю детей, особенно младшие группы, их пытливые умы. Сдала экзамены, поступила в университет, закончила с отличием и пошла работать в школу. До сих пор навещаю Екатерину Алексеевну, благодарю её за доброту. Стараюсь и сама помогать детям — приношу конфеты или фрукты, когда могу. Хотя, если честно, могу я редко, но пытаюсь.
Как любая девушка, я перед сном придумываю себе идеальный мир. Идеальную жизнь. Идеальную любовь. Влюбляться мне было некогда — в детском доме стараешься выжить, а после я отдавала всё время учёбе, чтобы стать профессионалом, зарабатывать на жизнь. Квартира у меня есть, но кушать-то хочется, а мне никто ничего не должен. Из-за этих фантазий я часто не могу уснуть почти до утра. И сегодня… сегодня я проспала. Просто шикарное начало дня, не находите?
Будильник завопил, как сирена, и я подскочила — третий по счёту, а это значит, что я безнадёжно опаздываю. Впервые в жизни. Работаю я в элитной школе — туда меня привела Светка, подруга детства. Мы дружили ещё до того, как мои родители погибли, и не потеряли связь, хоть виделись редко. Её семья приезжала ко мне в детский дом, даже хотели забрать, но что-то не сложилось. Может, побоялись лишней обузы, но я не в обиде. Мы со Светой остались подругами, в отличие от других, кто отвернулся. В университете она училась на платном, а я цеплялась за бюджет — это было моё будущее. После выпуска её папа устроил нас обеих в эту школу. Зарплата там отличная, и я всегда была ответственна до дрожи, но сегодня… Сегодня будто кто-то держал меня в постели, шептал: «Не вставай».
Живу я в маленькой однокомнатной квартирке в старом районе — её выдали, когда я выпустилась из детского дома. Училась хорошо, получала стипендию, подрабатывала официанткой в кафе, потому что долги родителей сами себя не оплатят. У отца был бизнес и огромный кредит, после их смерти всё рухнуло, дом, машины, счета — всё забрали. Осталась только эта квартирка и странная история: машина, что врезалась в родителей, так и не найдена. Виновных нет, родственников нет, и я оказалась там, где оказалась.
Замужем я не была и не стремилась. На втором курсе Света уговорила меня пойти на вечеринку. Там всё пошло не так: меня чем-то накачали, парень, который мне нравился, попытался… в общем, хорошо, что у Светы был парень-боксёр. Она вовремя меня хватилась, они нашли нас, и он избил того подонка. Ничего страшного не случилось, но я трое суток проспала от стресса. После этого парни вызывали у меня либо дружеские чувства, либо отвращение. Мешковатая одежда стала моей бронёй — не привлекать внимания, мой девиз. Света винила себя, клялась, что никого ко мне не подпустит. Я смеялась над её обещаниями — сама никого не подпущу! Так я думала. Пока всё не перевернулось.
Занятия в школе начинаются в восемь двадцать. У меня двадцать пять минут, чтобы долететь до работы — на крыльях такси, конечно. Завтрак? Забудьте. Кофе с корицей? Мечта, сгинувшая в утреннем хаосе. Я наспех натянула юбку, блузку, пиджак, волосы скрутила в пучок. Ресницы чуть тронуты тушью — всё, больше не успеваю. Весна уже дышит в окно, скоро станет тепло, а я всё таскаю этот серый гардероб, будто мне сорок, а не двадцать три. Надо бы что-то поменять… или нет? Кроме школы я ведь ничего и не вижу. Пришло уведомление — такси ждёт. Последний взгляд в зеркало: бледная, немного растрёпанная, но живая. Сумка, ноутбук — и я вылетела из квартиры, как птица, выпущенная из клетки. Пока мы неслись по улицам старого района, я подумала: а вдруг сегодня что-то изменится? Вдруг этот день — не просто провал, а начало?
Такси затормозило у школы, и я глянула на часы — семь минут до урока. Ещё нужно забежать в учительскую за журналом. Времени в обрез, а нервы уже звенели, как натянутые струны. Выскочив из машины, я рванула к дверям, и тут — бац! — налетела на какого-то парня. Чуть не сшибла его с ног, сама еле устояла. Он застыл в проходе, как вкопанный, и я мысленно выругалась: Нечего торчать в дверях, идиот!