Лаяна
Машина тронулась. В салоне стояла тишина , нарушаемая только звуком мотора и глухим стуком моих зубов от нервного напряжения. Колено пекло , кожа саднила, и кровь медленно стекала по ноге, оставляя следы на ткани.
Я попыталась сесть ровнее, но боль снова полоснула.
– Чёрт . . . - выдохнула я сквозь зубы.
И тут услышала его голос - низкий, хриплый, злой:
– На красный свет. Серьёзно ?
Я повернула голову. Добрыня смотрел прямо на меня. Взгляд резкий, как удар.
– Ты вообще соображаешь, что могла под колёса попасть ? - продолжил он, сжимая подлокотник коляски. – Ты что, жизнь себе укоротить решила ?
– Я . . . просто задумалась. - пробормотала я, чувствуя, как во мне поднимается раздражение.
– Задумалась ? - он хмыкнул, с прищуром. – Может, в следующий раз просто ляжешь под машину, чтоб наверняка ?
Я вспыхнула.
– Не надо меня читать нотации, - процедила я, чувствуя, как щёки горят. – Всё уже случилось, не кричи.
– Я не кричу, - отрезал он, хотя голос дрогнул. – Я говорю, потому что ты могла погибнуть.
Я отвернулась к окну.
– Забавно слышать это от человека, который сам давно живёт так, будто ему всё равно.
Он замолчал. Воздух в машине стал густым, натянутым, как струна.
Боль в коленях усиливалась, жжение жгло кожу, но почему-то больше всего жгли его слова. Его злость. Его внимание.
– Покажи. - неожиданно сказал он.
– Что ?
– Колени.
– Нет, спасибо, я справлюсь.
– Не умничай, - рыкнул он. – Покажи.
Я закусила губу, но всё же приподняла ткань штанов. Ссадина была глубокая, кровь смешалась с пылью. Добрыня нахмурился.
– Тебе нужно перевязать. Сейчас поедем к врачу.
– Не нужно. Я просто поцарапалась.
Он посмотрел на меня с таким выражением, будто я только что сказала что-то невероятно глупое.
– Ты не понимаешь, что можешь занести инфекцию ?
– А ты не понимаешь, что я не просила, чтобы меня спасали. - огрызнулась я.
Он наклонил голову, губы дрогнули в усмешке.
– Конечно. Ты же у нас сильная, сама всё можешь, да ? Даже погибнуть на пешеходном.
– Добрыня !
– Что ? - он повернулся ко мне, и в его взгляде мелькнуло нечто, чего я не ожидала - не злость. Страх. Настоящий. – Я просто не хочу, чтобы ты снова . . . исчезла.
Эти слова застряли в воздухе, будто случайная оговорка.
Он отвернулся, стиснув колёса коляски, будто хотел вернуть себе привычную холодность. А я смотрела на него, ощущая, как в груди растет что-то странное - болезненное, горячее, запретное. И впервые за всё время я не знала, кого из нас больше боюсь: его . . . или себя.
Когда машина остановилась у приемного отделения , я почувствовала , как сердце все еще колотится, будто пыталось вырваться наружу . Колени пекли, локоть саднил , но больше всего болело другое - осознание , что рядом сидит он.
Добрыня. Мужчина, который вызывал во мне раздражение, злость, любопытство и что-то, что я даже не хотела называть.
Я открыла дверь, но не успела сделать и шага - он уже обратился к водителю:
– Подними её аккуратно.
– Я сама, - отрезала я. – Я не калека.
Он бросил на меня взгляд. Холодный, резкий, но… с какой-то тенью беспокойства.
– Ты и на красный сама пошла. Видим результат.
Я хотела что-то ответить, но сжала губы . Не хватало ещё спорить на людях . Водитель помог мне выбраться , и мы вместе зашли в приемное . Медсестра взглянула на меня с лёгким удивлением - видимо, решила, что мы пара. Я усмехнулась про себя. Пара. Смешно.
Меня усадили на кушетку, начали обрабатывать ссадины. Спирт обжигал, и я морщилась от боли, но молчала. Добрыня был рядом, наблюдал молча, с каменным лицом. Только пальцы, сжатые в кулак, выдали его напряжение.
– Не обязательно было ехать со мной, - сказала я, глядя в пол. – Я справилась бы сама.
– Я заметил, - сухо ответил он. – Ты справляешься отлично. Особенно с машинами.
Я скосила на него взгляд, приподняла бровь.
– Ты любишь язвить, да ?
– Нет, - ответил он тихо. – Просто не люблю видеть кровь.
Я удивилась. Его голос стал другим - мягче, ниже, без этой вечной колкости. Он словно не сам говорил, а кто-то другой, глубже, тише.
Медсестра закончила перевязку, пожелала не волноваться и ушла, оставив нас одних. В комнате повисла странная тишина.
– Ты боишься крови ? - спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Нет, - он усмехнулся краем губ. – Просто не хочу видеть твою.
Я замерла . Эти слова были сказаны почти небрежно, но в них было слишком много правды. Я отвернулась , чувствуя, как сердце ударило сильнее.
Не вздумай к этому привязываться . Он просто сказал. Просто реакция . Забота - привычка, не больше. Но я чувствовала - это не привычка . Это его настоящая реакция . Неосознанная, непрошеная, но настоящая.
Он сам не понимал, что делает . Это было видно в каждом его движении . Как его взгляд задерживался на моих пальцах, когда я поправляла повязку . Как его дыхание становилось чуть громче, когда я отводила глаза. И в том, как он, уже у выхода , всё же тихо произнес:
– Ты могла погибнуть.
– Но не погибла. - ответила я, стараясь звучать спокойно.
– Повезло, - коротко бросил он. – Не испытывай судьбу второй раз.
Он развернул коляску и направился к выходу . Я смотрела ему вслед - на широкие плечи, на осанку, на эту силу , которая никуда не делась, несмотря на колёса . И вдруг поняла: он пугает меня не своим шрамом , не грубостью и даже не волчьим взглядом . Пугает то, что с каждой встречей мне всё труднее сохранять холодность.
Машина тронулась мягко . За окнами проплывали темные улицы Тернополя , редкие фонари, мокрый асфальт . В салоне было тихо - только ровное гудение мотора и редкий скрип шин на поворотах.
Я сидела рядом, глядя вперед , но не видела дороги . Всё внутри было сжато, будто от перенапряжения. Тишина между нами казалась плотной , почти осязаемой . Но в ней уже не было враждебности. Теперь в ней жила какая-то странная теплотa , тихая, почти пугающая.
Добрыня не говорил ни слова . Его профиль в свете фар казался вырезанным из камня . Только пальцы время от времени подрагивали , когда он поправлял подлокотник коляски.
Я чувствовала, как сердце стучит слишком быстро . Каждый раз, когда он поворачивал голову , я ловила его взгляд - короткий, почти случайный , но от него по коже пробегали мурашки.
Чёрт, что со мной ? Это просто усталость. Просто нервы.
Я уткнулась в окно , стараясь сосредоточиться на огнях города . Но не помогало . В голове всё смешалось: сон, авария , его голос в машине , его слова в больнице - «не хочу видеть твою кровь». Эта фраза застряла где-то между сердцем и горлом.
– Высади меня. - тихо сказала я, не выдержав.
– Что ? - его голос прозвучал хрипло, будто он давно не говорил.
– Высади. Я сяду на автобус. Дом недалеко. Не нужно меня подвозить.
Я не смотрела на него. Просто уставилась в свои руки, на повязку, на кровь, проступившую сквозь бинт. Он молчал несколько секунд. Потом - коротко, глухо:
– Нет.
Я подняла взгляд.
– Что значит «нет» ?
– Значит, нет- он не повысил голос, но от его интонации по спине прошёл холодок. – Я довезу тебя домой.
– Добрыня, я сказала . . .
– А я сказал - нет- его глаза сверкнули в темноте. – Ты сегодня чуть не угодила под машину, и я не собираюсь отпускать тебя среди ночи одну.
Я открыла рот, чтобы огрызнуться , но слова застряли. Он не кричал, не грубил - просто сказал это так, как будто это закон . И внутри меня, как бы я ни старалась , всё послушно смолкло.
Я отвернулась к окну, чувствуя, как щеки предательски горят . В груди всё сжалось, словно от удара. От его голоса, от этой уверенности , от того, что впервые за долгое время кто-то не спросил , а просто решил.
Тишина снова повисла между нами, но теперь она была другой . Тёплой. Живой. Как дыхание зверя рядом во тьме.
Машина плавно свернула к моему дому . Ночь уже почти выцвела - на горизонте загорались первые полоски рассвета . Тернополь ещё спал, только редкие фары пересекали пустые улицы.
Я узнала свой подъезд ещё издалека . Серые стены, облупленная краска , тусклая лампа над входом. Дом, который достался мне от бабушки - старый, но единственный , где я могла выдохнуть.
Машина остановилась . Я взяла сумку, но руки дрожали. Слишком много всего за один день . Тело ломило от усталости , колени саднили под бинтами, но больше всего болело где-то внутри - там, где он теперь осел.
Я повернулась к нему.
– Спасибо, - сказала тихо. – За то, что . . . подвёз.
Он кивнул коротко, будто не хотел делать из этого ничего особенного.
– Следи за собой. - произнёс просто.
Я открыла дверь, выдохнула холодный воздух. Уже выходя, всё же обернулась. Хотела сказать что-то ещё - обычное, формальное, но не успела.
Окно со стороны водителя медленно опустилось . Добрыня смотрел на меня - спокойный, уверенный , с той самой дерзкой, едва заметной улыбкой , от которой почему-то сбивалось дыхание.
– Сладких снов. - сказал он. Голос - низкий, тёплый, хриплый.
Я прикусила губу, чувствуя, как где-то в груди что-то дрогнуло.
– Навзаем. - ответила тихо, почти шёпотом.
Он усмехнулся. Свет фар лег на его лицо, и на секунду мне показалось, что даже шрам стал мягче.
Я закрыла дверь и пошла к подъезду , чувствуя на себе его взгляд до самого последнего шага. Сердце стучало где-то в горле, пальцы дрожали , а в голове всё ещё звучал его голос . Сладких снов.
Поднявшись в квартиру , я облокотилась о дверь и выдохнула . Пустая комната встретила привычной тишиной , но теперь она казалась другой. Живой . Я улыбнулась - сама не поняла , зачем. И впервые за долгое время позволила себе подумать: Может, не зря судьба свела нас именно так.
Вечером я будто ходила по квартире во сне . Всё вроде бы на местах - тот же чайник, та же занавеска на кухне, те же книги у изголовья, - а внутри всё иначе.
С утра я ловила себя на улыбке , когда вспоминала его слова. «Сладких снов.» Глупо. Смешно. Но от этого внутри становилось тепло.
Весь день я пыталась отвлечься: мыла посуду, убирала, включала музыку - ничего . Добрыня всё время был где-то рядом, в мыслях, в воспоминаниях . Даже в шуме города я слышала его голос.
Когда стемнело, я выключила свет и села у окна . Улица блестела после дождя , редкие машины тянули за собой отражения фар . Я думала о том , как странно изменилась за эти дни: я, которая всегда держала дистанцию, теперь жду каждую встречу с человеком, которого должна бояться.
– Ты опасен, Добрыня, - прошептала я, улыбнувшись себе. – Даже когда тебя нет рядом.
Я легла, но сон не шел . Перекидывалась с боку на бок , в голове всё тот же момент: окно машины, его улыбка, тихий голос . Каждая деталь врезалась в память.
Под утро всё же сморило. И сон пришел тихо - с тем же лицом. Он стоял передо мной в тени лесной опушки, где луна цеплялась за ветви. Без коляски, высокий, спокойный, а волк его шелестел где-то в темноте.
Он смотрел на меня внимательно, почти нежно.
– Ты всё равно придёшь, - сказал он. – Куда бы не бежала.
Я тянулась ответить , но проснулась. Сердце колотилось, а губы еще помнили тепло сна . И я поняла: всё уже началось . Он вошел в мои сны, в моё сознание и в моё дыхание . И никакой рассудок уже не вытолкнет его оттуда.
Добрыня
Я не люблю выезжать в город . Слишком много шума, запахов, людей, слишком тесно для волка, даже если он спит.
Но дела фирмы не ждали: подписи , встречи, проверки. Приходилось ездить. Я терпел.
Я сидел в машине и молча слушал, как водитель что-то объясняет по телефону. Я не слушал . Всё внимание уходило в никуда - за окно , туда, где мелькал Тернополь . Иногда мне казалось, что я живу на автопилоте: колёса крутятся, дни тянутся , а сам я будто давно умер, просто тело еще двигается.
Пока вдруг - визг тормозов. Резкий рывок . Машину бросило вперёд, ремень врезался в грудь.
– Твою мать ! - водитель вдавил тормоз в пол.
Я поднял взгляд. Перед машиной , буквально в метре, стояла девушка. Нет. Не стояла - замерла, испуганная, как загнанное животное . И в следующий миг упала на колени.
Колени, кровь, растрёпанные волосы , растерянный взгляд - и я понял, кто это. Лаяна . Мир словно сжался в одну точку. Гул улицы, шум мотора, голоса - всё исчезло. Осталась только она.
Сердце рванулось, будто кто-то вырвал из груди железный штырь. Злость пришла вместе с этим чувством - дикая, неуправляемая, изнутри.
– Что ты творишь . . . - прошептал я, не веря глазам.
Водитель уже выскочил, начал кричать:
– Ты что, совсем с ума сошла ?! На красный прёшь ?!
Его голос резал слух, я не выдержал - опустил стекло.
– Закрой рот.
Он обернулся, растерянный.
– Я сказал, закрой рот, - повторил я, тихо, но так, что по интонации вопросов не оставалось. – Подними её.
Я смотрел, как он помогает ей подняться. Лаяна дрожала, колено разбито, локоть в крови. Боль, усталость, испуг - всё на лице. А внутри меня - ярость. Не на неё. На сам факт. На этот город, на судьбу, на всё, что снова делает ей больно.
Когда водитель усадил её на заднее сиденье, я развернулся.
– Ты вообще смотришь, куда идешь ? - рыкнул я, сдерживая себя, чтобы не сорваться громче. – На красный свет, среди машин ! Тебе жить надоело ?
Она молчала. Маленькая, упрямая, с побледневшими губами . Я видел, как дрожат её пальцы, как она держит колено, пытаясь не показать боль.
И в тот момент внутри меня что-то сорвалось . Злость сменилась страхом. Таким настоящим, что я даже не сразу понял, откуда он.
Я испугался. Не потому, что она могла пострадать . Потому что я не знал, что сделаю, если с ней что-то случится.
Я отвернулся, глядя в окно, стиснув кулаки до боли.
– В больницу, - бросил водителю. – Немедленно.
Он кивнул, и машина тронулась. Я смотрел в зеркало заднего вида , на неё. Сидит, молчит, кусает губы , чтобы не расплакаться. Глупая, упрямая, смелая до безумия . И я понял: мне не нужен был этот день , эти бумаги, эта работа. Мне нужна была только уверенность, что она жива.
После клиники я молчал . Не потому, что не знал, что сказать, а потому что любое слово могло сорваться в крик.
Внутри гудел один вопрос: почему она постоянно лезет на край ? Не чувствует страха ? Не думает о себе вообще ?
Я поймал себя на мысли, что за последний час старый зверь внутри проснулся сильнее, чем за все полтора года после травмы. Он рычал. Не от злости - от тревоги.
Когда мы приехали к ее дому она вышла, поправила сумку на плече . Я наблюдал, как она поднимается по ступеням, и только когда она скрылась за дверью подъезда, понял, что так и не выдохнул.
Опустил стекло. Воздух был холодный, пах бензином и ночью . Водитель взглянул на меня в зеркало:
– Домой, господин Добрыня ?
Я посмотрел на ту самую дверь, за которой она исчезла, и сказал:
– Завтра заберешь ее утром . Отвезёшь на работу. Потом - обратно домой.
Водитель удивился:
– Э-э . . . как скажете.
– И так - каждый день, пока я не скажу иначе, - я глухо выдохнул. – Будешь её водителем.
Он кивнул, не задавая лишних вопросов . Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза . Странное чувство расползалось по груди - беспокойство , к которому я давно отвык . Я не понимал, что со мной. Но знал одно: если она снова попадёт в беду - я не выдержу.