Бесишь

15

— Чё застыл, Аполлон, мать твою? Я не к тебе! — проговорила она и, не дожидаясь ответа, нагло оттолкнула меня плечом, прошла в дом на каблуках, как будто шла по подиуму.

— Вика! Вика, я пришла поговорить! — теперь я точно услышал, что она на веселе. Голос громкий, с хрипотцой. Глаза горят.

Я закрыл дверь и поплёлся за ней, наблюдая, как она обходит комнаты одна за другой. Кухня. Гостиная. Балкон. Последнее место, куда она заглянула — моя спальня.

Надсмешка. Ирония. Судьба. Или, может, просто тупой сценарий жизни, где каждая сцена — как под дых. Стоило ей заглянуть туда — и всё во мне снова вспыхнуло. Как будто тело вспомнило, как я её трахал так, что у меня потом три дня всё гудело.

— Ты закончила орать? — прохрипел я, упершись плечом в косяк.

Она резко повернулась.

— Я не к тебе пришла! Я к Вике. Если тебя совесть не мучает, то я не такая, ясно?! Я хочу, чтобы она знала, что ты меня трахнул!

Я сжал челюсть. Вот теперь вечер действительно пошёл под откос.

— Ты совсем охринела? — тихо, но с нажимом выдохнул я. — Приехала бухая, разоралась по хате, а теперь ещё исповедоваться за счёт других хочешь?

— Может именно сейчас я готова все рассказать! Я пришла сказать правду! — Она смотрела на меня вызывающе, но что-то в голосе дрогнуло. — Мне противно, что я вообще оказалась в твоей постели. Мне нужно, чтобы Вика это знала!

— Тебе что, легче станет, если ты ей сольёшь это? — Я сделал шаг ближе, и Соня будто сжалась, но не отступила. — Думаешь, ты тут святая? Ты стонала так, будто забыла, как тебя зовут. Или это всё была благотворительность?

— Замолчи! — крикнула она, но уже не так уверенно. — Не смей со мной так говорить. Я пришла, потому что… потому что мне хреново!

— И ты решила добить и меня заодно? — я усмехнулся. — Тебе мало, что я каждый день вру своему лучшему другу? Или ты просто хочешь, чтоб кто-то страдал так же, как ты?

Соня отвернулась, шагнула вглубь спальни, будто спасаясь. Я смотрел на неё и понимал — она не только пьяна. Она на грани. Вся её поза, голос, глаза… всё орало о том, что внутри у неё каша. Такая же, как у меня.

— Я думала, если скажу ей… будет легче, — прошептала она. — Но только хуже. Я ненавижу тебя, Владис… Ненавижу за то, что ты сделал…что мы сделали.

Я закрыл дверь спальни за собой и медленно подошёл.

— Добро пожаловать в клуб, Соня.

Между нами повисло молчание. Густое, как дым после пожара. Взгляд в взгляд. Дыхание — сбивчивое. И снова этот жар под кожей. Как тогда. Как всегда.

— Я не могу молчать, Владис! — выпалила она. — Если ты трус, то я сама всё расскажу Вике.

Я дернул бровью:

— А чё тогда Нику не рассказала первой? — бросил резко.

Она замерла. Взгляд дрогнул, но не отвела.

— Думаешь, легче будет, если всё это дерьмо сольёшь? — продолжил я. — Хочешь — вперёд. Но потом не вздумай удивляться, когда всё вокруг тебя сгорит к хуям.

— Может, и легче! Но я как ты не могу! — голос её надрывался. — Трахнул меня и что? В личную победу над истеричкой записал? Фиг тебе, понял? Я расскажу всё Вике. А если ты Нику сам не скажешь — я скажу!

Я подошёл ближе, сжав кулаки.

— Думаешь, это так просто? Ты нихрена не знаешь. Ты с ним сколько знакома? Полгода? А я всю жизнь, мать его. Он мне как брат, понимаешь? А ты… ты влезла как буря и всё переломала.

— Я?! — фыркнула она. — Ты сам полез ко мне!

— А может, ты просто знала, что Вики нет, и приперлась, чтобы я тебя ещё раз трахнул? Понравилось ведь, а? — я усмехнулся, подходя ближе.

— Ты… ты совсем охренел?! — задохнулась она, но не сделала ни шага назад.

Я сделал ещё шаг. Потом ещё. Она пятится, пока не упирается спиной в стену спальни. Дыхание у неё сбилось. У меня — тоже. Мозги отрубило.

— Признай, — прошептал я, наклоняясь к ней. — Хотела, чтобы снова было. Чтобы так же. Чтобы тебя взяли, как в последний раз. Чтобы я рвал тебя, как ту ночь. Хочешь?

Она не ответила. Только задыхалась, губы чуть приоткрылись, пальцы сжались в кулаки. Я прижался к ней, хватая за талию.

— Скажи нет, Соня. Скажи — и я отойду.

Молчание.

— Скажи... — выдохнул я, прижимаясь к её губам, но не касаясь.

Она дёрнулась вперёд первая. Как тогда. Как всегда.

Я не выдержал. Схватил её за талию и толкнул к кровати. Не сильно, но с таким напором, будто хотел выбить из неё всё — страх, злость, боль. Она охнула, упав на край матраса, но не вскочила, не ударила меня, не закричала. Только смотрела — широко, яростно, почти растерянно.

— Ты же сама пришла… — прошептал я, наклоняясь к ней. — Не врубай теперь свою святость. Хочешь — бей, кусай, царапай. Но не смей делать вид, будто этого не хочешь.

Я поцеловал её. Грубо. На срыве. Она мотнула головой, хотела отстраниться — и отползла чуть дальше, но оказалась ровно в центре кровати. Ошибка. Я залез на неё, навис, перехватил руки, зажал их над головой. Сердце било так, что, казалось, сотрясает всё тело.

— Ты могла уйти. Могла не приходить. Но ты здесь, Соня. Здесь. — Я придвинулся к её лицу, чувствуя её горячее дыхание. — И я тебя чувствую… каждую секунду с того грёбаного дня.

Я медленно коснулся её губ. И в этот раз она не сопротивлялась. Не отстранилась. Её губы разомкнулись, дыхание сбилось. Она потянулась навстречу, и мне крышу сорвало окончательно.

Поцелуй был другим. Не как тогда. Медленным. Смачивающим губы. Как будто я смаковал её вкус. Словно пробовал её заново, вгрызаясь, запоминая, выдыхая сквозь зубы. Её тело было горячее огня. Грудь прижалась к моей груди, бёдра дрожали. Она выгнулась — инстинктивно. И я поймал это движение, будто приглашение.

Руки скользнули по её телу. Я медленно поднял подол платья вверх, обнажая её бёдра, затем живот. Целовал каждый участок кожи, как одержимый. Как будто это был мой последний раз с ней. Как будто я боялся, что снова потеряю.

Соня тихо задыхалась, сжимая простыню. Я снял с неё трусики одним движением, а потом стянул своё полотенце. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и в них не было ни капли страха. Только то же, что было во мне — голод.

Я наклонился, провёл губами по её шее, по ключице, между грудей, медленно опускаясь вниз, пока не заставил её застонать. Не громко. Но так, что у меня сжалось в животе. Я знал это звучание. И знал, что теперь не остановлюсь.

Когда я вошёл в неё, всё внутри будто взорвалось. Медленно. До боли. До дрожи. До тех самых звуков, от которых у меня дергался каждый нерв. Я двигался сдержанно, будто растягивал каждую секунду. И каждый её выдох был как бензин в мой огонь.

Она обвила меня ногами. Тянулась ко мне, цеплялась за меня, царапала, кусала. Мы были как звери, которых слишком долго держали на цепи. Только теперь всё было иначе. Без ярости. Без срыва. Это было… жадно. Сладко. Мрачно-светло.

Я наклонился, снова поцеловал её. Медленно. Глубоко. Её пальцы вцепились в мои волосы, и она прижалась сильнее, выгнулась навстречу. Мы двигались в одном ритме, как будто телами разговаривали без слов.

Я хотел её. Её стон. Её губы. Её дыхание. Её страх и силу. Всё, что она прятала под своими колкостями. Всё, что она пыталась стереть из памяти. Я не дал ей этого. Я вжался глубже, сильнее, медленнее. И только тогда услышал, как она выдыхает моё имя — протяжно, хрипло, будто между стонами захлёбывается. У меня сердце сорвалось с ритма. Я толкался в неё медленно, но с таким напором, что сам сходил с ума от её горячего, узкого тела. Будто девственница, мать его. Каждый вход как в первый. Она была чертовски чувствительна. Её всю трясло подо мной.

— Ох, Соня... — выдохнул я, целуя её губы, пока она цеплялась за меня, подставляясь бедрами.

Она сама двигалась навстречу, выгибалась, будто хотела ещё, глубже, сильнее. И я давал. С каждой секундой — больше. С каждым её стоном — сильнее.

Она стонала громко, без стыда, и это не раздражало меня, а, чёрт побери, заводило до бешенства. Такая сладкая, распахнутая, ломкая подо мной. А я тянул это, смаковал, вколачивался в неё, чувствуя, как она захватывает меня внутри. Ногами обвивала, не давая вырваться. Я жадно целовал её шею, грудь, ловил стоны, впивался зубами в кожу.

— Ты создана, чтоб я тебя трахал, поняла? — прошептал ей на ухо. — Только я. Только так.

Она дрожала, кричала, шептала моё имя, и я срывался. Держал её крепко, вжимал, накрывал, терзал, кайфуя, как никогда. Её движения стали рваными, дыхание — сбивчивым, и я почувствовал, как она сжимается на мне. о****м накрыл её, как цунами. И тут же я следом. Сильно. Хрипло. До отключки.

Но расслабления не наступило. Ни хрена. Я так и прижимал ее своим телом к кровати.

Она лежала, разомлевшая, глаза полузакрыты, дышала рвано, а я смотрел на неё и понимал — всё, мне пиздец. Я в ней утоп. Целовал её медленно, мягко, пока сам не начал дрожать от этого кайфа. Она гладила меня по затылку, по спине, обнимала, как будто мы не рвали друг друга минуту назад. Это сносило крышу сильнее, чем секс.

Я сорвался. Перевернул её на живот, подтянул попку, намотал волосы на кулак и вошёл сзади. Глубоко. Жестко. Она тут же выгнулась, подалась назад и застонала — охуенно громко.

Я держал её за талию, вбивался по самые яйца, чувствовал, как она вся дрожит от каждого толчка. Сжималась. Подхватывала ритм. Это было безумие. Я трахал её долго. Глубоко. Как хотел. Как ждал.

— М-м-м, Владис! — она захлёбывалась в стонах, и это было лучше любой музыки. Она пришла снова. Я — вместе с ней. И, чёрт, в этот момент я готов был умереть.

В ту ночь я не трахал её. Я был с ней. До конца.