Дни в разрушенном, но постепенно перестраиваемом Аквите тянулись медленно, монотонно, словно нить, сотканная из серых будней. Эрик и Кира проводили их, работая на разборе завалов, расчищая улицы, вынося камни и балки, помогая другим аквитцам, где это было возможно, под неусыпным надзором нидусских воинов. Их руки были набиты мозолями, кожа загрубела, тела болели от непривычной тяжёлой работы и вечной сырости, но дух держался. Их тихая, негласная близость, возникшая как нечто невообразимое, стала воздухом, которым они дышали, невидимым щитом от окружающей реальности. В скудных вечерних часах, проведённых в общей камере для пленных, они находили утешение и поддержку, которой им так не хватало в их прошлом, более благополучном существовании, когда заботы были лишь обыденной частью жизни.
Кира продолжала строить стены вокруг своего сердца. Она заботилась об Эрике с нежностью, почти материнской заботой, поправляла его порванную одежду, обрабатывала раны, делилась последним куском хлеба. Но едва он пытался заговорить о чувствах, о том, что между ними, она тут же обрывала его, словно обжигалась. Её гнев, её боль за павший Аквит, её вера в себя как в непоколебимого воина, в Рыцаря Света, не позволяли ей признаться в том, что она всего лишь женщина, которая любит и боится за того, кого любит, боится этой уязвимости. Она была Рыцарем Света, и слабость не подобала ей, слабость - это порок.
Эрик видел это. Он чувствовал её сопротивление, но и её заботу. Он понимал, что её отрицание - это не отрицание его самого, не отвержение его чувств, а отрицание той уязвимости, которую несут в себе глубокие, настоящие чувства. Он продолжал ждать, не настаивая, не требуя, поддерживая её, присутствуя рядом, словно безмолвный, невидимый щит, готовый в любой момент принять удар на себя. Он знал, что его магия, которая так внезапно прорвалась на площади, теперь была подавлена. Не физически, но эмоционально. Источник, который питал его силы, был истощён страданиями Древа Света, страданиями его народа. Он чувствовал лишь жалкие крохи, которые он бережно хранил, не зная, когда и для чего они могут понадобиться.
Одно утро выдалось особенно холодным. Мелкий, пронизывающий дождь моросил с самого рассвета, пропитывая всё вокруг сырой, могильной влагой. Воздух тяжёлый, влажный, каждый вдох словно наполняет лёгкие льдом. Нидусские воины, надзирающие за работами, были особенно суровы, их голоса звучали резко, как удары кнута. Холод и неудобства выводили из себя даже их железную дисциплину, их лица были мрачны.
Кира и Эрик работали в одном из соседних кварталов, расчищая путь к старой пекарне, знаменитой своими булочками с корицей. Завалы были огромными, камни - тяжёлыми, каждая мышца ныла от напряжения. Среди рабочих был старый пекарь, мистер Хем, сухонький старичок с постоянно присыпанными мукой волосами, его руки дрожали. Он был болен уже несколько дней - его мучил надрывный кашель, скручивающий его тело, а лицо было землистого цвета, словно он вот-вот рассыплется в прах. Он едва мог стоять на ногах, но надзиратель, воин Нидуса по имени Грет, был неумолим, его лицо было искажено гримасой нетерпения.
-Шевелись, старик! Ты задерживаешь работу! Или хочешь, чтобы я показал тебе, как мы работаем в Нидусе?!- прорычал Грет, его глаза метали молнии, его голос был словно скрежет металла. Старик закашлялся, согнувшись пополам, его тонкие руки дрожали, он едва держал лопату.
-Я… я не могу, господин… мне плохо.- прохрипел он, едва выдавливая из себя слова, его голос был сух, словно песок.
-Плохо ему!- Грет усмехнулся, его губы растянулись в жестокой ухмылке. - Сейчас я покажу тебе, что такое плохо!- Он замахнулся рукой, собираясь ударить старика по спине, чтобы придать ему ускорения, чтобы заставить его работать дальше. Его кулак был тяжёл и зол.
Кира не выдержала. Она была быстрой. Молниеносно.
-Стой! - её голос прозвучал резко и громко, прерывая замах, словно разряд молнии. Она шагнула вперёд, вставая между Гретом и старым пекарем, закрывая его своей спиной.
- Он болен. Он не может работать! Ему нужно отдохнуть!- Грет, которого никак не ожидал такого сопротивления от одной из рабочих, опешил. Затем его лицо покраснело от ярости, вены вздулись на шее.
-Как ты смеешь, аквитка?! - прорычал он, его голос звенел от негодования. - Кто ты такая, чтобы указывать мне?!- Он был высок, крепок, в тяжёлой броне, словно неприступная скала. Кира была лишь женщиной, хоть и тренированной, но без оружия, без защиты, без шансов против такого противника.
-Я защищаю слабого! - выкрикнула она, её глаза горели яростью, в них плясали отблики пламени. Впервые за долгое время она позволяла себе выпустить наружу свой гнев, свою праведную ярость. - Он не зверь! Он человек!
Воин Нидуса скрипнул зубами. Его терпение лопнуло. Его глаза сузились.
-Сейчас я покажу тебе, что такое слабость! - прорычал он и размахнулся. Не намереваясь просто толкнуть. Он намеревался ударить. Со всей силы. Наотмашь. Чтобы раз и навсегда отбить охоту к сопротивлению. Эрик, чьё сердце замерло в груди, видел это, словно время замедлилось, позволяя ему осознать всю глубину надвигающейся трагедии. Он видел обречённость Киры, которая даже не успела среагировать, её тело было слишком тесно прижато к старому пекарю. Он видел её бесстрашие, её отчаяние. В этот момент, когда рука воина уже летела к её лицу, грозясь раздробить кости, Эрик понял. Он понял, что не может позволить, чтобы хоть кто-то причинил ей боль. Никто. Никогда.
Внутри него что-то оборвалось. Что-то, что было запечатано, сдержано, подавлено годами страха и неуверенности. Последние крохи магии, которые он так бережно хранил, оберегая их, словно бесценное сокровище, вспыхнули ярким, пронзительным светом, фиолетовым сиянием, ослепляющим и мощным. Это было неконтролируемо, мощно, яростно. Он не мог построить щит. Не мог сотворить заклинание. Он не думал о магии, но он мог защитить. Защитить её.
Из его тела, из самой его сущности, вырвался поток фиолетового света, чистой, необузданной энергии. Он врезался в Грета, отбрасывая его с такой силой, что воин отлетел на несколько метров, словно лёгкая тряпичная кукла, с грохотом врезавшись в груду камней. Грет застонал, его шлем слетел с головы, показывая окровавленное, обезображенное лицо.
Площадь замерла. Рабочие аквитцы в ужасе расступились, их глаза были широко распахнуты от изумления и страха. Воины Нидуса, видя своего товарища, который только что лежал, словно мешок, отброшенный неведомой силой, схватились за оружие, их лица исказились от ярости. Кира, широко распахнув глаза, смотрела на Эрика, её дыхание перехватило. Его тело дрожало. Из его пальцев исходили слабые всполохи фиолетового света, как последние искры угасающего костра. Он был бледен, как полотно, из его носа текла тонкая струйка крови, но его глаза… его глаза были прикованы к ней, в них читалась вся глубина его души. В них была такая нежность, такая отчаянная любовь, такая безрассудная готовность пожертвовать всем, что Кира почувствовала, как её собственные барьеры рушатся, словно карточный домик, выстроенный на песке.
-Я… я люблю тебя, Кира. - прохрипел Эрик, его голос был сдавленным, почти шепот, но слова прозвучали с такой мощью, с такой нежностью, что заполнили всё пространство между ними, навсегда изменив их мир, их судьбы. - Больше всего на свете. И я не позволю, чтобы кто-то причинил тебе боль. Никто. Никогда.
Он покачнулся, еле удерживаясь на ногах. Кира бросилась к нему. Не как к раненому товарищу, не как к подопечному, нуждающемуся в помощи. А как к любимому человеку, чья жизнь висела на волоске из-за неё, из-за её поступка. Она обняла его крепко-крепко, прижимая к себе, словно пытаясь передать ему свою силу, свою жизнь, свою любовь. Её слёзы, на этот раз, были слёзами не отрицания, не гнева, а безграничной, всепоглощающей любви и ужаса за него.
-Эрик… Эрик… - шептала она, прижимая его к себе, словно оберегая от всего мира. Её руки гладили его волосы, её тело дрожало от пережитых эмоций.
Воины Нидуса начали окружать их, их мечи обнажены, их лица - полны ярости, их шаги были тяжёлыми. Они были готовы наброситься, чтобы отомстить за своего товарища. И в этот самый момент, высоко на разрушенном здании, в тени арки, я увидела это. Я видела всё. От жестокости воина , до смелости Киры. От отчаяния Эрика, до неимоверной вспышки его подавленной магии. До его признания. И до слёз Киры. И я поняла. История продолжается. И она требует моего вмешательства. Моих героев ждала беда. И я не могла просто смотреть.