Бесишь

17

Соня

Я чувствовала, как внутри всё гниёт. Будто я сделана из стекла, и по нему уже пошли трещины. Не физически — душевно. В голове крутились сцены, которые не давали спать. Его руки. Его поцелуи. Его голос. И всё это — под грифом «грех».

Я изменила Нику. Не один раз. И это не ошибка. Не случайность. Это стало чем-то... больным. Повторяющимся. Желанным. От чего меня корёжит, но я снова туда тянусь. Словно к лезвию, зная, что порежет.

Мне было противно. Я злилась. На себя. На него.

На Владиса, на его дерзость, на его умение достать до самого нутра. На его пошлые шепоты, которые вгоняли в жар, на его жадные поцелуи, от которых терялось дыхание.

Почему я второй раз ему поддалась? Почему снова позволила? Он грубый, злой, пошлый, раздражающий... но стоило ему подойти ближе — и я переставала соображать. Становилась телом, кожей, жаром.

Так быть не должно. Это неправильно. Это отвратительно.

Если бы у него не было Вики.

Если бы у меня не было Ника. Возможно, тогда... Но сейчас — нет. Я не могла дальше так жить. Не могла снова приходить домой к Нику, улыбаться, целовать, а внутри чувствовать только одно: как другой мужчина заставляет меня стонать.

Я решила всё рассказать. Позвонить. Назначить встречу. И пусть всё рухнет. Пусть я стану стервой, разрушившей дружбу. Но я хотела быть честной. С ним. С собой.

— Ник... — голос в телефоне дрожал. — Ты можешь заехать сегодня? Мне нужно поговорить. Серьёзно.

Он приехал через пару часов. С букетом. И коробочкой. И таким лицом, будто собирался сделать предложение.

— Сонь, — он смотрел на меня как щенок, потерянный и любящий. — Я вёл себя как мудак. Ты права. Я не умею сдерживать свои эмоции, особенно когда боюсь тебя потерять.

Он достал браслет. Золотой. С гравировкой. Имя и дата.

— Я купил его в ту же ночь, как мы поругались. Потому что понял: я не хочу других. Я хочу быть с тобой. Ты для меня... не просто девушка. Ты — моя. И я идиот, если это чуть не просрал.

Я молчала. Сердце колотилось так, будто собиралось вырваться из груди. Это был момент — сказать. Всё.

Но я не смогла. Эти слова, которые я так долго носила в себе, застряли в горле.

— Прости меня, Сонь. За всё. За крики, за ревность. Просто дай нам ещё один шанс. Мы ведь могли быть идеальными, если бы не я, да?

Он взял меня за руки. Пальцы дрожали. А я... я не смогла. Не смогла разрушить его иллюзию. Не смогла раздавить этот момент.

— Просто поцелуй меня, если ещё хоть немного хочешь быть со мной, — прошептал он.

Я закрыла глаза. И позволила себя поцеловать. Не потому что хотела. Потому что не могла иначе.

И с этого поцелуя я погрузилась ещё глубже. В ложь. В страх. В безвыходность. Потому что теперь — выхода не было.

Мне было противно от самой себя. Но лишь до того момента, как Ник меня поцеловал. Он просто прикоснулся к моим губам, а я не оттолкнула. В нём была такая знакомая, жаждущая энергия, что рука не поднялась — не смогла. Он прижал меня к себе, и я не сопротивлялась. Его настойчивость всё решила за меня. Он завалил меня на диван, и я позволила. Он завладел моими губами, моим телом, моей слабостью.

И когда я увидела, как он смотрит на меня — с голодом, с тоской, с надеждой — я просто не смогла отказать. От одной мысли, что он всё это время не касался никого, у меня внутри что-то сжалось.

Ник остался у меня. На два дня. Мы то трахались, то занимались любовью — и всё это время я пыталась найти в себе силы заговорить. Рассказать. Но каждый раз слова застревали в горле. Я просто трусиха. Не потому что боюсь последствий, а потому что видела — как он смотрит. Как он держит меня. Как будто я — всё, что у него есть. Как будто я — его. И это ломало сильнее, чем совесть.

Браслет? Да плевать мне на браслет. Пусть он стоит полмашины — он только тянет вниз. Я, возможно, вообще никогда его не надену. Потому что не он важен. А то, что я не смогла. Не нашла в себе силы сказать правду.

Поэтому я пришла к единственному выходу. Я должна забыть Владиса. Полностью. Как будто его не было. Как будто этих ночей не было. Не вспоминать. Не думать. Никогда.

Когда Ник рядом — мне легче. Я не думаю о Владисе. Моя голова отдыхает. И если я хочу сохранить хоть что-то — я должна переступить. Через себя. Через боль. Через это чёртово притяжение, которое делает из меня сумасшедшую.

А Владис… Он был ошибкой. Ошибкой, о которой никто не должен знать.

Владис

Прошла неделя. Целая, мать её, неделя, за которую я почти сдох от желания что-то разбить, закурить пятнадцать раз подряд и не думать.

Но не думать не получалось. Она была везде. В подушке, в душе, в звуке её стона, который я до сих пор слышал, будто плеер заел.

Поэтому я с головой ушёл в работу. Ну как, в работу — пару раз встретился с ребятами по проекту, пару ночей бухал, один раз почти поехал к Вике, но не поехал. Потому что если снова трахать кого-то, пока в башке Соня — то это уже клиника.

Встретился с Ником. Мы договорились встретиться в баре — вроде по старой дружбе. Без баб. Без драмы.

Он вошёл — и я его сразу не узнал.

Спокойный. Улыбка до ушей. Спина прямая, как у чувака, у которого всё заебись. Не как у человека, который, по идее, должен страдать после ссоры с девушкой. Я его таким давно не видел.

— Ты чё сияешь, как яйца кота после кастрации? — хмыкнул я, когда он плюхнулся на диван напротив с пивом.

Ник засмеялся, сделал глоток и вытянулся:

— А мы с Соней помирились. Всё… вошло в норму.

У меня будто в груди что-то дернулось, но я тут же прикрыл это ухмылкой:

— А-а… Значит, снова пустила тебя между ног? — сквозь зубы выдал я, делая вид, будто это не тот момент, где внутри всё вскипает.

— Не просто подпустили, брат. Я за два дня всё восполнил. — Он подмигнул. — И морально, и физически. Так что мозги тоже в норму пришли.

Я хмыкнул, откинулся на спинку.

— Повезло тебе, Ник. Хоть кому-то везёт.

— А ты чё? С Викой поссорился? — Ник посмотрел на меня поверх стакана.

— Та не. Просто… — Я затянулся так, что едва не сгорел изнутри. — Мы с Викой не просто поругались. Она съехала. И честно? Даже не рвусь возвращать. Подзаебало всё. Эти сторис, эти губы надутые, вся эта картинка — а внутри пусто.

— Ну, ты сам знаешь. Мы с Соней — это как американские горки. Но она... — он замолчал, глядя куда-то вбок. — Она для меня не просто девочка. Я не знаю, как это вышло, но я к ней привязался.

Я отвёл взгляд. Потому что если бы я продолжал смотреть ему в глаза, то либо заорал бы, либо разбил бы свой бокал о стол. Потому что ты, сука, не знаешь, как именно ты к ней привязался. А я знаю. Я знаю, как она дышит, когда дрожит. Я знаю, как она кричит от удовольствия. Я знаю, как она целуется, когда всё внутри у неё на пределе. Я знаю её запах. Вкус. Всё, мать его.

Но я молчал.

— Рад за тебя, брат, — выдавил я.

И ещё долго молчал, слушая, как он рассказывает о том, как Соне понравился новый браслет, как они смеялись, как снова всё стало как раньше.