Проснулся я от лёгкого шороха.
Соня.
Возилась у кровати. Не включала свет, двигалась почти беззвучно, но я почувствовал её. Веки были тяжёлыми, но я приоткрыл один глаз. Она стояла ко мне спиной, натягивала трусики, потом медленно подняла с пола своё чёрное платье. Волосы растрёпаны. Бёдра — как картина. И то, как она двигалась… будто боялась даже воздух потревожить.
Я хотел что-то сказать. Хотел, чтоб она осталась. Или хотя бы не выглядела так, будто убегает. Но промолчал. Закрыл глаз обратно. Сделал вид, что сплю. Не потому что не мог её остановить — потому что не знал, зачем. Или как.
Когда хлопнула входная дверь, я открыл глаза, выдохнул и потянулся за сигаретой.
Затянулся. Глубоко. Горло обожгло. Плевать. Может, выжгет изнутри остатки этой ночи.
— Блядь, Соня… — прошипел я в пустоту.
Какого чёрта ты вчера пришла? Чего хотела добиться? Разъебать всё окончательно? Убедиться, что я окончательно тронулся? Или просто хотелось вспомнить, как это — когда тебя рвут на части?
Я лежал, курил и смотрел в потолок, вспоминая, как она стонала. Как выгибалась. Как цеплялась за меня, как будто я — её единственный якорь. Как дрожала подо мной, будто внутри у неё не кровь, а огонь. Как отдавалась…какая она, мать твою, чувствительная…от этого крышу сносит нахрен. Стоило только голос ее вспомнить…как сладко она стонала мое имя, и член говорит мне привет, сука.
Теперь я Ника понимаю. Пиздец как понимаю. С такой бабой у любого поедет крыша.
Она слишком чувствительная. Слишком… настоящая. Не играется, не строит. Просто откликается. На каждый толчок, на каждый поцелуй, на каждый чёртов взгляд. Словно создана для того, чтобы ты в ней терялся. Чтобы забывал, кто ты.
И вот как мне теперь это забыть? Как стереть из головы, как она выгибалась? Как хрипло шептала моё имя, когда я вбивался в неё до конца? Как она смотрела на меня после, с этой чёртовой лаской, которая ломала мне мозг больше, чем стоны?
— Пиздец… — выдохнул я, встал, голый, прошёлся по комнате.
Теперь всё снова пошло по пизде. Потому что после такой ночи невозможно сделать вид, что ничего не было. Невозможно забыть, как внутри неё. Как будто весь мир сжался до одного её тела. И мне, сука, в этом теле было слишком охуенно.
И я в нём хотел остаться.
А теперь что? Делать вид, что снова враги? Что снова ненавидим друг друга? Да пошло оно.
Я затушил сигарету. Прошёл к окну. Двор был пуст. Холодный воздух бил в грудь. Я закрыл глаза.
И всё, что слышал — её стоны. Её дыхание. Её "Владиссс".
Вот теперь мне пиздец.
Соня
Я думала, что если всё выскажу — станет легче. Что если набраться смелости, прийти, закатить скандал, раскидать его по полкам, вывалить всё дерьмо — будет хоть какое-то облегчение. Но нет. Это было как бензин в костёр. Сама пришла, сама разожгла, сама в нём сгорела.
Я вышла из его квартиры, шатаясь. Не от алкоголя — от него. От этих грёбаных поцелуев, от его слов, от того, как он смотрел. От того, как он меня снова трогал. Как будто владел. Как будто имел на это право.
Какого чёрта я снова ему позволила?
Дома я сбросила платье, как кожуру с себя — грязную, липкую. Залезла в душ, тёрла кожу, будто могла смыть воспоминания. Но всё было внутри. В животе, в груди, в горле. Он — внутри. Его руки, его запах, его голос, когда он хрипло выдыхал моё имя.
Я свернулась на кровати, натянув одеяло до ушей, и пыталась не думать. Не чувствовать. Но всё жгло. Даже глаза. Особенно — внутри. Потому что я знала: не смогу забыть.
Не смогу снова смотреть на Ника так, будто между нами не стоит Владис. Не смогу говорить с ним, касаться, целовать, не вспоминая того, как было... по-настоящему.
Мне было страшно. И противно. И в то же время — будто я жива. Как будто только там, с ним, я дышала. Полной грудью. До хрипоты. До боли.
Это пугало больше всего.
Я не знала, что будет дальше. Что с этим делать. Рассказывать? Молчать? Бежать? Вернуться?
Но точно знала одно: Владиса забыть невозможно.
Он во мне. Как яд. Как воздух. Как грех, от которого не отмолиться.
И от этой мысли хотелось плакать. И дрожать. И... вернуться.
Я чувствовала себя паршиво. Не физически — морально. Будто вся внутри растрескалась. Я предала Ника. А такое со мной впервые. Никогда раньше я не заходила так далеко. Никогда не была той, кто изменяет. Кто раздвигает ноги, когда где-то есть человек, называющий тебя своей девушкой.
Но Владис... Он не как все. Он с самого начала пробрался в меня, с того чертова поцелуя на первой встрече. Тогда, когда должен был раздражать. Когда я должна была его ненавидеть. А я, кажется, уже тогда дрогнула.
Потом — эти скандалы. Его язвительные реплики. Его голос. Его взгляд. Всё раздражало. Всё цепляло. А потом... потом он касался. И я терялась. Я горела. Он будто доставал из меня то, о чём я сама не знала. Там, где должна была быть злость, начиналась жажда. Там, где хотела ударить — хотела, чтоб он схватил и трахнул.
Никаких полутонов. Только крайности. Только жара.
И эффект одинаковый. Что когда он орёт. Что когда прижимает к кровати. Ощущение одно: будто меня сносит волной.
Так быть не должно. Это ненормально. Это нездорово. Это опасно.
Но чёрт побери... я не могла ни остановиться, ни забыть. Ни играть дальше с Ником, как будто ничего не было. Я и поругалась с ним тогда не из-за его придирок. А потому что не могла смотреть ему в глаза. Потому что каждая его рука на моём теле напоминала, что это уже не он. Что во мне уже Владис.
И пусть я не хочу этого признавать. Пусть я боюсь, что мне не будет прощения — но внутри всё равно пульсирует одно и то же…
Этот чёртов Владис.
Он залез мне под кожу. Под рёбра. Внутрь.
И если я не выкину его из головы... я сойду с ума.