Первые минуты за столом я не знаю, куда себя деть. Мне кажется, я вот–вот совершу какую–нибудь глупость – подавлюсь чаем или что–то уроню. Но постепенно, сама того не замечая, я вливаюсь в атмосферу этого дома и даже поддерживаю разговоры. Мне становится спокойнее. Особенно, когда понимаю, что никто здесь не имеет цели как–то принизить меня.
– И давно вы с Захаром дружите? – с улыбкой интересуется Наталья. Она с любопытством смотрит то на меня, то на своего сына. – Вы друзья или между вами есть что–то большее?
– Мы недавно познакомились, – краснею я и, заметив как смеются глаза Соколовского, испытываю острое желание отвесить ему подзатыльник.
– Но наше знакомство развивается быстро, – сообщает этот придурок.
– Вот как, – вскидывает брови его мама. – Здорово.
– Жених и невеста, – смеется Аврора, подняв в воздух ворох разноцветных фантиков. – У Захала невеста!
– Так, – строго смотрит на нее Наталья, – сколько конфет ты съела? Опять хочешь чесаться?
– Вкусно же, – вздыхает она.
– Идём, я помогу тебе умыться, – командует женщина. – Давай–давай, Аврора. Весь рот чумазый.
Сестра Захара нехотя выходит из–за стола и, подскакивая на ходу, следует за своей мамой. Но в последний момент оборачивается, смотрит на нас озорным взглядом и пальцами рисует в воздухе сердечко.
Соколовский смеется, а Аврора, показав ему язык, корчит забавную рожицу.
– Аврора! – доносится голос Натальи из коридора.
Девчонка округляет глаза, подпрыгивает на месте и торопливо несется к маме.
Она мне нравится. Чем–то похожа на Захара – такая же шебутная, веселая и открытая.
– Что за цирк ты устроил, а? – проводив Аврору взглядом, я поворачиваюсь к Соколовскому и смотрю на него в упор. Правда, ему на мой взгляд плевать – как сидел, расслабленно разваливались на диване, так и сидит дальше. – Наше знакомство не развивается быстро! И скоро оно вообще развиваться перестанет, чтоб ты знал!
– Тише, Колючка, – усмехается Захар, – ты чего так разбушевалась?
– Верни мне сережку! – требую я.
– Допей чай и пойдем за ней, – он кивает на мою чашку и я, недолго думая, выпиваю остатки чая залпом.
Соколовский изумлённо наблюдает за тем, как я поднимаюсь из–за стола и подбочениваюсь.
– Допила, – сообщаю ему. – Либо ты сейчас же сделаешь, как я прошу, либо…
– Что? – слегка хмурит брови Захар, с интересом глядя на меня.
Я склоняюсь к нему так, чтобы наши глаза были на одном уровне и в этот момент он замирает.
– Либо я придушу тебя, – обещаю ему я.
Мы смотрим друг на друга еще несколько секунд, не моргая. И на один миг я даже забываю, о чем говорила – все мысли просто выветриваются из головы.
– Когда ты так близко, я хочу целоваться, – проникновенно говорит Захар, задумчиво глядя прямо на мои губы.
Ощутив разряд тока по всему телу, я резко отстраняюсь от него. Я ему об одном, а он мне о другом! Ему совершенно плевать на все мои слова, он как стена – вообще не пробиваемый.
– Ладно, идем, – Соколовский наконец–то поднимает свой зад с дивана и потягивается так, что его рубашка неумолимо ползет вверх и открывает поджарый, загорелый пресс. – Куда это ты смотришь, девочка? Ай–яй–яй.
Краснея, как рак, я отворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.
– Никуда я не смотрю, – нервно бурчу я. – Идем уже.
– Идем–идем, – вздыхает Захар и, проходя мимо меня, насмешливо говорит: – на втором этаже я могу раздеться полностью, если так хочешь.
– Меня стошнит, – я в очередной раз отталкиваю его от себя и, все еще смущаясь, гневно смотрю в графитные глаза, наполненные искрами смеха. – Иди уже.
На губах Соколовского играет улыбочка бэд боя. Не переставая улыбаться, он проходит мимо меня и шагает к коридору. Я плетусь за ним, разглядывая обстановку в доме. Картины на стенах, растения в горшках, красивая мебель. Здесь не пафосно, а уютно.
Вместе мы поднимаемся на второй этаж, затем заходим в комнату Захара и я пораженно замираю: о такой комнате, наверное, мечтает каждый парень из моего двора. Она просторная, светлая и в ней, кажется, есть все, что нужно.
Я скольжу любопытным взглядом по сапфирово–синим стенам, широкому окну со светло–серыми, плотными шторами, здоровенной кровати, белому рабочему столу, плазме на стене и встроенному в стену шкафу. Тут есть даже кресла мешки, приставка и дарц.
– Вот твоя сережка, – говорит Захар и я смотрю на него. Он останавливается возле меня и протягивает мне мою серёжку.
– Спасибо, – обрадованно говорю я, осторожно забирая у него украшение. Аж на душе стало легче.
– Они дороги для тебя? – спрашивает Захар.
Я киваю, надевая сережку на ухо.
– Чей–то подарок? – внимательно наблюдая за мной, уточняет он.
– Родители когда–то дарили, – сглотнув ком в горле, отвечаю я. – На день Рождения.
– Случилось что–то плохое? – Соколовский слегка хмурит брови, не сводя с меня напряженного взгляда. Весь смех, вся беспечность из его глаз пропадает.
– Они разбились, – коротко отвечаю я. Сама не зная, зачем. Я не планировала говорить о личном с Захаром, но это вышло само собой. Возможно, потому что я вдруг почувствовала его участие. Не жалость, а именно участие. – На дороге в нас влетел какой–то пьяный урод. В живых осталась только я.
Мне больно. Я до сих пор не отпустила прошлое. И мне слишком тяжело говорить о том, что произошло с моей семьей. Поэтому я тут же перевожу тему и вздыхаю:
– Ну, здесь меня больше ничего не держит, – натянуто улыбаюсь и тянусь к ручке двери, – так что счастливо оставаться. Надеюсь, больше не увидимся.
Соколовский все еще смотрит на меня. Хмуро, напряженно. Ему будто не все равно.
– Его посадили? – спрашивает он. – Того, кто сделал это с вами.
– Нет, – грустно усмехаюсь я и развожу руками, которые подрагивают. – Он же богатый. А богатым все можно. Откупился и дело волшебным образом закрыли. – На этих словах я разворачиваюсь и наконец–то ухожу. – Все, мне пора. Где выход помню.
Я торопливо шагаю к лестнице и спускаюсь на первый этаж. Хочу уже направиться в прихожую, но у меня на пути появляется Аврора.
– Ты уже уходишь? – ее брови выгибаются домиком, когда она вопросительно смотрит на меня снизу вверх. Милейшее создание.
– Да, – улыбаюсь ей я, пытаясь прийти в себя после тяжёлых воспоминаний. – Была рада с тобой познакомится.
Аврора широко улыбается в ответ.
– И я, – отвечает она. А потом берет меня за руку и деловито говорит: – пошли, я тебя пловожу.
Я ничего против не имею. Оказывается, дети прикольные. Я чувствую необъяснимое тепло рядом с этой девочкой.
Обувшись, мы вместе с ней выходим во двор и, взявшись за руки, вместе шагаем к воротам. И когда останавливаемся возле них, Аврора манит меня к себе пальцем. Точно так же, как недавно это проделал ее брат! Я послушно наклоняюсь к ней, приподняв брови.
– Ты мне нлавишься, Лита, – признается девчонка.
– Правда? – усмехаюсь я.
Чем же я могла ей понравится? Ведь я совсем не умею общаться с детьми.
– Угу, – кивает Аврора и, посмотрев по сторонам, достает из рукава платья конфету. С невозмутимым видом она разворачивает фантик и закидывает ее к себе в рот. – Знаешь, Лит, длугие подлужки Захала – дулынды.
– Это еще почему? – смеюсь я. И, подумав, забираю у нее фантик, чтобы не наругали.
Аврора пожимает плечами.
– Они очень хотят со мной длужить, – закатывает глаза она, – тянут за щеки, белут на луки. А я не маленькая! Я уже большая! Почему они не понимают?
– Ты же сама сказала – они дурынды, – с улыбкой развожу руками я, выпрямляясь.
Девчонка заливисто смеется.
– А плиходи к нам еще, – предлагает она. – Плидешь? Я покажу тебе свою комнату.
– Конечно придет, – слышится бодрый голос и мы обе оборачиваемся на Захара, который шагает к нам. – Да, Колючка?
Я встречаюсь взглядом с мажором, затем снова смотрю на Аврору:
– Возможно, когда–нибудь приду.
– Я буду ждать! – хлопает в ладоши она.
– Беги в дом, мелочь, – Соколовский слегка дергает сестру за один из хвостиков. – Мама зовёт. Будешь ей объяснять, куда делся целый пакет конфет.
Аврора округляет глаза, медленно проводит большим пальцем себе по шее и мчится в дом. Я не могу сдержать улыбки, провожая ее взглядом.
– Я отвезу тебя, – слышу голос Захара и снова смотрю на него. – Здесь автобусы редко ходят. Не траться на такси.
Я больше почему–то не злюсь на него. Не знаю даже, почему. То ли Аврора своей детской непосредственностью так повлияла на мое настроение, то ли участие Соколовского, когда я рассказала ему о родителях. Ведь это было участие? Ведь нельзя подделать ту чистую искренность, которую я увидела в глазах Захара? Или…
– Хорошо, – притворно–обреченно вздыхаю я. – Потерплю твоё общество еще немного.
Соколовский улыбается краем губ, нажимает что–то в телефоне и ворота автоматически открываются.
– Тогда вперед. Мне, между прочим, твое общество очень даже нравится.