Девяносто девять дней в Сантосе

В салоне самолёта было шумно. Люди вопили, кричали и бесконечно болтали. Их голоса звучали так громко, словно они старались перекричать друг друга. У кого-то громко плакал ребёнок, его мать уже выясняла отношения с другой матерью, которая зачем-то пыталась уложить спать своего неугомонного сынишку, лет шести. Какой-то парень нервно требовал у стюардессы водки и грозил, в случае невыполнения его желания, позвонить отцу, который настолько крут, что позволяет сыну летать в обычном эконом-классе. Но больше всех шумела семья из пяти человек, где средних лет женщина и совсем пожилая дама яростно ругали девушку лет двадцати, за которую то и дело несмело вступался длинный худощавый мужчина. Я закрыла глаза, тяжело вздохнула. Эта крикливая обстановка начинала меня бесить. Мы уже минут сорок торчали в самолёте на полосе, ожидая разрешения на взлёт. Что-то там не заладилось у авиакомпании, и нам никак не разрешали отправиться в долгожданный полёт. Я развернула свой TWIX и откусила кусочек, глядя в иллюминатор. За бортом Боинга сиял май. Над терминалом аэропорта голубел нежный пастельный небосвод, солнечные блики сияли на фюзеляжах стоявших неподалеку самолётов и видневшихся вдалеке автобусах аэропорта. — Света! — резкий голос матери заставил меня вздрогнуть, и раздраженно вздохнуть. Я терпеть не могла, когда меня звали «Света»! Все мои друзья отлично знали, как меня это бесит, и поэтому для всех я всегда была Лана. Только учителя в школе обращались ко мне «Светлана». Всё! И никаких «Светок»! — Светлана! — исправившись, требовательно обратилась мама. Я обернулась, взглянула на неё. — Что у тебя в руке? Почему ты всё время топчешь всякую гадость? — Мама, пожалуйста… — я закрыла глаза и устало скривилась. — Не начинай, мне и так паршиво! — Тебе паршиво потому, что ты не слушала ни меня, ни отца, ни других старших, — назидательно проговорила мама. — Вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, как следует, ты всякой ерундой страдала! То с друзьями в клуб, то с этой Машкой по магазинам, то со своим Антоном… — Мама! — предупреждающе воскликнула я. С предпоследнего Воскресения, я категорически не хотела слышать никакого упоминания о своем бывшем парне. С того самого дня, как я застукала Антона с Машей в одном из кафе, на Большой Бронной. Мои, вторые в жизни, отношения закончились банальной и донельзя клишированной ситуацией с двойным предательством! Теперь у меня ни парня, ни лучшей подруги! И ведь самое обидное, что перед этим я уже две недели думала, как поудобнее сказать Антону, что мы, видимо, не созданы друг для друга, и будет лучше закончить наши отношения за тихой беседой, непринужденно прогуливаясь по вечернему городу. Я хотела, чтобы всё прошло как можно более мирно и спокойно, чтобы мы просто вспомнили всё что было, поговорили по душам, потом он подарил бы мне цветы, проводил до дома и с восходом солнца каждый из нас начал бы новую жизнь. Ага, конечно! А закончилось всё шумно, громко, с битьем посуды, ругательствами, слезами и моей долбанной депрессией, растянувшейся, почти на неделю! — Пожалуйста, мам, — жалостливо попросила я, — давай не будем говорить об этом. При воспоминании об этой милующейся за моей спиной парочке, меня каждый раз переполняло бурное негодование. И я не могла отделаться от назойливой раздражительной мысли, какой дурой я была, когда советовалась с Машей, как получше расстаться с Антоном. Я перебирала вслух варианты нашего с Антоном разговора о будущем и не догадывалась, что эти двое давно уже милуются за моей спиной, втихаря зажимаясь по скверикам и ресторанам. — А это тебе будет уроком, — с нажимом произнесла мама, поучительно взмахивая указательным пальцем. — В следующий раз будешь умнее! Я лишь молча откусила ещё один кусочек «Твикса» и вновь уставилась в иллюминатор. Мама продолжала свои нравоучения и лекции о жизненном опыте, но сейчас я старалась её не слушать. Она у меня мудрая женщина и, правда, желает мне добра, но не всегда понимает (или не хочет не понимать), что в такие моменты её нотации лишь ещё больше угнетают. Не слушая её, я уныло обводила взглядом территорию аэропорта. На соседней полосе как раз взлетал какой-то самолёт. Уже восьмой, за последние пятнадцать минут! А мы всё стоим… — Ладно, не расстраивайся, — вдруг сказала мама, — сейчас прилетим в Анапу, там солнце, пляж, море! Погода на ближайшие дни просто прелесть, плюс двадцать семь, да и вода уже достаточно тёплая! Отдохнёшь, покупаешься, вернёшься в Москву — и с новыми силами за учебу! Глядишь, на следующий год поступишь и продолжишь славную врачебную традицию нашей семьи! Я закрыла глаза, снова тихо протяжно вздохнула. — И главное сейчас, запомнить все свои ошибки, чтобы в будущем их не повторять, — продолжала напутствовать меня мама. Я молча, без энтузиазма, уныло кивала её словам. Как она не понимает, что такие её утешения ещё хуже, чем, когда она меня ругает. Я себя совсем какой-то ничтожной и бесполезной чувствую! Но маму было уже не остановить. Она, что называется, вошла во вкус и с вдохновением пустилась в пространственные рассуждения о нашем наследственном медицинском призвании и моем блестящем будущем в медицине. Чтобы хоть как-то скрыться от занудных перечислений достижений всех наших родственников-врачей и непрестанного гвалта внутри салона самолёта, я достала наушники. В последние несколько лет — они моё верное спасение от внешнего мира со всеми его проблемами и запарами. Я выбрала на плей-листе трек Эда Ширана и вслушалась в первые куплеты. Мама даже не обратила внимание, что я её не слушаю. Она сейчас, наверняка, была увлечена рассказом о том, как поступала сама, как старательно и прилежно училась, была старостой группы, отличницей и как успешно проходила интернатуру. М-да. Всё это я уже знаю наизусть и мне страшно поступать в мединститут уже потому, что от меня заранее будут ждать успехов не меньше, чем у моих родителей, бабушек, дедушек и прочих родственников. Обожаю всю свою большую семью, но иногда меня невероятно тяготит тот груз ответственности, который они на меня возложили, не позаботившись, при этом, узнать мое мнение. Самолёт неожиданно тронулся. Я замерла. Сердце с надеждой подскочило. Да, ладно! Не может быть! Аллилуйя! Мы взлетаем, Карл! Два часа утомительного полёта, и мы приземляемся в Анапинском аэропорту. Мама с энтузиазмом поглядывала в иллюминатор и восхищалась красотами города. А вот я категорически не разделяла её восторга. Если она хотела, чтобы я действительно развеялась и отдохнула от всего пережитого, стоило на эти три-четыре, а лучше пять-шесть дней, слетать в Италию или, хотя бы, в Грецию. Да я бы даже на Египет согласилась, чем плескаться в море отечественной Анапы… Хотя нет. Лучше уж Анапа. Не хочу никого оскорбить, но Египет и Турцию я не слишком жалую. Во-первых потому, что наши туристы порой ведут себя там так, что не знаешь куда глаза девать от стыда и, вообще, после некоторых эксцесов, иной раз, стараешься нигде, кроме как в номере, по-русски не говорить. А во-вторых, возможно это только мне так «везёт», но каждый раз, что в солнечном Египте, что в жаркой Турции, отдых мне серьёзно портили местные «мачо», которые, как оказалось, вообще не понимают слова «нет». И не дай Бог, ещё им приветливо улыбнуться, ненароком, или просто в глаза посмотреть. Это — всё. Отдых гарантировано будет испорчен! Ну, кажется, я нашла хоть что-то положительное в более родной и близкой Анапе. Посмотрим, изменилось ли там что-то за последние двенадцать лет, что я там не была. Когда самолёт совершил посадку, и мы с мамой вышли из терминала, я сразу же ощутила резкий контраст между родным московским маем и местным, анапинским. Разница была этак градусов в десять-пятнадцать, если не больше. И если в столице пуховики и пальто уже сменили на легкие тренчи и демисезонные куртки, то здесь, в Анапе, народ вовсю щеголял в шортах и футболках. Я, на радостях, стянула свою легкую кожаную куртку и повесила на руку. Миновав стойбище крайне настойчивых таксистов, мы прошли чуть дальше, где вызвали Uber и через восемь минут к нам подъехал лоснящийся от блеска чёрный Nissan Teana. Сначала, перед отелем, мама хотела кое-куда заехать, но не говорила куда именно. Я не была этому слишком удивлена, моя мама всегда была сама себе на уме и, обычно, даже папу не всегда посвящала в свои планы. Но я была крайне заинтригована, когда на карте, в момент указания точки прибытия, увидела обозначение дельфинарий «Сантос». Я ко всему была готова и во многое могу поверить… кроме того, что моя мама внезапно, по какой-то капризной прихоти, захотела первым делом увидеть местный дельфинарий. Что-то тут не клеилось. А на мои вопросы она, не оборачиваясь с переднего сидения, всё также скомкано отвечала: — Ничего особенного, о чем тебе стоило бы волноваться. Мне просто нужно передать кое-какие документы… одному человеку. — А  что за человек? — осторожно спросила я. — И почему ты раньше не говорила, что у тебя есть знакомый из… дельфинария? — Потому ,что это не важно, — холодно ответила мама. — Но… — Света! — когда мама хочет мне показать, что она мной недовольна, она специально использую ненавистную мне сокращенную форму моего имени. — Я просто спросила... — обиженно проговорила я. — Я уже ответила, — недоброжелательно процедила  мама. — Это всё, что тебе следует знать. С этими словами, она демонстративно уставилась в окно. Я с удивлением смотрела на неё с заднего сидения автомобиля Ну и что это с ней такое? Почему она такая раздраженная и даже вроде нервничает? Ничего не понимаю… Мамина резкая реакция и слова только пробудили мое любопытство. Я решила, что если даже она настоит, чтобы я оставалась в машине, когда мы приедем, я всё равно выберусь и посмотрю, что там за дельфинарий и с кем будет встречаться моя мать. Всю дорогу я прикидывала, зачем и с кем моей маме может понадобиться встречаться в анапинском дельфинарии. Дельфинов она не жалует, как, впрочем, и вообще, всех животных. И остаётся только мучиться догадками, какой у неё может быть интерес в дельфинарии. Пока мы ехали, я глазела по сторонам и успела немало раз удивиться тому, как разительно преобразился маленький курортный городок. Не Малибу, конечно, но картинка за окном радовала глаз новенькими современными домами, многочисленными уютными кафешками, яркими магазинчиками и эффектными вывесками баров и ночных клубов. На дорогах, в автомобильном потоке заурядных для мегаполиса машин, несколько раз мелькнули роскошные спорткары и кабриолеты разных моделей. Для меня лично, среднее качество автомобилей -один из показателей уровня жизни в любом городе и, судя по всему, маленький Кранодарский городок, на берегу Чёрного моря, вполне себе счастливо процветает. Улицы, дороги, автобусные остановки, бесчисленное количество аккуратных и живописных двух и трёхэтажных коттеджей, которые скорее ожидаешь увидеть где-нибудь в Штатах или Западной Европе, но никак ни в Российской провинции. В общем, сегодня был тот редкий случай, когда реальность приятно превзошла все мои ожидания. Правда, когда мы проезжали парочку пляжей, я загрустила, увидев толкущихся там людей. Ну, что же, будем надеяться, это дешевые или вообще бесплатные пляжи. Мы миновали ещё несколько улиц, плотно застроенных разномастными коттеджами и наконец такси остановилось перед фасадом, переливающегося солнечными бликами, футуристического здания. Перед парадным входом красовалась небольшая, вымощенная брусчаткой, площадь, и оформленная лужайка. В центре лужайки водружалась металлическая статуя двух дельфинов и касатки. Над входом в здание дельфинария красовалась ярко-бирюзовая вывеска: «Сантос. Остров дельфинов». И рядом картинка с дельфином, перепрыгивающим нарисованный остров. — Так, Светлана, мне нужно быстро встретиться с одним… человеком. А ты пока посиди тут, не уходи никуда. Понятно? — Нет! — тут же воскликнула я. — Светлана… — Я хочу с тобой, — твёрдо сказала я. — В этом нет никакой необходимости, — нервно оглядываясь по сторонам, строго ответила мать. — Мама, я… — Я всё сказала, Светлана. Жди здесь! Не дав мне сказать и слова, она вышла из машины и мягко прикрыла за собой дверь. Я с подозрением посмотрела ей вслед. Интрига нарастает. Почему это мама так яростно возражает против того, чтобы я заходила внутрь? Что там такое может быть? Мелькнула мысль, что может там и вправду что-то такое, о чем мне действительно лучше не знать. Сложив руки на груди, я вертела головой по сторонам. Я попыталась отвлечься от мысли, что понадобилось моей маме в этом дельфинарии, но чем больше я старалась не думать об этом, тем больше разогревалось мое любопытство. Оно нагнетало, подстёгивало и становилось невыносимым. Я заёрзала на месте, быстро оглянулась на дельфинарий. Что же там такое? Зачем маме так срочно понадобилось в этот «Сантос»? И почему она действительно так сильно не желает, чтобы я узнала это? Все эти вопросы беспокойно толклись у меня в голове, перекрывая собой все иные мысли. В конце концов я поняла, что должна узнать правду. Даже рискуя вызвать мамин гнев и целю серию убийственных нотаций в мой адрес. Ничего, к последним у меня, в последнее время, даже выработался своеобразный иммунитет. Я мельком взглянула на водителя. — Вы будете нервничать, если я выйду ненадолго из автомобиля? — спросила я. Водитель убавил звук на магнитоле, посмотрел на меня через зеркало заднего вида: — Если заплатите за поездку сюда, то можете хоть на экскурсию отправляться. — Я так и думала, — вздохнула я, доставая кошелек из сумки, — вы карты принимаете? — Да, — он кивнул на прикрепленный рядом с рулем терминал. — Отлично, — быстро произнесла я. Я вышла из машины, села на первое сидение, рядом с таксистом и быстро расплатилась за проезд. — Только не уезжайте никуда, пожалуйста, — попросила я застёгивая сумку, — простой мы оплатим. Он только пожал плечами и запустил счётчик. Я расценила это, как знак согласия, я поскорее вышла из автомобиля. Воровато и пугливо оглядевшись по сторонам, я скорой походкой прошла мимо скульптуры с тремя дельфинами. Вокруг меня вился и кружил тёплый, южный ветерок с запахом моря и цветов. Я подошла к широкому входу в дельфинарий, на затемненной зеркальной поверхности, увидела свое отражение с развевающимися на лице прядями и качающимся пышным хвостом. Я открыла дверь, вошла внутрь и оказалась в просторном вестибюле. Здесь властвовала небольшая прохлада и сумрак. Под ногами, на полу, тускнела бледно-розовая и белая плитка с выгравированными на ней силуэтами пальм, солнца и дельфинов. Стены покрывали аракаловые фото-картины с обитателями моря. Слева от входа горел яркий свет в окошке кассы. — Девушка, вы куда? Сегодня нет представлений! — окликнула меня сварливого вида женщина средних лет, в очках и чёрной футболке с символом бэтмена. — А-а… — замялась я. — Здесь, к вам только что зашла женщина в белом пиджаке и голубых брюках… Я с ней. — А вы ей кто? — с подозрением спросила не в меру бдительная старушка. — Я её дочь, — слегка растерянно ответила я. — Неужели? — хмыкнула в ответ кассирша, — А ну-ка подойди… Я не совсем привыкла, когда мне «нукали», но, сделав скидку на возраст и воспитание кассирши, подошла ближе. — Русые волосы, миловидное личико с двумя родинками на правой щеке и голубые глазки с искринкой, — ухмыляясь, прокомментировала, — да, узнаю в тебе черты Валерии Орфеевой… Я смущенно улыбнулась в ответ. Мне часто говорили, что я похожа на мать в молодости. Только волосы у меня, немного светлее и ростом я чуть пониже. В остальном, если судить по старым маминым фоткам из универа, я — вылитая она. — Ну, ладно, иди... — хмыкнув, проговорила женщина в футболке бэтмена, и развернула журнал, но тут же снова остановила меня. — Стой, а ты знаешь где кабинет дяди Игната? — Дяди Игната? — переспросила я. — Ну для тебя он дядя, для твоей матери — брат, — пожала плечами старушка, — что, разве не так? — Т-так… — заикаясь, я отчаянно пыталась справиться с шоком. Дядя Игнат?! Это ещё кто?! Что за игру затеяла моя мать?! Ладно, посмотрим.