Внутрилагерная война между "идейными" и "отколовшимися" вор

Часть третья

Но воровская среда не приняла их. Воры старой формации рассматривали всех воевавших воров, независимо от того на чьей стороне они воевали, как сотрудничавших с государством, как изменников, «ссучившихся». В условиях военного времени было урезано и без того крайне скудное снабжение тюрем. Логично, что воры, не отступившие от «воровского хода», были крайне обозлены на «сук», возвращавшихся в лагеря. Среди возвращавшихся с фронта «блатарей» было немало уважаемых воров, которые поначалу рассчитывали на понимание со стороны «законников», однако, воры не приняли «вояк» обратно, исключив участие последних в «сходках», «съездах», «правилках», как грубо нарушивших уголовные традиции и обычаи.1

В. Шаламов так описывает обычную «встречу фронтовика»: «Ты был на войне? Ты взял в руки винтовку? Значит, ты – сука, самая настоящая сука и подлежишь наказанию по закону. К тому же ты – трус! У тебя не хватило силы воли отказаться от маршевой роты – взять срок или даже умереть, но не брать в руки винтовку»2.

Воровской мир не стал принимать во внимание геройское прошлое фронтовиков и отвоевавшихся «штрафников» встретили крайне агрессивно. Формально они отстаивали незыблемость воровских «понятий». Вор никогда не должен брать оружие из рук властей. Любой, нарушивший этот закон, является отступником, для которого не может быть никаких оправданий. «Истинные воры» заявляли, что «штрафники» проявили малодушие, не захотев переносить тяжести лагерной жизни и фактически превратились в «холуев» властей, подчинившись людям в погонах — и не имело значения, в милицейских или в военных.

На самом же деле здесь в большей степени имела место обычная борьба за власть в уголовном мире. Лагерные «законники» получили удобный повод, чтобы исключить своих нестойких собратьев из «элиты» уголовного мира, лишив их привилегий — не работать, жить за счёт «фраеров», быть безраздельными хозяевами в лагерях.

И дело было совсем не в том, что они взяли в руки оружие («воровской» мир при необходимости «прощал» и более серьёзные отступления от своих «законов» и «понятий»). У бывших воров появился достаточный повод для того, чтобы возненавидеть законных. Как же так? Они должны были быть среди тех, кто правит в «запроволочном государстве», а им всем сказали, «Отныне вы все мужики и фраера. Ваше место у сохи3».

Необходимо также учитывать, что в голодное послевоенное время каждый кусок был на счету. Ресурсов военного Гулага оказалось совершенно недостаточно для того, чтобы обеспечить привилегированные условия отсидки всем потенциальным претендентам.

И принимать лишние рты в «блатную» компанию (пусть даже рты «воровские») означало отдать своё и потуже затянуть пояс. Так не проще ли за счёт прибывших увеличить не число «честняг», а ряды «пахарей»? Вот здесь и вспомнили «праведные каторжане» о «святых традициях истинных воров».

Бывших воров это не устроило и тогда криминальная элита Гулага встала на путь саморегуляции, т.е. физического или статусного уменьшения популяции конкурирующих хищников. Это означало, что в послевоенном ГУЛАГе началась настоящая борьба за власть над зоной.

Не стоит идеализировать преступный мир. Для любого преступника на первом месте всегда была и остаётся личная выгода и безопасность. Той же точки зрения придерживался и Александр Солженицын -«Урки — не Робин Гуды! Когда нужно воровать у доходяг — они воруют у доходяг! Когда нужно с замерзающего снять последние портянки — они не брезгуют и ими. Их великий лозунг — “умри ты сегодня, а я завтра!..»4

Бывшим фронтовикам из числа «воров», ставших суками, в силу своей многочисленности и поддержки со стороны лагерного начальства не составило труда потеснить старых законников.

Вот как описывает эти события один из очевидцев: «И с этого момента произошел большой раскол в преступном мире, поддержанный руководством ГУЛАГа. Авторитетных бывших воров, а теперь "сук", развозили по лагерям, где они путем уговоров или силой ссучивали известных им блатных. Правда, им тоже доставалось, и убийства "сук" стали обыденным явлением. Так мне рассказывали достаточно "крупные суки", что "вора союзного значения из Одессы", одного из основателей "сучьего" движения Пивоварова, который по слухам был одним из руководителей пресловутой банды "Черная кошка", возили из лагеря в лагерь, и, не смотря на охрану, его все же убили где-то в Караганде. Большие группы "сук", имевших своих признанных авторитетов и собственный подход к понятию "сучьего закона" делились на пивоваровцев, олейниковцев, упоровцев и других. Сюда не относились трюмленые воры, которые ни к кому не присоединялись, а "сучий закон" трактовали как кому выгодно. Поэтому антагонизм среди различных групп "сук" возникал повсеместно. Как правило, он кончался открытой борьбой за теплые места во внутрилагерном руководстве».5

Благодаря боевому опыту, «духовитости» и «куражу» «штрафники» резко выделялись на фоне других заключённых.

Здесь важно вспомнить, что еще до начала «сучьей войны» в «законах» уголовного мира появились определенные изменения. Безусловно, они не затрагивали главного принципа — «Вор ворует, фраер пашет». Но в отношении лагерной жизни они приняла более гибкий характер. Теперь уже «блатному» дозволялось выходить на работу.

Правда, «не в тепло», не в «зоне», не на привилегированные хлебные должности- учётчика, повара, нарядчика, коменданта, а на общих работах вместе с основной массой арестантов — на лесоповале, рытье траншей и пр. Конечно, при этом сам «вор», «блатной», как правило, не «пачкал рук» тачкой или лопатой, ему просто приписывали норму выработки. Однако, во всяком случае, он создавал видимость, обеспечивая показатели вывода на работу для начальства.

Но даже эти уступки под воздействием обстоятельств многие представители «блатного братства» считали недостаточными. Они полагали, что не вполне разумно, сделав первый шаг, не сделать второй. А именно: если уж «законному вору» всё равно теперь разрешалось выходить на общие работы, нужно пойти дальше. «Воровской масти» должны принадлежать все более или менее значимые, «хлебные» арестантские должности также и внутри «зоны» — коменданта, нарядчиков, хлеборезов, банщиков и и т. д.

То есть тех, кого само арестантское сообщество называло «придурками», которые умеют устроиться в жизни за счёт большинства зэков, «пашущих» на тяжёлых работах.

Однако этот шаг предполагал обязательное сотрудничество с «ментами», с «вертухаями» — с лагерным начальством. Но «закон» устанавливал совершенно определённо: никаких дел, соглашений или компромиссов с ними — ни в «зоне», ни на воле.

Некоторые «блатные», даже не воевавшие в штрафных подразделениях, говорили, что одно дело — «держать стойку», когда тебе «впаяли» пару лет, и совсем другое — если «разматываешь пятнашку» или «тянешь четвертак».

— Мы же не «политики», не «фашисты»! — возмущались они. — Главное — любыми способами взять власть в «зонах», и тогда там действительно будет «воровской закон»! Ради этого все средства хороши! Кто выиграет от того, что мы все передохнем или превратимся в «доходяг»? Те же «менты»! Какой понт рогами упираться и корчить из себя «несгибаемых», если это на руку только лагерным «начальничкам»?6

Но большинство «идейных воров» (которых насчитывались тысячи) выступило резко против подобных «революционных нововведений». Среди них были в основном люди, которые были действительно преданы «воровской идее». Они сумели пережить нелегкие лагерные времена в годы войны, у них был солидный авторитет в уголовном мире, и именно эти «законники» приняли решение, что нельзя отступать от принципов и традиций, которые были выработаны «шпанским братством».

И всё же среди «блатного» сообщества росло количество колеблющихся, одновременно в лагерях и тюрьмах увеличивалось и число «военщины» — бывших «штрафников», ставших в глазах их прежних «коллег» «ссученными». В большинстве своём это были отчаянные и бесстрашные люди, которые уже прошли советские лагеря и самыми страшными дорогами войны. Они много раз смотрели в лицо смерти и легко проливали кровь. Разумеется, они не могли смириться с тем, что им было отведено место среди «овец» (безропотных, не могущих постоять за себя арестантов).

Но самое главное: они уже не имели предубеждений в отношении людей в погонах. Совсем недавно многие из них и сами носили погоны, воевали под командованием офицеров. Помимо этого, кто-то во время войны смог дослужиться до офицерских чинов. Анатолий Павлович Черкасов(Толик Черкас), был гвардии старшиной, храбро воевал, заслужив два ордена Славы и две медали «за Отвагу». Попав в места лишения свободы был на стороне «разложенных» воров. После окончания «сучьей войны» скрывал свои награды и боевое прошлое. Был. Выступал за принятие поправок в воровской закон. Получил статус вора в законе.

Вор-карманник Владимир Подгорбунский к 19-ти годам был несколько раз судим за кражи. Несколько раз бежал из лагерей. Но попав на войну рядовым солдатом он дослужился до капитана, став командиром танковой роты и Героем Советского Союза.

Поэтому для них не составляло труда легко и даже демонстративно перешагнуть через «воровской закон». Более того: как рассказывали некоторые лагерники, в 1948 году «ссученные» на «толковище» в пересыльной тюрьме бухты Ванино на Колыме приняли собственный, «сучий закон», одним из центральных пунктов которого и стало тесное, активное сотрудничество с администрацией7.

Это имело конкретную и вполне понятную цель - заручиться поддержкой лагерной администрации в кровавой бойне с «ворами». Они нуждались в сильном союзнике: ведь, как ни как, а «штрафников» в лагерях все же было меньшинство.

Как уже писалось выше, среди «отошедших» было достаточно много авторитетов и идеологов криминального мира прошлого, разумеется, они никак не могли и не желали смириться с тем новым для себя униженным положением, которое им отвели «правоверные воры». Поэтому в 40-е гг. был издан «новый воровской кодекс». Точная дата его провозглашения не установлена, и существуют различные точки зрения на этот счет. Так, Жак Росси, чей «Справочник по ГУЛАГу» не бесспорен, но интересен обобщением многообразного личного опыта автора, утверждает, что свой сучий «закон» «отколовшиеся» воры ввели еще в конце войны8, а В. Шаламов указывает 1948 г. описывая порядок его распространения в исправительно-трудовых лагерях, которые были расположены на территории Дальнего Востока9.

«Новый закон» по своему содержанию в корне противоречил правилам поведения «правоверных воров». Так, новым «авторитетам» теперь было разрешено работать в лагерях и тюрьмах на весьма «сытых» должностях: старостами, бригадирами, нарядчиками, им теперь не запрещалось иметь семью, не ставилась в укор прошлая служба в армии.

Новоявленные «законники» среди авторитетов уголовной среды получили название «ссученных воров» («сук»). Отсюда исследователи проблемы уголовной субкультуры Ж. Росси, В. М. Монахов, писатель В. Шаламов противостоянию между идейными" и "отколовшимися" ворами в период 1946-1956 гг», носившему, как правило, насильственный, жестокий и кровавый характер, дали название «сучьей войны».

Поначалу у лагерных «законников» не было желания воевать с отступниками, тем более уничтожать их. Выражаясь языком современного криминала вначале предполагалось просто указать им своё «стойло».

Воры заявляли, что если ты уже однажды переступил через «воровской закон», то сможешь сделать это и в следующий раз, поэтому таким арестантам более нет доверия среди «воров». «Отколовшимся» ворам предлагалось стать обычными «мужиками», то есть лагерными работягами, чья участь «за колючкой» — не «боговать», а вкалывать, «пахать» на «хозяина» (начальника лагеря). То есть на то самое государство, которое они, нарушив «воровской закон», защищали с оружием в руках.

А бывшие кореша-подельники, оставшиеся «в законе», получили право их же унижать, существовать за их счёт, как они сами некогда существовали за счёт «мужиков и фраеров».

С началом борьбы за ресурсы между криминальными группировками и начавшимся переделом власти в лагерях усилилось "паразитическое давление" на остальных заключенных. В апреле 1946 г. было зафиксировано повышение активности организованных уголовников-рецидивистов в лагерных зонах, что заключалось в "зверских убийствах заключенных, грабежах и терроризировании лагерного населения"10. Оперативные работники в таких условиях были озабочены больше не разложением или ликвидацией уголовных группировок (поскольку это было совершенно безнадежное дело), а их своевременным "расселением".

Однако характерное для ГУЛАГа в 1945 - 1947 гг. "паразитическое перенаселение" делало весьма затруднительным последовательное исполнение данного принципа. Это и привело к раскручиванию маховика кровавой и безжалостной войны "сучьей войны". Изменившаяся социальная структура ГУЛАГа после массовых посадок, последовавших по указам 1947 г. об усилении борьбы с хищениями общественной и личной собственности (заметно расширившая поле действий "хозяев" зоны), уже не могла остановить размах непримиримой борьбы за ресурсы.

В августе 1947 г., согласно данным руководства ГУЛАГа, доля особо опасного элемента в лагерях составляла 40% от общей численности заключенных – это были 690,5 тыс. человек, которые были осуждены за контрреволюционные преступления, убийства, бандитизм, разбой, побеги.

Из них около 93 тыс. считались наиболее опасными - и это были не "контрреволюционеры", а осужденные за убийства, бандитизм, разбой и т.п. Именно эта группа, являвшаяся относительно немногочисленной категорией заключенных, "своим поведением и своими действиями... буквально терроризировала остальных заключенных, занималась избиением, грабежом, азартными играми на продукты и вещи других заключенных, спекулировала этими вещами и совершала издевательские действия по отношению к женщинам и честно отбывающим срок наказания заключенным"11.

В некоторых лагерях и колониях бандитизм принимал просто угрожающие масштабы.

В конце 40-х годов значительно изменился социальный состав заключённых в местах лишения свободы. В связи с тем, что происходило ужесточение законов и увеличение сроков, в лагерях стало оседать гораздо больше профессиональных уголовников, в то время как «мужиков» и «фраеров» становилось все меньше. На ситуацию оказала влияние амнистия 7 июля 1945 года, согласно которой было освобождено 301450 заключённых. Сыграло свою роль и изменение обстановки в обществе: рабочие руки в нужны были колхозах - необходимо было кормить страну, и на стройках, чтобы её восстанавливать. Война значительно сократила численность мужчин, в том числе и специалистов в различных отраслях народного хозяйства. С этим обстоятельством нужно было считаться, и поэтому было необходимо временно ограничить террор в отношении населения. Конечно, не в полном объеме (производство существовало и в лагерях, где тоже нужны были специалисты); но всё же в результате соотношение «блатных» и тех, за чей счёт они всегда жили, изменилось, и работяг на всех могло просто не хватить12.

Серьезные последствия для всей системы ГУЛАГа имело и следующее обстоятельство. После окончания Гражданской войны и периода 1930-х гг., когда газетные заголовки кричали о необходимости расстреливать врагов народа) Советская власть стала избегать прямого наименова­ния способа казни своих врагов. Слово «расстрел» стало считаться не сов­сем подходящим. Секретность казней отразилась на терминологии. От лица государства официально употребляли термины «высшая мера наказания» или «высшая мера социальной защиты». После окончания войны, в большей степени из-за нехватки человеческих ресурсов, Указом от 26 мая 1947 г. смертная казнь была отменена, взамен было предусмотрено наказание в виде 25 лет лишения свободы.

В итоге, из-за расширительного применения данной статьи в ИТЛ и колониях ГУЛАГа образовалась внушительная прослойка заключенных, которые были осуждены на 25 лет и более, и которые воспринимали свой новый статус в качестве пожизненного заключения. Такие длительные сроки лишения свободы имели, как правило, заключенные, осужденные по некоторым пунктам статьи 58, а также те, кого по официальной гулаговской терминологии именовали" уголовно-бандитствующий элемент". Последних было ничтожно мало. Согласно статистических данных на 1 января 1951 года из общего количества заключённых в 2 528 146 человек, лишь 121 430 человек имели срок заключения свыше 20 лет, что составило 4,8 % от общего количества заключённых13.

Численность двадцатипятилетников в обычных лагерях определялась несколькими сотнями человек, но именно они делали лагерную жизнь невыносимой для простых обычных заключённых, даже не обязательно осужденных по политическим мотивам.

Новые приговоры лагерных судов уже ничего не меняли в их судьбе. В результате был превышен объективный предел карательных санкций в борьбе с преступностью14.

Страх перед новым уголовным преследованием у двадцатипятилетников исчез, а поведение данной категории заключенных практически было выведено из области правового воздействия. Их уже не сдерживал страх перед более строгим приговором, а постоянную готовность к выступлениям против режима содержания и порядка управления лагерями ограничивал лишь страх перед ответным "беспределом" со стороны лагерной администрации или остальных заключенных. Бандиты и рецидивисты с необычайной легкостью совершали в зоне кровавые убийства. Так, только для того, чтобы избежать выхода на работу, особенно в зимнее время, в морозы, они "немедленно после выдачи им производственного инструмента совершали убийства совместно работающих заключенных"15. Эти бандиты заявляли: "Кого-то надо у***ь, не хочется зимой ходить на работу. Пока зима, посижу в следственном изоляторе, а летом (время побегов из рабочих зон) можно выходить на работу"16.

Порой убийства имели открытый, подчеркнуто демонстративный характер - убийцы пили кровь своих жертв (в буквальном смысле), расчленяли тела, отрубали головы и т.д. В своих показаниях многие бандиты открыто признавались, что убийства происходят в лагере потому, что если даже двадцатипятилетник убьёт какого-либо заключенного или вольнонаемного, то он получит те же 25 лет, а не расстрел, как было бы раньше. Преступников, которым тюрьма заменяла родной дом, от совершения преступления сдерживал только страх за свою жизнь.

Отмена смертной казни развязала руки уголовному миру, превратив тем самым жизнь многих сотен тысяч узников ГУЛАГа в настоящий кошмар. Преступный произвол, тайно и явно поощряемый лагерной администрацией, проявлялся в кровавых расправах уголовников с неугодными лицами, в число которых в первую очередь попадали" враги народа", "работяги", а также нередко и сами представители администрации.

Двадцатипятилетники превратились в мощную ударную силу организованных преступных группировок среди заключенных. Справиться с подобным массовым явлением лагерной жизни было практически невозможно, даже если полностью изолировать этот специфический контингент от остальных. Элита уголовного мира легко множилась. Воровские авторитеты подталкивали лагерную молодёжь к убийствам и лагерным беспорядкам, обещаниями более комфортных условий отсидки, более высокого статуса в лагерной иерархии, или под страхом смерти заставляли брать на себя чужие преступления.

В новой ситуации значительно пошатнулось положение сотрудничавших с администрацией, различного рода информаторов, агентов и помощников.

В 1940-х годах администрация ГУЛАГа организовала весьма обширную агентурно-осведомительную сеть среди заключенных. Если в июле 1944 г. данная сеть насчитывала 72455 человек из числа заключенных 17, то спустя три года в июле 1947 г. – уже 138992 заключенных, из них 9958 резидентов, 3904 агента, 64905 осведомителей и 60225 - «противопобеговая сеть». По сравнению с довоенным периодом, когда данная сеть включала в 1940 году лишь на 1% от общего числа заключенных (то есть на каждую тысячу заключенных приходилось 10 «стукачей», в 1947 году это были уже 8% (то есть 80 «стукачей» на каждую тысячу запроволочного населения)18. Соответственно, все они оказались под ударами новых и окрепших старых групп и группировок – криминальных, этнических и этнополитических.

Внутренняя жизнь лагерного населения, в определенном смысле предоставленного администрациями лагерей и колоний самому себе, а точнее говоря, отданного на откуп доминирующим лагерным группировкам, переживала радикальные перемены.

Многие из них оказались под ударами новых и окрепших старых групп и группировок - криминальных, этнических и этнополитических. Внутренняя жизнь лагерного населения, в определенном смысле предоставленного администрациями ИТЛ и колоний самому себе, а точнее говоря, отданного на откуп доминирующим лагерным группировкам, переживала радикальные перемены.

Уже концу 1940-х гг. лагерная администрация столкнулась с возрастающим недовольством высшего руководства сложившейся практикой, которая была чревата снижением производственного потенциала ГУЛАГа. В конце 1949 г. ГУЛАГ МВД указал на сложный характер накопившихся проблем, признал, что практически все бандитские проявления и убийства совершаются "под видом взаимной борьбы между уголовными рецидивистами, якобы отошедшими от "воровских законов", так называемыми "суками", и рецидивистами, открыто придерживающимися "воровских законов", так называемыми "законниками". Установлено, что как та, так и другая категория рецидивистов стремится вести в лагерях паразитический образ жизни, терроризируя остальных заключенных и занимаясь ограблением их, избиениями и другими насильственными действиями вплоть до убийств"19.

2. Противостояние

«воров» и «сук»

В блатном мире «сукой» было принято называть изменника воровскому делу, вора, перешедшего на сторону уголовного розыска. В «сучьей» войне речь шла о другом — о новом воровском законе. И все же за представителями «нового закона» закрепилось оскорбительное название «сук», хотя у лагерного начальства (за исключением первых месяцев этой «сучьей» войны) «суки» не пользовались большой любовью. Во многих лагерях администрация предпочитала иметь дело с «блатарями» старого покроя, они были понятней и проще20.

На первых порах «суки» (как и «воры») не особенно жаждали крови. Их главная цель заключалась в другом: заставить «воров» принять их новый «сучий закон», отказаться от «воровской идеи» и тем самым подтвердить правильность выбора «блатарей», решивших жить в «зоне» по-новому, «по-сучьи». При этом кровь и так называемая «гнуловка» рассматривались всего лишь как неприятная необходимость. Со временем борьба все чаще заканчивалась поножовщиной. «Воры» просто убивали «сук». Не отставали от них и «суки», которые пытались склонить на свою сторону «честных воров», заставить их принять «сучью веру». Не согласных «трюмили» либо просто убивали. Это тоже становилось обычаем, нормой.

Раньше «изменников» (а их было совсем немного) из «воровского мира» изгоняли либо применяли другие санкции, культивируемые в конкретном сообществе. В свою очередь, персонал ИТЛ старался изолировать их в отдельные камеры, получившие в среде заключенных название «сучьи будки».

Но с ходом войны количество «сук» постоянно увеличивалось, и со временем из них образовалась самостоятельная категория осужденных, своеобразная криминальная «масть».

Таким образом, сообщество заключенных вышло за рамки сбалансированного состояния, что создало условия для возникновения кровопролитной междоусобной массовой борьбы за привилегированное место. Эта борьба получила обоснование специфическими идейными мотивами и соответствующим эмоциональным состоянием участников конфликта.

27 августа 1950 г. на 23-м ОЛП Норильлага (Красноярский кр., г. Норильск) случилась резня, в которой с обеих сторон приняли участие более 150 человек. Среди воров были: Попов Николай Николаевич (1931 г.р., ранее судимый в 1947 г. по ст. 162 п. «в» УК РСФСР 1926 г. на 1 год, 1948 г. - по ст. 74 ч. 1 на 1 год, в 1949 г. - по ст. 74 ч. 1 на 1 год, 1950 г. по ст. 16-59-3 на 3 года, пришел в Норильск 19 августа 1950 г., Иванов Евгений Тихонович и др. Со стороны "сук": Степанов Михаил Ильич, Шахназаров (он же Богдасаров) Лев Лазаревич и др.

Накануне блатные избили бригадира Сухарева. Следующим вечером, 27 августа, когда Степанов ужинал, на кухню вошла группа воров, которых вели Попов и Иванов. В ходе разговора один из воров попытался зарубить Степанова топором, но тот вырвался и весь в крови убежал за помощью к своим. "Суки", вооружившись ножами и разогнутыми заточенными скобами, во главе со Степановым и Шахназаровым направились в барак воров, которые вышли им навстречу. Первым шел Попов, выкрикивая «Урки, вперед!». Началась резня, в результате которой, 6 человек было убито, 19 ранено. Для прекращения бойни стрелки с вышек открыли огонь. Вскоре всех организаторов осудили спецлагсудом: Попова по ст. 59-2 п. «а» на 25 лет (в 1955 г. за отказы, игру, сходки, сопротивление режиму и т.п. был на год переведен на тюремный режим, где дал подписку в 1956 г.), Иванова – по ст. 59-2 п. «а» на 10 лет ИТЛ. Главную лагерную суку, Степанова на 8 лет. Шахназарова оправдали за недоказанностью состава преступления21

Эта "война между ворами и суками" стала одним из определяющих элементов послевоенной лагерной жизни. Конфликты между криминальными группировками бывали и ранее, но они не носили столь ожесточенного характера и не были настолько откровенно спровоцированными: «война» началась в 1948-м одновременно по всей лагерной системе, что не оставляло сомнений в причастности к этому начальства22.

Скорее всего к концу 40-х власти, судя по всему, отказались от идеи перевоспитания профессиональных преступников. Вместо этого они решили использовать их для контроля и устрашения других заключенных, в первую очередь “фашистов”, власовцев, оуновцев и военщины, осужденных по 58 статье и представлявших угрозу советскому строю. Несогласные с этим должны были быть уничтожены.

За годы войны по мере увеличения производственной нагрузки на всю систему лагерей и колоний, ГУЛАГ окончательно сформировался как производственный наркомат, ответственный за решение важнейших народнохозяйственных задач. Жесткие требования выполнения плана любой ценой требовали неукоснительного соблюдения режима и максимальной трудовой самоотдачи спецконтингента.

Бремя ответственности за выполнение производственных заданий продолжало толкать ГУЛАГовскую бюрократию к поиску нестандартных решений.

На пересечении интересов лагерной администрации, озабоченной выполнением производственных задач и поддержанием «порядка» и «дисциплины» любой ценой, и отколовшихся от традиционного воровского мира уголовных авторитетов, искавших благоприятных условий отсидки и решившихся пойти на сотрудничество с лагерным начальством, в Гулаге возникло консолидированное преступное сообщество, получившее впоследствии наименование «суки». На протяжении войны эта группировка захватила неформальную власть в лагерях и успешно паразитировала на ГУЛАГовском населении23.

ГУЛАГовские чиновники решили использовать «сук» в качестве своеобразных лагерных «капо».

Перспектива их использования рассматривалась, как возможность усиления эксплуатации труда заключенных и получения нового и действенного инструмента управления для выполнения плана.

На вооружение был взят лозунг «Кто не с нами, тот против нас» — фраза, ставшая очень популярной в Советской России в годы Гражданской войны и установления Советской власти. Первоисточником считаются якобы слова Иисуса Христа, переданные в Евангелии от Матфея: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12:30).

Как писал в своей книге В. И. Туманов, «в главном управлении лагерей (ГУЛАГе) стратеги исправительно-трудовой системы нашли безошибочный способ, как заставить работать миллионы воров, принципиально не желающих иметь что-либо общее с администрациями лагерей, и заодно вовлечь уголовников в массовое уничтожение друг друга»24.

Об этой войне, как уже отмечалось, писали многие мемуаристы, но, как правило, это не участники событий, а их потрясенные наблюдатели, а иногда — жертвы. «Воры и суки смертельно враждовали, — писал Анатолий Жигулин, - Попавшие на сучий лагпункт воры, если им не удавалось сразу же после прихода этапа укрыться в БУРе, спрятаться там, часто оказывались перед дилеммой: умереть или стать суками, ссучиться. И наоборот, в случае прихода в лагерь большого воровского этапа суки скрывались в БУРах. Власть менялась, лагпункт становился воровским. При таких сменах власти, как и при любых иных встречах воров и сук, часто бывали кровавые стычки»25.

Страшная, беспощадная война «сук» с «ворами» шла на всех пересылках. В захваченную суками зону воры наотрез отказывались заходить, как и суки в воровскую.

Начальник управления Усольлага МВД полковник Семенович телеграммой докладывал о том, что 19 января 1952 года в лагерь по общему наряду ГУЛАГа, из Цимлянского ИТД МВД прибыл этап заключённых в количестве 491 чел., среди которых оказались две большие враждующие группы, состоящие из 300 чел., так называемых «отошедших от воровских законов» и около 150 чел. воров «законников».

«Отошедшие от воровских законов», боясь мести со стороны «воров законников», предъявили ультимативное требование к администрации лагеря о направлении их всех вместе в отдельное лагерное подразделение.

Такое же требование предъявила и вторая враждующая группа26.

Один из заключенных вспоминал, что слышал от вора, что все «суки» — «уже, считай, трупы, мы их приговорили, его при первом случае какой-нибудь блатной замочит»27. Другой описывал последствия одной из таких битв: «Часа через полтора блатных из нашей группы привели и бросили на землю. Они был и неузнаваемы. Вся приличная одежда с них была содрана. На «сменку» они получили драные телогрейки, вместо сапог — какие-то опорки. Измордовали их зверски, у многих были выбиты зубы. У одного из урок не поднималась рука: она была перебита железной палкой»28.

Из справки старшего оперуполномоченного лагерного отделения No 11 Кунеевского ИТЛ Феклистова о массовом неповиновении заключённых, прибывших из Ахтубинского ИТЛ29 (Секретно).

3 июня 1953 года в лаготделение No 11 Кунеевского ИТЛ прибыл эшелон No 97471 с этапом заключенных в количестве 1045 человек с бывшего 17-го лаготделения Ахтубинского ИТЛ, в сопровождении опе-руполномоченными лейтенантом Тюриным и младшим лейтенантом Фоменковым.

После того, как только администрация лаготделения No 11 произвела обход вновь прибывшего контингента и произвела соответствующую разъяснительную работу на все интересующие их вопросы, а так же проведена беседа работниками КВО Управления Кунеевского ИТЛ, была дадена команда организованным порядком повагонно входить в свободный лагпункт 11-го лаготделения. Заключенные из числа уголовно-бандитствующего элемента, возглавляемые Караевым Р., Кавлашвили А.Д., Бутылкиным П.М., Казарьяном О., Карапетьяном С.Х., Попояном М.П., Аэропетяном Аганес, он же Оник Гришевич, Геросяном С.М., Абаловым Ф.С. и Загибаловым А.Д., стали выкрикивать, что в зону не пойдем; на неоднократные предложения встать и следовать в зону лагпункта они демонстративно, в присутствии всего эшелона, организовали массовое неповиновение с проявлением хулиганских действий, призывали заключенных не подчиняться администрации лагеря, заявляя, что «мы законные воры и разнесем весь лагерь», стали наносить оскорбления администрации лагеря и руководству управления. При водворении их в зону лагеря они стали оказывать физическое сопротивление, пытались напасть на надзирателей в присутствии прокурора. К этой группе присоединились нижеследующие заключенные [...]30, которые так же стали оказывать массовое неповиновение.

Принятыми мерами руководством Управления Кунеевского ИТЛ и администрацией лагеря массовое неповиновение было ликвидировано и [заключенные] водворены в изолятор. Причем в разговорах с прибывшими сопровождающими данный этап оперуполномоченными — «кто является руководителем и авторитетом уголовно-бандитствующего элемента», они ответили, что все они блатные в количестве 120 человек, не назвав ни одной фамилии их авторитетов.

.______________________

1 Сидоров А. А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 гг.). Ростов н/Д, 1999

2 Шаламов В. Левый берег. С. 509

3

Сидоров А.А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 гг.).- Ростов н/Д, 1999. - https://knigogid.ru/books/168202 (дата обращения: 28.02.2016 г.).

4 Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. Т-2 Издательство «У-Фактория» Екатеринбург, 2006

5 Бронштейн В. Б. Преодоление. – М. : Адамантъ, 2004. – 192 с. : портр.

6 Сидоров А. А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 гг.). Ростов н/Д, 1999

7 Сидоров А. А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 гг.). Ростов н/Д, 1999

8 Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. М., 1991.

9 Шаламов В. «Сучья война». Очерки преступного мира. Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. М., 1991.

10 Козлов В.А. Социум в неволе: конфликтная самоорганизация лагерного сообщества и кризис управления Гулагом (конец 1920-х – начало 1950-х гг.). Статья 2 // Общественные науки и современность. 2004, №6

11 Козлов В.А. Социум в неволе: конфликтная самоорганизация лагерного сообщества и кризис управления Гулагом (конец 1920-х – начало 1950-х гг.). Статья 2 // Общественные науки и современность. 2004, №6

12 Сидоров А. А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 гг.). Ростов н/Д, 1999

13 ГАРФ. Ф. 9492. Оп. 5. Д. 190. Л. 4.

14 Подробнее см.: Parker H. The Limits of the Crimal Sanctions. Stanford. California, 1968.

15 Козлов В.А. Социум в неволе: конфликтная самоорганизация лагерного сообщества и кризис управления Гулагом (конец 1920-х – начало 1950-х гг.). Статья 2 // Общественные науки и современность. 2004, №6

16 Там же.

17 Доклад начальника ГУЛАГа В.Г. Наседкина наркому внутренних дел Берия Л.П. от 17.08.1944 г. «О работе ГУЛАГа за годы войны (1941-1944)» // Исторический архив. 1994. № 3. С. 60-86.

18 По данным исследования В.Н. Земскова (см.: Земсков В.Н. ГУЛАГ: историко-социологический аспект // Социологические исследования. 1991. № 7. С. 10-27).

19 Козлов В.А. Социум в неволе: конфликтная самоорганизация лагерного сообщества и кризис управления Гулагом (конец 1920-х – начало 1950-х гг.). Статья 2 // Общественные науки и современность. 2004, №6

20 Жиганец Ф. Глазами «битого фраера»: Варлам Шаламов как летописец «сучьей войны» // Альманах "Неволя". Приложение к журналу "Индекс/Досье на цензуру", 2014, № 39

21 Из приговора лагерного суда Норильского ИТЛ по обвинению Н.Н. Попова, М.И. Степанова, Е.Т. Иванова, Л.Л. Шахназарова в организации массовых беспорядков заключённых. ГА РФ. Ф. Р-9474. Оп. 18. Д. 1476. Л. 2 — 4. Заверенная копия.

22 Энн Эпплбаум. ГУЛАГ. Паутина Большого террора. М.: Московская школа политических исследований, 2006, 608 с. С. 432

23 В.А. Козлов Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.) Глава 1 ч.4 Паразитическое перенаселение» второй половины 1940-х гг.

24 Туманов В. И. «Все потерять – и вновь начать с мечты…» : в 3-х частях. – М. : Изд-во ОАО «Типография «Новости». – 414 с.: портр., ил.

25 Жигулин А. В. Чёрные камни : Автобиогр. повесть; Урановая удочка : Стихотворения. - Доп. изд. - М. : Культура, 1996. - 382 c.

26 Спецсообщение начальника ГУЛЛП МВД СССР М.М. Тимофееваминистру внутренних дел СССР С.Н.Круглову о волынке, организованной 19 янваоя 1952 г. в Усольском ИТЛ двумя группамизаключённых, прибывших этапом из Цимлянского ИТЛ . ГА РФ. Ф. Р-9414. Оп. 8. Д. 9. Л.. 37 — 38. Подлинник.

27 Энн Эпплбаум. ГУЛАГ. Паутина Большого террора. М.: Московская школа политических исследований, 2006, 608 с. С. 433.

28 Фельдгун Г.Г. записки лагерного музыканта. Новосибирск, 1998.

29 ГА РФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Д. 724. Л. 12. Подлинник.

30 Опущены фамилии 51 заключенного

31 ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 1812. Л. 160—163. Копия.