Колдун моей матери

Глава 7

Губы матери Алисы дрожали, пытаясь что-то сказать, но язык будто прилип к нёбу. Когда лезвие прижалось к горлу, она замерла, веки судорожно заморгали, пытаясь стряхнуть накатывающий ужас. Капля крови скатилась по шее, и её грудь резко вздымалась под откровенной тканью платья.

— Или, может, будешь умной сукой и мы вспомним, как ты скулила подо мной всего день назад?

Колени у нее подкосились, железная хватка не давала упасть. Кожа женщины покрылась мурашками. Кейн рывком притянул её так близко, что губы почти касались её. Его дыхание обжигало, заставляя сердце бешено колотиться. В расширенных зрачках отражалось его лицо - с перекошенной в усмешке губами и глазами, в которых смешались ярость и возбуждение хищника.

Она окаменела, ощущая, как по спине струится ледяной пот, а в горле пересыхает. Пальцы непроизвольно вцепились в его рубашку, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли боясь отпустить - сама уже не понимала. Он отпустил её первым, в уголке рта дрогнула тень разочарования.

— Ты больше мне не нужна. Ты сама всё решила, - прошипел он, и каждое слово било по нервам, как плеть.

В клубе на другом этаже грохот ударных слился с бешеным ритмом её сердца. Кейн окинул дрожащее тело скучающим взглядом, будто осматривал надоевший аксессуар.

— Скажи «Спасибо за все».

— Я люблю тебя.

Его пальцы замерли на полпути к сигаретам. В глазах — вспышка чего-то неучтённого, почти уязвимого.

— Разве ты умеешь?

Тишина сгустилась, даже музыка отступила. Он откинулся, пламя зажигалки выхватило из темноты жёсткую линию скулы — и новой тенью в уголке рта.

Она видела: он заинтересовался. Огонь зажигалки выхватил из темноты его острые скулы и усмешку на красивом лице.

— Значит, ты не просто глупая...

— А ты грубиян. Это была шутка. Но я люблю тебя!

Сигарета с хрустом погасла в пепельнице, искры осветили его лицо — смех прозвучал как выстрел.

— Грубиян? — Он поднялся, тень накрыла её полностью.

Она чувствовала — страх боролся с вызовом. А он наслаждался этим, зная то, о чём она даже не догадывалась: как её дочь стонала под ним час назад, как кончала на его члене. Этот секрет жёг грудь слаще виски.

— Любовь? — он внезапно разражается хриплым смехом, — Да ты сама готова раздеться здесь и сейчас, лишь бы я снова засунул в тебя пальцы.

Его рука скользит вниз, грубо схватила её. Она вздрагивает, но не отстраняется — её тело предательски отвечает на прикосновение.

— Всю дорогу мечтала, чтобы я тебя трогал, да? — пальцы впиваются в бедро сквозь ткань.

Тянет её к себе, так что её грудь прижимается к груди. Губы почти касаются её уха, когда он шепчет:

— Твоя девочка сегодня кричала громче тебя. А ты даже не спросила, где она была... Думаешь сидит дома… ждет?

Дым стелется между ними, когда Кейн лениво опирается о стойку, окурок болтается в уголке рта. Её пальцы впиваются в его рукав, оставляя на ткани морщины.

— О, ну вот, начинается... — он выпускает струю дыма ей прямо в лицо, — Сопли, тушь по щекам, истерика. Классика.

Мать Алисы задрожала всем телом, но не от страха — ярость пульсировала в каждом взгляде, в каждом сжатом кулаке. Он лишь приподнял бровь, наблюдая за жалкой попыткой бунта. Окурок падает в бокал с тихим шипением, но он даже не смотрит вниз.

— Ты хоть понимаешь, как смешно выглядишь? — в глазах — ледяное презрение.

Её губы дрожат, но она не отводит взгляд. Между ними повисает тишина, напряжённая, как тетива. Он знает — она сломается. И ей это тоже известно.

— Ты... ты не смеешь!

Кажется, все кажется, ее тело при этом прижимается к нему, будто само ищет контакта.

Кейн внезапно хватает её за волосы у затылка, удерживает. Его губы касаются её губ, и он шепчет так зло, что даже сквозь музыку слышно:

— А что, если я скажу, что твоя дочь сосёт лучше тебя? - притягивает её ещё ближе, его губы почти сливаются с её, горячее дыхание обжигает кожу. Голос — низкий, злой — звучит так, чтобы слышала только она: — ...что она не ноет, когда я заставляю её глотать до капли? Что она благодарит меня, даже когда я оставляю синяки на её бёдрах? Твоя "малышка" сегодня плакала от удовольствия, а не от боли.

Кейн отпустил её, и она отшатывается, спина ударяется о барную стойку. Лицо — маска ярости, но предательский румянец ползёт по шее, а пальцы судорожно сжимают край стола, будто пытаясь удержаться от того, чтобы самой потянуться к нему.

— Врёшь! — срывается на новый визг, слюна брызгает изо рта. Глаза буйно блестят, но бёдра непроизвольно сжимаются — она чувствует, как трусики промокают насквозь.

Кейн достал телефон. Экран вспыхивает, освещая её дочь — с закатившимися глазами, губы прикушены, а на шее свежие следы. Женщина издаёт звук, средний между рычанием и стоном.

— Она приползла, умоляя бросить тебя, — он щёлкнул языком, — Но мы-то знаем, кто на самом деле зависит от меня.

Её рука дёргается к телефону, он убирает его, насмешливо прикусывая её нижнюю губу. В воздухе висит запах её возбуждения — густой, позорный, не скрыть.

Он прижимает тело к стойке, рука на горле — не душит, а заставляет чувствовать каждый свой выдох. Улыбка — оскал волка, чувствующего запах страха.

— Слышала бы, как она умоляла... — прикусывает её губу, — «Я всё сделаю»... И ведь сделала.

Ладонь шлёпает по бедру, заставляя вздрогнуть. Шёпот обжигает:

— Забавно... Ты тут мокнешь, зная, что я расскажу, как твоя «святая» дочь...

Он резко обрывает фразу, видя, как женское лицо искажается ненавистью — но не к нему, а к Алисе. Это именно то, что он хотел.

Мать Алисы внезапно взрывается хриплым смехом, её ногти впиваются в его руки, притягивая его к себе. Глаза горят безумным блеском, губы обнажают оскал.

— "Всё"? — срывается в визг, слюна летит в лицо, — Она даже не понимает, что это значит! Я готова была сдохнуть ради тебя, а ты...

Красивые пальцы лихорадочно рвут его ремень, пряжка со звоном бьётся об пол. Дыхание хрипит.

— Докажи, что я всё ещё умею лучше, — шепчет она, уже не зная, ненавидит его или хочет.

Кейн хватает её за волосы, оголяя шею. Его смех — едкий, сливается с её прерывистыми всхлипами.

— О, я покажу... но не тебе.

— Возьми меня сейчас. Прямо здесь. Пусть она видит, как её мать... как я... — слова тонут в рыдании, тело прижимается к нему.

Кейн отстранился, наблюдая за её истерикой ледяным взглядом.

— Я убью её.

— Не успеешь, — его шёпот походил на скольжение ножа по горлу.

Слеза скатилась по её щеке — прекрасная, почти искренняя. Он поймал её большим пальцем, размазал, словно стирая фальшь.

Наклонился ближе…В глазах — ярость, но где-то в глубине трещит лёд.

— Ты научилась так хорошо лгать себе, — его голос как лезвие по коже.

Рука резко опускается между ее ног, пальцы впиваются в плоть через тонкую ткань. Не ласка - проверка.

— Ты мокрая. От страха? Или от того, что я наконец... тронул тебя по-настоящему?

— Я убью тебя!