Мы отъезжаем от дома Захара и я выдыхаю. Наконец–то это шоу закончилось. Конечно, все оказалось не так плохо, как я думала. Вернее, даже хорошо. Честно говоря, мне понравилась семья Соколовского. Я не ощутила никакого напряжения. Что мама, что его сестра – замечательные. Теперь понятно, почему Захар такой открытый и уверенный в себе – его с пеленок растили в благоприятной обстановке. В тепле, любви и счастье.
– О чем задумалась, Колючка? – озорной голос Соколовского отвлекает меня от раздумий.
– Хватит меня так называть, – бурчу я. – У меня есть имя вообще–то.
– Я помню, – отзывается Захар. – Но Колючка тебе подходит идеально.
– Потому что я колкая на язык? – хмыкаю я.
– Потому что ты обросла шипами и никого к себе не подпускаешь, – поясняет он и я замолкаю, опустив взгляд.
Может, в его словах есть какая–то доля правды. Но… как он это делает, а? Каким образом смотрит так глубоко в душу? Или это очередной его приемчик?
– Не делай вид, будто меня знаешь, – наконец отвечаю ему я.
– Для того, чтобы так думать, не нужно хорошо тебя знать, – пожимает плечами Захар.
– Мне плевать, что ты думаешь обо мне, – поджимаю губы я.
– Ключевая фраза: «думаю о тебе», – расплывается в улыбке он. И, стрельнув на меня своим взглядом, добавляет: – очень часто.
– Вот привязался! – вздыхаю я. – Прилип, как банный лист! Найди себе кого–нибудь другого.
– Но мне понравилась именно ты, – сообщает Соколовский. – И я избавлю тебя от всех твоих шипов.
Он улыбается, уверенно поворачивая руль, а я лишь закатываю глаза. Избавит он, как же. Мне может быть нравятся мои шипы. Они отсеивают всяких… самовлюбленных мажориков.
Мы подъезжаем к моему дому. И я стискиваю зубы вместе, потому что возле подъезда сидят наши соседки – подружки моей бабули. Уже представлю их реакцию, если они увидят меня рядом с Соколовским. Бабуля узнает об этом этим же вечером и устроит мне лютый допрос. А потом я еще добрые полтора часа буду доказывать ей, что у меня нет жениха и то, что меня до дома подвозит парень из универа – ничего не значит.
– Что–то случилось? – приподнимает бровь Соколовский, глядя то на меня, то на бабушек, которые подозрительно всматриваются в лобовое его машины.
– От тебя одни проблемы, – нервно убираю передние пряди волос за уши и кусаю губу, размышляя, как лучше поступить.
Выйти? Тогда точно стану звездой номер один в своем дворе – не каждый раз у нас тут появляются такие дорогие тачки. А если из нее выйду я – это будет тема для разговоров на целую неделю. А еще почва для самых разных, интересных фантазий. Уехать? Тогда, наверное, будет еще хуже. И глупее.
– В чем дело? – хмурится Захар. – Почему те бабушки смотрят на нас, как на шпионов?
– Слишком долго объяснять, – отмахиваюсь я. И серьезно предупреждаю: – я сейчас выйду из машины и ты сразу же уедешь. Понятно? Даже не вздумай мне что–то кричать вслед или выходить.
Соколовский удивлённо усмехается.
– Почему?
– Просто уезжай, – велю я.
– А если не уеду? – уточняет он.
И я начинаю закипать, словно чайник. Клянусь, скоро пар из ушей повалит.
– Ты издеваешься? – шиплю я. – Подружки моей бабули прямо сейчас сканируют нас обоих своими взглядами. Еще немного и поженят.
Услышав это, Соколовский запрокидывает голову и смеется. А я с недовольством за ним наблюдаю. Он везде найдет повод для радости. Все ему смешно!
– И что, это плохо? – отсмеявшись, спрашивает Захар.
– Конечно, плохо! – округляю глаза я. – Это ужасно!
– И тебе так важно то, что они подумают о тебе? – снова интересуется он, а в серых глазах разгораются азартные огни. Но я не предаю этому значения – все мои мысли занимают любопытные бабушки возле подъезда.
– Мне – неважно, – отвечаю я. – Гораздо важнее то, что они расскажут моей бабуле. А приукрашивать они мастерицы.
– О’кей, – задумчиво кивает Захар. – Я буду тише воды, ниже травы.
– Правда? – недоверчиво хмыкаю я.
– Ну да, – уверенно подтверждает он и стучит указательным пальцем по своей щеке. – Если поцелуешь.
– Издеваешься? – изумлённо приподнимаю брови я.
– Нет, – очаровательно улыбается Соколовский. – Это невинный поцелуй, не ломайся, Колючка.
– Да иди ты в пень, – скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь от него.
– Ну тогда, – печально вздыхает он, – придется бабушкам нас поженить. Может, они и распишут нас прямо возле твоего подъезда? Особенно, после того, как я признаюсь тебе в любви у них на глазах.
– Идиот! – возмущаюсь я. – Тебе лишь бы посмеяться!
– Мне лишь бы поцеловаться, – в тон мне отзывается этот наглец. – Но ты отказываешься даже от поцелуя в щеку. Комон, Колючка, это же детский поцелуй.
– Бесишь! – злюсь я и тянусь к нему, чтобы поцеловать. Но в самый последний момент, когда я уже почти касаюсь его щеки, этот гад поворачивается и подставляет мне свои губы. И я целую их.
За одну секунду чувствую мягкость и тепло. По телу быстрыми вспышками разносится что–то яркое, светлое и будоражащее. От переизбытка чувств, я даже глаза закрываю, полностью растерявшись. И Захар этим пользуется – кладет ладонь на мой затылок, подтягивает к себе ближе и накрывает мои губы своими. Мягко, но настойчиво.
Поцелуй выходит коротким и внезапным, но мне кажется, что он длится вечно. Ошарашено отстранившись от Захара, я хлопаю ресницами и часто дышу.
– Ты что творишь, дурень?! – порываюсь дать ему пощечину, но он ловко перехватывает мою руку и удерживает ее на весу.
– Эх, не сдержался, – Соколовский расплывается в нахальной улыбочке.
– Придурок! – гневно выпаливаю я. – Мне теперь конец! И все из–за тебя!
– Кажется, я кое–что забыл упомянуть, – задумчиво хмурит брови Захар и поджимает губы. – Я ведь говорил тебе, что у меня на окнах тонировка, да?
– И что? – я вырываю руку из его лап и поправляю волосы. Мои щеки все еще горят, сердце гулко бьется в груди.
– Нас не видно, Рит, – сколько же смеха сейчас в графитных глазах – целое море. – Мы видим то, что снаружи, а нас самих не видно.
Я перевожу внимательный взгляд на лобовое стекло и вдруг понимаю, что все это время бабушки смотрели не на нас, а на машину. Она ведь яркая, заметная. Небось гадали, кто за рулем.
– Ах ты жук! – снова взрываюсь я и колочу его по плечам. – Ты все это время издевался надо мной!
– Зато у нас был первый поцелуй, – уворачиваясь, смеется Соколовский. – Короткий, но зато какой страстный!
– Отвези меня к остановке! – велю я. – Иначе… я не знаю, что с тобой сделаю!
– Ух, а в гневе ты еще сексуальнее, Рыжуля.
Он снова улыбается! Ему все нипочем! А я… сгораю от смущения и собственной глупости. Провел! Этот мажор снова меня провёл!
Наконец, машина трогается с места и Соколовский, слушая мои проклятия в свой адрес, везет меня к остановке, где я благополучно выхожу.
– Завтра увидимся, – слышу вслед и оборачиваюсь. – Уже скучаю.
Высунувшись в окно, Захар щурит один глаз на солнце и улыбается краем губ.
– Тебе не удастся снова обвести меня вокруг пальца! – предупреждаю я.
– Я даже и не думал, – изображает невинное лицо Соколовский и его улыбка становится шире. – Сама судьба нас вечно сталкивает, я тут ни при чем.
Я вздыхаю, разворачиваюсь и шагаю к подъезду. Повезло, что обошлось без любопытных взглядов соседок. Никто не осудит и бабушка не пристанет с расспросами.
Но Захар не дает мне покоя. Я просто… с ума схожу! Ворвался в мою жизнь, как ураган! Не дает покоя, не выходит из головы. Он здорово меня волнует. А точнее, не он, а его поведение и интерес ко мне.
На губах все еще чувствуется его поцелуй со вкусом ягодного чая. Короткий, но крепкий и теплый. Разве это нормально, что я так растерялась? Почему не оттолкнула сразу?! По коже до сих пор ползут мурашки. Идиотство!
С появлением Соколовского моя жизнь стала слишком неспокойной. И я сама… ходячий вулкан с закипающей лавой. Что он со мной творит?
Так, Рита. Успокойся.
Я делаю глубокий вздох и останавливаюсь прямо посередине тротуара. Это просто избалованный мажор, которому скучно. Поиграется, поймёт, что ему ничего не светит и исчезнет. Я не должна на него так реагировать. Мне на него вообще плевать с высокой колокольни!
Ведь плевать же?