Знакомство с колхозной жизнью
В Тверской области (бывший Калинин) - Старицкого района, есть посёлок Берново-
(Пушкино). В Берново стоит поместье бывших дворян Вульф - больших друзей А.С.Пушкина. Супруги Вульф похоронены здесь же, недалеко от местной обветшалой за время, церкви. От Твери до Торжка проходит «Золотое Пушкинское кольцо», так называют места, где останавливался литературный гений – «Солнце русской поэзии». Именно в этих краях черпал своё неиссякаемое вдохновение поэтический титан.
Я бывала в поместье, где в наше время находится Пушкинский музей. Рядом с поместьем растёт великолепная берёзовая рощица, чуть дальше вниз тропинка, она ведёт к небольшому пруду, его именуют зеркальным, так как в нём отражается всё, как в зеркале, на поверхности воды растут нежные, трогательные кувшинки. Вокруг удивительно - красивая природа. На берегу пруда установлена мемориальная плита, на ней высечены места и даты пребывания А.С. Пушкина. Недалеко от поместья есть аллея, по обе стороны которой растут вековые дубы. Величие могучих гигантов поражает и захватывает, внушая блаженный трепет, – эти исполины, как бессменные стражи стоят много лет и наблюдают за всем…
Первый раз я была в этих местах по осени, в то время, когда чудесница осень успела одеть в золото деревья. В этом же парке, недалеко от дубовой аллеи местами росли царственные пышные клёны, среди позолоты крон, красиво алели их макушки пурпуром мантий. В воздухе стоял тонкий запах прелой листвы, этот запах будоражил сознание, воскрешая фантазии и заставляя мечтать.
Я шла и думала, какое должно быть выпало мне несказанное счастье идти этой немыслимо величественной аллеей, жёлтые листочки янтарём свисали с деревьев. Тропинка сплошь была устлана разноцветной листвой, похожей на дорогие самоцветы янтаря, рубина и нефрита, хотелось горстями собирать это добро и кружиться в танце осеней природы, которая щедро осыпала землю золотым дождём листвы, она приятно шуршала под ногами, расстилаясь богатым ковром. По этой самой аллее прохаживался великий поэт- гений всех времён и народов. Я завидовала молчаливым дубам, ведь они видели самого Пушкина.
Каждый год в Берново - первое воскресенье июня проводится праздник пушкинской поэзии. Я не раз бывала на нём, видела Александру Пахмутову, Андрея Дементьева, у них я брала автографы. На этом торжестве также присутствовали многие другие известные деятели искусства и выступали творческие коллективы, мне повезло услышать выступление хора «Пятницкого», в то время весьма популярный народный ансамбль…
Более тридцати лет я не бывала в тех местах. Воспоминания о незабываемой, живописной природе здешних мест оставило неизгладимый след в моём сердце. Всякий раз меня охватывает волнение; вспоминая манящую красоту берёзовой рощи, зайдя в которую, нет сил, отвести от белоствольных красавиц зачарованного взгляда, и бесконечно хочется слушать в ней чарующие трели соловья, потому, как эта волшебная песнь проникает в самое сердце и разливается волнующей, ликующей радостью. В лесу меня поражало разнообразие деревьев. Лесные звуки завораживали и имели какое-то магнетическое свойство, увлекать дальше и дальше в лес, а какое множество всевозможных грибов и ягод в лесах,… Наедине с природой чувствуешь себя легко и свободно. Хотелось объять всю эту красоту: от переполняющего восторга ощущаешь се6я птицей, так бы расправила крылья, взметнулась в воздух и парила над землёй, чтобы взирать на окружающую природу с высоты птичьего полёта, исполненной глубокой радости. Разве можно забыть ковры из разноцветья луговых цветов и бело-жёлтые поляны, на которых растут крупные ромашки?! – Они как – будто в удивлении таращат на мир свои жёлтые глазища цветков и при порывах ветра хлопают белоснежными ресницами-лепестками. Среди ржаного поля можно увидеть трогательные и робкие васильки, они распахивают свои нежные лепестки, перемешиваясь с золотом ржи – это удивительно красиво! Раним утром, на колосьях ржи в блеске росы, от прикосновения к ним ветра; можно заметить пляшущих, перламутровых солнечных зайчиков, они искристой, ослепительной волной пробегают по ржаному полю, от края до края, - это как невероятное чудо! Если повезёт – там же, увидеть жаворонка, парящего высоко в небе и услышать его завораживающее пение, которое, как кажется, исходит от самого солнца и каким-то благостным теплом эта песня проникает прямо в душу, наполняя её особым одухотворённым светом. Как чудесны луга с изобилием разнообразных полевых цветов, с их необыкновенным, душистым и таким пьянящим ароматом от которого приятно кружится голова, увлекая в мир грёз. А кто видел лён в цвету? Какое зрелище! Цветущий лён колосится, синим, таким волнующим безбрежным озером у твоих ног, сливаясь с голубизной неба на горизонте. Нет, такого не забудешь! Речка в тех местах протекает чистая и прозрачная, хоть и мелководная, прозрачная настолько, что видеть можно каждый камешек и мимо проплывающих рыбок. Летом иногда я имела возможность лежать на высокой копне, вдыхая запах свежескошенного сена и любоваться ночным небосводом, небо нависало так низко, а звёзды были такие яркие, что казалось можно протянуть только руку и коснуться звезды. Я рассматривала алмазную россыпь звёзд, угадывая на темно-синем фоне знакомые созвездия. В августе особенно отчётливо был виден млечный путь; время метеоритных дождей - я часто наблюдала это феерическое явление, стараясь успеть загадать желание. Думаю, многие из них сбылись. Ночные запахи и звуки деревенской, благодатной природы дарили сердцу абсолютное счастье и тихий уют,… Оставляя всё мирское, мысли уносили меня в лёгкий полёт девичьих сладких фантазий.
Среди этой природы, легко и просторно было моей душе, она словно была наполнена благостным добрым светом и, несмотря на все бытовые трудности, присутствие внутренней лёгкости облегчала мою деревенскую, непривычную жизнь.
Я не оставляю надежду, что когда-нибудь вновь окажусь в этих местах. Жизнь среди здешней природы оставила мне самые яркие воспоминания…
А вот дубовая аллея -
Здесь хаживал сам Пушкин.
Мечтал, любил, творил:
Бесспорно - гением он был.
Он любовался здешнею природой,
Как и я, восхищаюсь теперь -
Открылась запертая дверь!
И к ней иду я, робкими шагами.
Куда я выйду? Даже и не знаю…
О том, ведь вам судить, мои друзья!
Рассказы.
«Колхозные байки»
(Художественное произведение, - моменты биографии)
После окончания школы я уехала в город Тверь (Калинин), где работала на прядильно-ткацкой фабрике им. Вагжанова.
Многие, вероятно помнят многочисленные студенческие стройотряды, которые отправлялись на практику в отсталые колхозы в помощь деревне на уборку урожая. Сия участь не миновала и меня. В то время, когда я работала на фабрике, было общепринято также и рабочих посылать на прорыв в подшефные колхозы, в основном конечно молодёжь. И так как деревенская молодёжь бежала из колхозов, нам якобы выпала миссия восстанавливать развалившиеся деревни. Ну что такое деревня для городского, неискушенного человека, который всю жизнь прожил в городе? Коров и лошадей только на картинках и видели, ну, или если повезёт, издалека. Отказаться возможности не было, это как повинность, для всех обязательна. Как мы любили говорить тогда,- «Добровольно-принудительно». Что мы, « городские», знали о деревенской жизни?!
Сколько забавных историй и злоключений происходило со мной, прежде чем я поняла и вкусила всю прелесть колхозной жизни…
В один из дней к воротам фабрики подъехал колхозный автобус, который должен был отвезти нас в посёлок Берново (Пушкино) для дальнейшей работы.
Мы тряслись в стареньком автобусе часа два с половиной, прежде чем добрались до места.
Я сидела у окна и смотрела на незнакомый мне пейзаж. За окном мелькали поля и леса без края, и лишь иногда по пути следования попадались населенные пункты. По дороге мы остановились в маленьком городке - Старица, чтобы сделать пятиминутный отдых. Проезжая по городу я поражалась и восхищалась, количеству необыкновенно – красивых монастырей в нём и церквей, при виде всего этого великолепия, душа наполнялась благоговейным необъяснимым трепетом. Как мне сказали, на маленькой старицкой земли стоит более тридцати соборов. Хотелось подольше задержаться в этом чудесном месте, чтобы лучше рассмотреть уцелевшие храмы, хотя бы прикоснуться к ним, если повезёт войти в них и ощутить на себе Божью благодать, и как мне казалось впустить в себя частичку божественного чуда. Это надо видеть! – Берег Волги, а по обе стороны, на её берегах величие соборов и монастырей, и веет от всего увиденного духовностью, так и хотелось опуститься на колени, и вспомнить хоть одну молитву во Славу Христа! «А в душе благовестом – разливался забытый колокольный звон»…
По дороге нам изредка попадались на глаза деревянные часовни, которые стояли недалеко от дороги на въезде в деревни, они сильно обветшали от времени.
Наконец, мы добрались до посёлка, куда прибыли в самый первый раз, некоторым из нас шестнадцать едва исполнилось, а кто только окончил школу, восьмилетку. Мне, к примеру, семнадцать лет праздновать как раз в деревне - Подсосенье довелось.
В правлении колхоза нас встретил его председатель. Он окинул нас оценивающим, скептическим взглядом, вздохнул глубоко, и с иронией в голосе протяжно сказал:
- Н.. да, по-мощ-нички…
Так я оказалась в деревне, затерянной среди лесов и полей.
Расселили нас в бывшей бревенчатой школе, нас было человек десять. Обеспечили продуктами и всем необходимым.
Меня послали помогать милой женщине предпенсионного возраста, звали её Ивановна.
Она работала на ферме, ухаживая за годовалыми не телившимися ещё тёлками.
Так я начала вживаться в образ деревенской жительницы.
«Первая встреча с тёлками»
Буквально на следующий день по приезду, подняли нас в восемь часов утра, и мы отправились на ферму. В этот день намечалась перевеска телят. Перевешивали их на улице, где стояли большие весы, огороженные ветхим загоном. Работа моя заключалась в том, чтобы стоять у загона и отгонять телят от большой дыры, которая зияла в заборе. В это время весна поднималась манящей зеленью, искушая животных. Стою я, значит, с палкой в руках у прорехи; дыра огромная, а я-то худенькая, таких как я, человек пять надо. Смотрю, погнали тёлок: собак я в то время до жути боялась, а тут двигаются на меня, по моим понятиям, здоровенные собаки, только ещё гораздо больше самой большой собаки. На голове у них рожки, хоть и маленькие, и все на меня наставлены. Бегут тёлок десять и все в мою сторону. Охватил меня тут дикий страх, ну, думаю всё, забодают, затопчут. Я сразу же забыла, с какой целью меня здесь поставили. Отбросила палку в сторону, проскользнула в прореху загона и ну бежать со всех ног. А за мной все тёлки следом к заветной свободе, рады радёхоньки, что на волю вырвались. На улице зелёная травка дразнится и все они на эту травку. Мне же, дурёхе, казалось, что все они за мной устремились вдогонку. Бегу, - падаю, встаю, оглядываюсь, опять бегу: ну, думаю, всё- конец мне – забодают, затопчут.
Телки, задрав хвосты, разбежались по всей деревне. Долго потом колхозники собирали их по деревне, вспоминая меня «добрым тихим словом».
«Когда я впервые выругалась ...»
Мне исполнилось семнадцать лет. Мои ровесники запросто могли загнуть крепкое словцо, а в мой лексикон как-то не вливались ругательные слова.
Российскую деревню трудно представить без залихватского крепкого словца. Для деревенских жителей матерное слово как « здравствуй, до свидания ». Первое время мне было очень сложно привыкать к местному жаргону. Нецензурные словечки неприятно резали слух.
Как-то в один из дней на ферме не было воды, а что такое коровы без воды, может, кто не знает?! - Вокруг стоит такой рёв, что вполне можно умом тронуться. Недалеко речка, метров двадцать от фермы. Нам с Ивановной пришлось из реки воду носить вручную; чтобы хоть как-то напоить коров. Мы ставили между двух коров корыто, и в него наливали воду. Измучились вконец, руки отваливаются, а они ненасытные, всё «му, да, -му». Смотрю, моя Ивановна еле ноги передвигает, легко ли вручную сорок голов напоить, стадо целое.
Захожу я в очередной раз на ферму с полными вёдрами воды. Такое зло меня взяло, сколько не лей, им всё мало. Остановилась я, осмотрелась. Ивановны не видно.
Стала я посреди фермы, подбоченилась, и говорю:
- Что, пить хотите?
Коровы во всю глотку мне в ответ дружно:
- Му!…
- Ах, воды хотите?!- обращаюсь я к ним снова.
Они опять протяжно и громко:
-Му!…
- Мало вам водицы значит!?
Му!…- утвердительно ревели, что есть мочи коровы.
Я, выкинув вперёд правую руку и согнув её в локте, в надежде, что меня никто не видит и не слышит. Стараюсь перекричать коров:
- А вот вам, х**н,… а не воды!
И тут слышу у себя за спиной безудержный хохот Ивановны. Мне так неловко стало, я готова была, сквозь землю от стыда провалится.
- Ой, Ленка… - смеясь до слез, говорила она, - у тебя так здорово получается ругаться! Глянь-ка, и впрямь притихли негодные.
«Соловей»
Помню ещё в школе, на уроке пения, ставили нам пластинку, на которой пел соловей. В городе редкая случайность - услышать соловья, почти нереально.
В то время когда я помогала Ивановне по уходу за телятами, на ферме кончилось сено.
Запрягла Ивановна Лютню, так звали смирную кобылицу, и мы отправились за сеном.
Стог стоял недалеко от берёзовой рощи. Красота вокруг неописуемая.
Стоим мы с Ивановной на копне и вилами сбрасываем сено в низ, чтоб затем уложить его на телегу. И вдруг слышу, птица в роще поёт, да так заливается, что дух захватывает. Поняла,- это соловей. До того захватило меня это пение, пошевелиться боюсь, а Ивановна трещит в ухо, зло берёт, не даёт волшебной трелью соловья насладиться.
Приложив палец к губам, я говорю ей шёпотом:
- Тс, тихо!
Она, озираясь вокруг, также тихо спрашивает:
- А, что такое - то?
Я ей опять проникновенно, еле слышно:
-Тише…
Некоторое время проходит в полной тишине, и только соловей радует слух.
Помолчав немного, Ивановна, беспокойно озираясь по сторонам, обращается ко мне снова, шепча в ухо:
- Да что случилось-то?
А я отвечаю ей, вдохновенно так:
- Да тихо ты, Ивановна, соловей же поёт!..
Ох, и разошлась моя Ивановна, - «мать, перемать», - соловья она не слышала…
Жаль, мне её стало, жить среди такой красоты и не замечать её, разве к этому можно привыкнуть?
« Первое знакомство с быком»
Работая в деревне, я понемногу привыкала к деревенской жизни, приобщаясь к крестьянскому труду. Перестала бояться коров и прочую живность, а собаки, которых я боялась всё время, стали для меня первыми друзьями. И к некоторым из тёлок на ферме успела даже привязаться. На ферме кроме молодых, не отелившихся коров, был годовалый бык, Валет. Я старалась баловать его, помимо основных кормов, приносила ему хлеба, у нас его много оставалось. Бычку нравилось лакомство, он с удовольствием уплетал хлеб и, завидев меня, всегда призывно мычал, требуя ещё.
Была весна, зелень быстро поднималась. Пришло время выгона скота на пастбище.
Если кто не видел никогда бой быков, скажу, - это захватывающее зрелище! Если в стаде два быка, каждый год после зимовки на первом выгоне они оспаривают лидерство. Быки находят холмик и бьются до первой крови. Кто победил, тот и вожак, он и царствует в стаде, а другой всегда находится поодаль.
Выгнали мы тёлок с Валетом на первый в их жизни выпас. Они тут же слились с общим стадом, и пастухи погнали их в поле.
В этот день на мне была яркая оранжевая кофточка и красные ботики.
Прошло немного времени, мы не успели ещё уйти с фермы. И вот слышу я обиженный рёв бычка, идёт он по деревне и трубит во всю глотку о своём поражении. В то время я ещё не знала, что такое разъяренный бык. Валет был моим питомцем или даже другом, по крайней мере, мне хотелось так думать.
Ивановна копошилась на ферме, а я вышла на улицу встречать быка. Он идёт, рога в земле, бок в крови. Пошла я ему навстречу, по пути сломав тонкую сухую тростинку, которой собиралась загонять быка в стойло. Иду, причитаю:
- Валетик, бедненький. Обидели мальчика… Пойдём, пожалею, накормлю.
Не доходя шагов пятнадцать до меня, Валет остановился как вкопанный. Он зловеще, протяжно и громко заревел.
Ничего не понимая, я ему ласково продолжаю говорить:
- Что ты Валетик, меня не узнаёшь, это ведь я, твоя добрая хозяйка.
Глаза быка стали наливаться кровью, из-под копыт полетели комья сухой земли. Он принял боевую стойку, вперив рога в землю. Я стою как под гипнозом, с места тронуться не могу. Бык грозно взревел: опустил лобастую голову, выставил вперёд рога и, раздувая ноздри, пошёл на меня. Изо рта стекала розовая пена.
Голос Ивановны, доносившийся с фермы, привёл меня в чувство:
- Ленка дура, беги, быки не любят яркий цвет.
Я осмотрелась вокруг, до фермы далеко, не успею. Чуть ближе какое-то ветхое строение.
Я пустилась бежать туда со всех ног. Домик из двух комнат…
Первая, вторая,… захлопываю за собой на ходу дверь, холодея от ужаса. Пока бежала, слышала, как сотрясалась земля под ногами догоняющего меня быка. Только успела вбежать во вторую комнату, как услышала треск и звук сорванной с петель дверей первой комнаты. Треск второй двери и щёлканье кнута я помнила смутно. Я выскочила в окно, выбив своим телом прогнившую оконную шипку…
За окном росло деревце, на котором почему-то оказалась я. Впервые в жизни я испытала такой страх и ужас, от которого стучали зубы и тело бил озноб.
Долго Ивановне пришлось меня уговаривать, прежде чем я покинула своё убежище на дереве. Впрочем, на нём вряд ли можно было бы спастись от разъяренного быка. Когда я спустилась на землю, то, к своему удивлению, обнаружила, что ни кофточки, ни ботиков на мне не было, и когда я успела их снять, увы, не помнила.
С этого дня я научилась с должным почтением и страхом относиться к быкам.
«Кому смех, а мне слёзы»
Как-то в деревне Сенчуково заболела приёмщица молока, и меня временно поставили на её место.
Закончилась дойка, и я, чтобы быстрее освободиться с работы, пошла на ферму, помочь дояркам переносить молоко. Доярка Нина, мы с ней дружили, помогла повесить вёдра на коромысло, водрузив их мне на плечи. Коровы после доения, мирно отдыхали: какие стояли, а какие лежали. Я пошла к выходу, на моём пути лежала корова: нет, чтобы обойти её, так нет, я решила сократить путь и перешагнуть через неё. Только я успела занести ногу, а она, негодница, возьми, да встань. И сижу я, дурёха, с полными вёдрами молока на коромысле, верхом у неё на шее; тесно сжав колени, я пыталась удержать равновесие, чтобы не свалиться в навоз, да и молоко пролить жалко. Тут сбежались все доярки, столпились возле меня, потешаются, хватаясь за животы. Бесстыжие, нет, чтобы помочь, я б и сама посмеялась, да пошевелиться боюсь. Наконец, сжалившись надо мной, подошли доярки с двух сторон, сняли вёдра. Слезла я с коровы, а та, ничего не понимая, хлопает огромными ресницами и глупо таращится на меня, я же еле на ногах стояла. От перенапряжения сильная слабость в теле была, и подкашивались ноги. Может и прошло минуты две, пока я сидела верхом на корове, оседлав её, а для меня они вечностью показались.
«Лоб в лоб»
Работая приёмщицей молока, я помогала дояркам переносить молоко в пункт приёма-сдачи, что был рядом за загоном. И вот как-то возвращаюсь я на ферму с пустыми вёдрами. Привычно открываю тяжёлые дубовые ворота и вдруг вижу, - прямо на меня наставлены рога.- То доярка Шура, ухаживающая за быками, выпустила в загон строптивого бугая Стёпку. Огромный, как гора, и такой устрашающий, стоял он против меня, лоб в лоб, а деваться-то некуда. И я, бросив пустые вёдра, с пронзительным визгом, что есть духу, дала стрекача. Вспомнила давно забытый бег с препятствием и перемахнула с запасом огороженный высоченный загон. А про себя подумала: « Спасибо прыжкам в высоту, которые я так любила в школе!» Доярки и пастухи за загоном, наблюдали за моим бегством, и смеялись от души.
- Эй, Ленка,- кричали они мне,- Тебе бы на олимпиаду, все б рекорды побила.
А мне не до смеха было: чего не сделаешь со страху, даже обидно за себя стало. Думаю: - «Вам бы такое веселье…»
«Пришло время и мне посмеяться»
Тётя Шура, женщина лет сорока пяти,- невысокая, на вид была худощавой и немощной. Она всегда ходила, согнувшись, прихрамывая и вечно вздыхала, и охала, жалуясь на своё слабое здоровье. Однако это ей не мешало, помимо основной работы доярки, ухаживать за двумя огромными, как гора, племенными быками.
В отделении, где стояли быки, находились ясли с молочными телятами, за которыми я ухаживала. Появившиеся на свет телята находились на ферме до тех пор, пока не переставали нуждаться в молоке.
Было время дойки после вечернего выпаса. Я привычно кормила телят молоком из соски. Тётя Шура ушла за комбикормом для быков.
Видимо, Шура плохо задвинула засов, то ли забыла закрыть его вовсе. Один из быков, своенравный бык Стёпка, свободно покинул своё стойло, разогнал всех доярок и спокойно разгуливал по ферме, приставая к коровам.
Когда Шурочка вернулась; увидела, что Стёпка безобразничает. И решила проявить свою власть над быком. Взяв в руки палку, она повелительно визжала писклявым голосом, надрывая связки и ругая Степку, на чём свет стоит. Щуплая женщина очень потешно выглядела на фоне огромного бугая. Присев в яслях с телятами, я молча наблюдала за её действиями и вспомнила картинку из басни Крылова «Слон и Моська». Только бык- не слон, у Стёпы нрав скверный, непредсказуемый. Бык вдруг грозно заревел, обидевшись, что его отвлекли от привычного занятия, - он наклонил голову с мощными рогами, и пошёл на Шурочку. Растерявшись, она беспокойно крутила головой, оглядываясь по сторонам, надеясь на спасение: деваться-то некуда. Впереди бык, сзади тупик. Она с проворностью обезьяны, гибкостью акробатки и скоростью пантеры взобралась по перемычке на балку, которая крепилась к потолку. Там уж точно - бык её, не достанет. Замечу, это был настоящий цирк. Пока несчастная женщина взбиралась на спасительную высоту, волосы выбились из-под косынки, фуфайка расстегнулась, и валенок спал с ноги, на которой болталась портянка. Встрёпанная Шурочка висела под потолком, обхватив деревянную балку руками и ногами. Бык стоял возле неё, раздувая ноздри, и устрашающе мычал.
Быстро пришёл пастух и загнал взбунтовавшегося быка в стойло. Ещё немного, и женщина свалилась бы прямо Степке на рога.
Доярки тут же сбежались позабавиться над Шурочкиным горем. В подвешенном состоянии, разлохмаченная и с выпученными от страха глазами, она напоминала перепуганную взъерошенную макаку, которая, спасаясь от хищников, взобралась на дерево и висела на ветке. Теперь моя очередь пришла смеяться, хотя, признаюсь, сидя с телятами в яслях, мне было не до смеха.
Все дружно подставляли плечи, помогая Шурочке слезть с балки, с которой она, казалось, успела сродниться. Разжав руки, обессиленная, она рухнула в наши объятья. Спустившись вниз; бедная женщина, широко расставив и без того кривые ноги, которые, казалось, согнулись в дугу, стеклянным взглядом смотрела вверх на балку и недоумевала, - «Как она могла там оказаться?»
Деревенские бабы зло шутили над ней:
- Попробуй пожаловаться теперь, что у тебя болит что-нибудь.
После этого случая Шурочка отказалась от ухода за быками. На второе героическое восхождение у неё уж точно здоровья не хватит.
«На поиски телёнка»
В то время как я работала приёмщицей молока, заболела одна из доярок. Меня на время болезни уговорили подменить её. Доярки дружно обещали помогать мне во всём. Было бы сказано. Как только я приступила к работе, они также дружно забыли о своём обещании.
Едва показав мне, как работает доильный аппарат, они про меня попросту забыли, и мне пришлось самой осваивать премудрости доения. Почти сразу я поняла, что слишком погорячилась, взвалив на себя такую ответственность.
Первая неприятность случилась буквально на следующий день.
Был сильный ветер, и отключили свет. Коров пришлось доить вручную, а их более двадцати голов. Для меня это был поистине титанический труд, почти подвиг.
Невыносимая боль в руках долго не давала мне уснуть ночью. Утром, я не могла поднять рук, кисти рук казалось, увеличились вдвое в размере. Но это было не самое худшее, что предстояло мне ещё пережить впереди.
В моей группе были стельные коровы, я же не знала в то время, что перед отёлом коров не выгоняют на выпас, а держат в стойле. Доярки то ли из вредности, придавая себе значимости, то ли по халатности не сказали мне этого.
И в один из дней одна из стельных коров после вечернего выпаса вернулась без живота. Следовательно, она отелилась в поле или в лесу, что ещё хуже.
Доярки злорадствовали, называя меня неумехой и вредительницей колхозного добра. Деваться некуда, телёнка надо было найти. Я молилась о том, чтобы за ночь с телёнком ничего не случилось.
Утром, подоив коров, вживаясь в образ следопыта, я отправилась со стадом на выпас, выслеживать нерадивую мамашу. Корова непременно должна была вывести меня к телёнку.
Не могу передать то чувство страха, которое испытала я в стаде. Во-первых, я боялась потерять из виду корову, а во-вторых, я трепетала от леденящего ужаса, чтобы не столкнуться с быком. Я старалась поближе держаться к пастухам, если что, они -то знают, как приструнить быков. Быков в стаде было двое.
Наконец, стадо подошло к лесу. Хитрая корова, словно догадываясь о моём намерении, видя, что за ней следят, время от времени оглядывалась на меня и протяжно мычала. Мне приходилось прятаться за деревьями и озираться по сторонам, дабы нечаянно не напороться быку на рога. Лес с краю был редким, повсюду росла высокая трава, в которой путались ноги.
До меня изредка доносилось щёлканье кнута, стадо продвигалось глубже в лес.
И тут я заметила, что корова стала беспокойно себя вести и всё чаще крутила головой. Я поняла, телёнок где-то рядом и притаилась в кустах. Вскоре я услышала тихое протяжное мычание. Корова отозвалась на призыв и зашла в заросли. Накормив телёнка, она устремилась дальше за стадом. Из своего укрытия, я наблюдала за ними, не желая быть обнаруженной. Подождав немного, пока корова со стадом уйдёт на почтительное расстояние, я вышла из укрытия и пошла к зарослям, из которых доносилось тоненькое телячье мычание. Подойдя ближе, я увидела перед собой телёнка, им оказался бычок.
Только родившийся на свет телёнок сразу пытается встать на слабые ноги, а на другой день он чувствует себя более уверенно. Я накинула телёнку на шею приготовленную заранее верёвку и пыталась его увлечь за собой, но телёнок ни за что не хотел покидать своего пристанища. Он отчаянно сопротивлялся, не желая идти со мной. Мне ничего не оставалось, как взвалить его на плечи и нести на себе. Ноша была явно не по силам, я сама в то время весила едва пятьдесят килограмм. День был очень жарким, духота тяжёлым сдавленным воздухом зависала над лесом, становилось сложно дышать. Назойливые слепни - большие злющие мухи, кусали нещадно.
Я шла, путаясь в траве на полусогнутых ногах, и обливалась солёным потом, который выедал мне глаза. Безжалостные слепни впивались во всё моё тело, в руки, ноги, лицо. Мне хотелось плакать от боли и обиды. Руками я удерживала непослушные ноги телёнка, не имея возможности даже отмахиваться от назойливых, докучливых мух. Вдобавок нестерпимая жажда несла добавочные муки.
Когда телёнок брыкался, меня кидало из стороны в сторону. Мне казалось, что если я упаду, подняться уже не смогу. Стоило неимоверных усилий, чтобы не оставить свою непосильную ношу.- Вредные доярки пригрозили тюрьмой, да и телёнка жалко - пропадёт в лесу.
Так я дошла до конца леса. Дальше поле, протяженностью около километра. Вконец обессиленная, я опустилась в траву, освободившись от живого груза, который так тяготил меня. Невыносимо ныли плечи и шея, в руках и ногах была такая слабость, что некоторое время я не могла ими пошевелить. От перегрузки сильно стучало в висках и учащённо бухало сердце, готовое вырваться наружу.
Телёнок стоял и удивлённо смотрел на меня и хлопал глазами с большими длинными ресницами, ничего не понимая.
Немного отдохнув, я собиралась продолжить путь. Накинув верёвку на шею телёнка, я пыталась его увлечь за собой, он упирался, видимо ему понравилось путешествовать на моей шее. Сил на то, чтобы нести его на себе, у меня уже не осталось, самой бы дойти как-нибудь. Обидевшись на всё и вся, в отчаянии, я сняла верёвку с шеи телка и раздосадованная поплелась, пересекая поле, в сторону деревни.
Телёнок немного постоял, потом призывно замычал, словно пытаясь вернуть меня и, неожиданно, пошёл следом за мной. Он шёл мелкими, шаткими шажками, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Так мы дошли до деревни. Когда мы входили в деревню, жители смотрели на нас с изумлением. Я шла в сторону фермы, а за мной, как собачонка, бежал телёнок.
После этого случая много слухов ходило на мой счёт; мол, обладаю я магической какой-то силой, притягивая к себе животных.
Просто, я так думаю, у животных острее развита интуиция, и они очень тонко чувствуют доброту и искренность людей и сами тянутся к ним.
Сколько себя помню, за три года проведённые на селе, почитай все деревенские собаки были моими друзьями и повсюду меня сопровождали целыми стаями, за что и недолюбливали меня местные жители.
« К чему приводит любопытство»
Однажды я возвращалась после вечерней дойки домой. Настроение было приподнятое. День был хороший, солнце не успело закатиться ещё за горизонт, всё вокруг зеленело, приближалось лето. Пастух гнал по деревне стадо овец, среди них были два маленьких барашка- близнецы, да такие славные и милые, что мне непременно захотелось их потрогать. Зашла я в стадо и только успела протянуть руку, как чей-то мощный удар свалил меня с ног. Удар в область поясницы был такой силы, что я тут же рухнула на землю как подкошенный сноп. Ничего не понимая, я поднималась с земли, отряхиваясь и оглядываясь вокруг. Рядом никого, и лишь на лавочке, напротив, сидели две старушки и улыбались мне беззубыми ртами.
- Кто это меня?- спросила я их в недоумении.
- А вон,- показывая в сторону удаляющегося барана, сказали они.
Баран гордо удалялся, мерно покачивая задом.
- Вот так да?!- удивилась я,- А я то думала, меня кто-то огрел увесистым дрыном,- озадачено сказала я.
На следующий день я еле поднялась с постели, страшно ныла поясница, где красовался огромный синяк.
Вот к чему может привести чрезмерное любопытство.