Неоновые росчерки

Эпизод первый. Визит мстителей.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

22 марта, Воскресение.

Приятный сдобный и сладкий запах заполнял тёплую и уютную кухню. В окно струились лучи ещё прохладного, но ясного мартовского солнца.

Играла музыка по радио, а Стас с дочкой, подпевая одной из любимых групп, убирали кухню после крупномасштабной готовки семейного пирога с вишней.

— Папа, ты смотришь за пирогом? — Алина, помыв кухонные принадлежности, оглянулась на плиту и указала на духовку.

— Конечно, оленёнок, — улыбнулся Корнилов, — не переживай.

Стас, стряхивая муку со стола в подставленную миску, взглянул на таймер плиты.

— Ещё минут двадцать и сможем вкусить плод наших двухчасовых усилий.

Скрипнула дверь на кухню, и Стас услышал немного сонный и усталый голос Риты:

— Как вкусно пахнет! Вы случайно не всю вишню перевели на свой пирог, а? Поварята?

Стас изобразил опаску и посмотрел на дочь:

— У нас же ещё осталась баночка?

— Половинка, — пожала плечами Алина.

— Ну, вот, — Стас улыбнулся жене. — тебе будет, что мазать на бутерброды.

— Как и тебе, Корнилов, — цокнув языком, ответила Рита.

Она подошла к Стасу и поцеловала его.

— Доброе утро, — проговорила она и подошла к дочери.

Не смотря на поцелуй и непринужденный разговор, Корнилов успел заметить во взгляде жены тревожное сомнение.

Такой взгляд у Риты всегда появлялся, когда она собиралась, что-то сказать, но не знала, как начать и стоит ли вообще это говорить.

Корнилов уже ощутил нарастающее предчувствие неприятного разговора. Его жена всегда вела себя, плюс-минус, одинаково:

сначала Рита всегда мялась и сомневалась, обдумывала и терзалась противоречивыми мыслями, но всё же, смирившись с необходимостью, шла к Стасу и заводила разговор на заведомо неприятную для её мужа тему.

Для опытного бихевиориста, каким был Стас, предугадать новый «неприятный разговор» с женой было не трудно.

Но в этот раз, Рита сомневалась не долго.

— Алинка, мы с папой посмотрим за пирогом. А ты, пожалуйста, убери свою кровать и собери рюкзак на понедельник.

— Ну ма-ам… — застонала Алина. — Рюкзак зачем собирать? У нас же каникулы через две недели!..

— Вот именно! — в голосе Риты появились железные нотки. — У тебя каникулы ещё не наступили, Алина.

Дочь открыла рот, и Рита быстро добавила:

— В школу ты завтра идёшь, в любом случае. И мне всё равно, что половина твоих одноклассников уже решила, что последний учебный месяц в этом году не для них. Всё, марш к себе!

Алина нахмурилась, недовольно взглянула на мать и бросила робкий взгляд на отца.

Стасу было жаль дочь, его бы воля он позволил ей забить на школу до сентября, но Корнилов не решался спорить с Ритой, когда речь заходила об учёбе и уроках. Воспитанием Алины, по большей части, занималась она, и сам Корнилов в этом вопросе не считал нужным мешать ей. В конце концов Рита проводит с дочерью гораздо больше времени, чем он может себе позволить.

— Иди, оленёнок, — кивнул Стас, — отмучаешься ещё две недели и потом будешь отдыхать три месяца. Помни об этом.

Алину это слабо утешило, Стас знал, что для дочери девятый класс выдался довольно сложным. Алинка грезила о каникулах с начала марта.

Когда кухонная дверь закрылась за негодующей Алиной, Рита опёрлась спиной на короткую барную стойку их кухни, сложила руки на груди и уставилась на Стаса. Корнилов чуть улыбнулся.

— Я тебя слушаю, — мягко и располагающе произнес он.

— Стас, — Рита опустила взгляд, — то что мы с Алиной вытерпели в январе…

Она шумно вздохнула и подняла на Корнилова пронзительный взгляд своих темно-зелёных глаз.

— Я так больше не хочу, Стас. — нервно сглотнув, произнесла Рита. — Мне это надоело! Мне осточертело, каждый раз, когда ты впутываешься в какое-то опасное дело, дрожать от каждого движения рядом и с опасением вглядываться в лица ближайших прохожих! Я хочу жить и не опасаться, что кто-то может прийти за нами с Алиной, чтобы отомстить тебе. Понимаешь?! Стас…

— Рита…

— Нет, выслушай меня! — повысила голос Рита. — Я устала так жить, Стас! Я много раз говорила тебе об этом и каждый раз, когда такое происходило, когда нам с Алиной вновь и вновь нужно было бежать, улетать, скрываться, потому что ты опять ловишь какого-то опасного убийцу, ты мне всегда говорил, что это был последний раз. Что больше такого не повториться, что мне и Алине больше никогда никто не будет угрожать!

Стас не перебивал её. Он видел, что в этот раз что-то изменилось. Рита не впервые заговаривает с ним на эту тему, но сегодня, сейчас всё по-другому. Стас видел, что его любимая жена, женщина, которую он любил всем сердцем, фактически доведена до отчаяния. Было слишком хорошо видно, что Рита пребывает в нервном смятении и отчаянной безысходности. Она изо всех сил пыталась донести до него, что больше так не может, что это измотало и истощило её.

И Стас понимал, что в словах Риты есть истина и её обвинения абсолютно справедливы: его действия не раз подвергали опасности и её, и Алину. И он действительно всегда вынужден был лгать, что это был последний раз.

Стас так же знал, что потребует от Рита. Беда в том, что он не представлял своей жизни без Алины с Ритой и без работы, в которой он нашёл своё истинное призвание. Он не хотел допускать даже мысли о том, что ему придется делать выбор.

Но сегодня, здесь, сейчас, на их кухни с приятным ароматом пекущегося пирога, он видел, что Рита решилась всё-таки поставить его перед тяжелым выбором.

— Стас, — голос Риты словно отяжелел и звучал чужеродно, с каменной интонацией, — так больше не может продолжаться… Пожалуйста, если мы с Алиной тебе дороги… Подумай о том, как мы могли бы жить, если бы ты ушёл из полиции.

В последних слова жены звучала даже не просьба, а скорее мольба.

Стас знал, что должен прислушаться к её словам и должен сделать правильный выбор. Вот только жизнь без службы была бы для него лишь праздным существованием.

— Ты бы мог устроится начальником охраны в какой-нибудь солидной компании, — продолжала увещевать Рита.

— И стать сторожевым псом в галстуке? — тихо переспросил Стас.

Рита приблизилась к нему, заглядывая в его глаза.

— Прежде всего ты мог бы стать лучшим мужем и отцом, который чаще был бы дома, чаще проводил бы время со своей семьёй, не пропускал бы семейные праздники и, особенно, дни рождения своей единственной дочери… Подумай, Стас, может быть… это совсем не плохо быть сторожевым псом на теплом месте с высокой заработной платой, чем оставаться охотничьим псом, бегающим по всей стране за самыми опасными преступниками и получающим за это…

Рита фыркнула.

— Столько, что тебе приходиться откладывать на образование для дочери, даже в отечественных вузах, когда ты мог бы заработать ей на обучение в Англии, Франции или Штатах!

Стас не знал, что ей ответить. Она была права, по-своему. И у него были аргументы за то, чтобы оставаться в полиции, вот только они не будут иметь значение для Риты.

— Рита… — вновь попытался начать Стас.

— Только не говори опять, что «вот это точно было в последний раз»! — звонким раздраженным голосом перебила его Рита.

Стас замолчал, глядя в глаза своей жены.

— Просто подумай, — попросила она, — пожалуйста, Стас. Если ты любишь меня и Алину, подумай и реши. Мы же… Господи, мы же можем быть счастливы! И жить, как все нормальные люди!.. Почему же ты не хочешь, чтобы мы были счастливы? Почему ты все время живешь для других, Стас?!

Корнилов удивленно смотрел в темно-зеленые глаза жены, в которых искрилась надежда и жажда убедить его, а в уголках век блеснули капельки слёз.

Звонко пикнула плита. Пирог был готов. Стас вздохнул, приблизился к Рите и, поцеловав её в щеку, шепнул:

— Я подумаю.

— Спасибо, — поблагодарила Рита.

— Не за что, — тихо ответил Стас, зная, что опять солгал.

Корнилов извлёк пирог из духовки и поставил на стол.

Рита позвала Алину и через несколько минут они уже поедали свежеприготовленный десерт и слушали Алинку, которая взахлеб пересказывала им, как ей пришлось «отмазываться» чтобы не играть на школьном концерте в честь последнего звонка, для одиннадцатиклассников. Рита и Стас молчали. Им обоим не хотелось говорить, но Стас решил, что кто-то из них должен заговорить первым.

— А ты не пробовала узнать, может быть тем, кто согласится играть на школьном балу предоставят какие-то… «плюшки»? — улыбнувшись дочери, произнес Стас.

Алина, в ответ, замотала головой и, пренебрежительно скривившись, ответила:

— Да какие там «плюшки», пап?! Что наша завуч может там пообещать? Пятёрки по истории за четверть? У меня и так всё в порядке…

— Доча, не стоит быть слишком самоуверенной, — не глядя на Алину, прохладно заметила Рита, — и тем более не стоит отказываться от оценок, которые можно получить относительно легко. Освободившееся время ты могла бы потратить на что-то полезное для себя. И потом практика на виолончели лишней не бывает.

От слов Риты Алина сразу сникла. Зародившаяся было, душевная и непринужденная, беседа потухла, как огонек свечи от дуновения ветра.

Рита не собиралась делать вид, что всё нормально.

                                         ВАЦЛАВ ТОКМАКОВ

Воскресение, 22 марта.

Кучевые серовато-сиреневые облака вольготно проплывали над «пушистой» линией лесополосы.

День хоть и был облачным, обещал быть ясным и солнечным.

Жаль только, что температура воздуха упорно не желала подниматься выше плюс десяти.

Но эта досадное обстоятельство никак не мешало Вацлаву Токмакову, прокурору Дорогомиловского района, наслаждаться великолепным видом из его загородного дома.

Впереди, за забором внутренней территории дома, сочно зеленели, покрывшиеся молодой травой холмы, а чуть дальше блестела под солнцем небольшая речушка. За лесополосой, вдалеке едва-едва, как в туманной дымке, виднелись высотки столицы.

Вацлав фыркнул и подумал, что пройдёт, может быть, десять-пятнадцать лет, и Москва, разрастаясь всё больше, поглотит весь пригород и ближайшие городки. Столица уже давно, фактически и частично, превратилось в государство внутри государства. И с каждым годом лишь ещё больше увеличивалась, расползалась во все стороны, вбирая в себя ютившиеся по близости маленькие провинции и населенные пункты.

Вацлав вздохнул, отпил кофе из чашки и посмаковал вкус дорого напитка, привезенного им из Бразилии, год назад. Хороший, качественный продукт, а не то дешевое дерьмо, которое обычно продают в местных супермаркетах или кофейных лавках.

На столе прокурора ожил мобильный телефон. Вацлав поперхнулся кофе и нечаянно облил свою белую рубашку.

— Да чтоб тебя!.. — раздраженно воскликнул он. — Какого хрена там, кому нужно?!

Поставив чашку на стол и торопливо вытирая рубашку салфеткой, Токмаков схватил со стола свой Vertu и посмотрел на дисплей.

Звонил его заместитель.

— Вот же репей доставучий, — проворчал прокурор и принял вызов. — Ну, что опять случилось, Кошкин? Ты один день без меня прожить не можешь или что?!

— Вацлав Юрьевич, — боязливо проговорил в трубку Дмитрий Кошкин, — тут просто остались несколько дел, которые вы вели…

— Какие ещё дела? — Вацлав с трудом сдерживался, чтобы не обматерить дотошного зама.

— Ну, как же, Вацлав Юрьевич, — залебезил Кошкин, — у вас оставались дела по угону автомобиля одного японского бизнесмена, потом та драка на пресненской набережной, у******о девушки в баре «Voyage» и…

— Так, стоп, — прервал подчиненного Вацлав, — слушай сюда: угон автомобиля я передал выше, пусть сами занимаются этой японской истеричкой, как её там, Отсуки…

— Атсуко Миядзаки…

-Да без разницы! — гавкнул в трубку Вацлав. — Пусть этим занимается четырнадцатый отдел в УВД! Истерики диппредставителей и скандалы, которые они учиняют — не наша забота!

— А как же та драка…

— А это дело мы закрыли, Кошкин! — прикрикнул на заместителя Токтамов. — Там ничего такого, синяки да ушибы…

— Но, Вацлав Юрьевич, эти синяки получил продюсер из «Фонда Русской фильмографии»…

— За то дерьмо, которое они все время снимают, это самое малое, что они все там заслуживают! — ехидно и презрительно заметил Токмаков. — Был бы я там, я бы этому продюсеру… Ладно, не важно. Что ещё ты там говорил? А! Девка эта в баре? Так там и так всё ясно: у них там, в этом «Вояже», на днях была вечеринка каких-то готов, которые, как мы знаем, часто всяким оккультизмом увлекаются. у******о явно носит извращенный сатанинский характер. И виновный – главарь этих чумазых патлатых уродов – уже сознался. Всё.

— Вацлав Юрьевич, — неуверенно произнес Кошкин, — но он сознался лишь после… э-э… того, как местные оперуполномоченные…

— Провели допрос и дознание, согласно установленным УК РФ, нормам и уставам, — нетерпеливо перебил подчиненного Токтамов.

— Как скажете, — быстро согласился Кошки, — а что с тем скандалом из-за лекарства от компании «Медеор»…

— Так, всё Кошкин, мне некогда! У меня сегодня по плану выходной в кругу семьи впервые, между прочим, за последние полгода! Всё, давай, отдыхай.

Вацлав торопливо дал отбой и шумно яростно выдохнул. Этот недотёпа и рохля, Кошкин, уже успел ему порядком надоесть! Никак не может понять, в каких делах нужно проявлять дотошность и старание, а какие лучше позакрывать на х**н, чтобы не портить себе положительную статистику.

Чёрт возьми, вот когда в ресторане, на Кутузовском, сына гендиректора одной нефтедобывающей компании порезали от души, это дело стоило потраченного времени и нервов! А всякие там угоны, драки с синяками или какие-то безродные малолетние шалавы, которых распяли на стене туалета захудалого ширпотребного бара… Ну, кому это нужно?! Кого там искать? И ради чего?! Чтобы раскрыть у******о иногородней девки, про которую через неделю никто и не вспомнит? Больно надо!

Вацлав с негодованием, используя мессенджер, написал Кошкину, чтобы тот больше никогда по телефону не говорил с ним о корпорации «Медеор».

-«Честное слово»!-думал про себя Вацлав,-«у этого идиота совсем нет понимания про что можно говорить, а о чем можно беседовать только с глазу на глаз, да и то шепотом»!

Как только он отправил сообщение, в дверь его кабинета раздался стук, а затем вошла женщина в лилово-бежевом свитере и белых брюках.

— Милый, хватит ругаться с коллегами. Идём, все уже собрались внизу, за обеденным столом. Мы ждем только тебя.

Вацлав обернулся и усмехнулся, глядя на свою молодую красивую жену. Ирина была почти на пятнадцать лет моложе его. Золотоволосая, с добрым кротким характером и потрясающей фигурой, она была предметом зависти многих его коллег. Потому что даже в свои тридцать четыре Ирина Токмакова была просто восхитительна!

Вацлав, приблизился к жене, и Ирина сдавленно ахнула, опустив взгляд на его рубашку.

— Что это?! Ты облился?! Вацлав, милый, ты обжегся?!

— Да нет, нет, всё в порядке, — успокоил жену Токмаков и, приобняв за плечи, с жадной страстью поцеловал, — кофе был не горячий.

— Я сейчас принесу тебе другую рубашку, — скромно улыбнувшись после поцелуя, ответила Ирина.

— Не стоит, я сам, — Вацлав, одобрительно усмехаясь, ласково провел тыльной стороной ладони по щеке жены. — Иди за стол, я сейчас переоденусь и спущусь.

— Не задерживайся, — попросила она, подарив мужу долгий, преисполненный нежности, влюбленный взгляд.

— Конечно, милая, — кивнул ей Вацлав.

В гардеробной он сменил рубашку, надел другие запонки, а рубашку, с пятном швырнул в корзину с грязным бельём.

Спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице, прокурор дорогомиловского района Москвы уловил расплывающиеся по его дому манящие запахи еды. Он снова мечтательно усмехнулся: его ожидал обед в кругу самых близких и дорогих людей.

                                      ПРОХОР МЕЧНИКОВ

Воскресение, 22 марта.

На них никто не обращал внимания. Никто не придавал значения стоящему неподалеку фургону с логотипом интернет-провайдера. И это было на руку компании Прохора. Лишнее внимание им было ни к чему. Во всяком случае, пока.

Прохор убрал бинокль от глаз и с ненавистью взглянул на окна красивого, трёх этажного дома с новенькой облицовкой.

— Отстроил хоромы, падла, на взятки с барыг, — презрительно произнес сидящий рядом с Прохором Вячеслав Маслов.

Маслова Прохор знал с детства и отлично помнил, как его друг ненавидит жирующих на взятки и ворованные деньги, обнаглевших коррупционеров. Маслов не пропускал ни одного антиправительственного митинга и ненавидел сегодняшнюю государственную систему. Он пламенно жаждал бороться за справедливость.

Именно поэтому он был первым, кого Мечников позвал с собой на сегодняшнее «мероприятие».

— Долго ещё ждать то, пацаны? — с насмешкой спросил Даня Меллин. — У меня, блин, уже ж**а затекла тут ожидать начала представления.

Меллина Прохор знал с пятого класса, когда тот перевёлся к ним из другой школы. Красавец, любимец учительниц и предмет обожания многих школьниц, но при этом, Даня ещё всегда отличался циничностью, злым и язвительным ехидством и пренебрежительным отношением ко человеческим чувствам. Всё для него было не в серьёз, все подвергалось насмешке.

— Тебе, прямо, не терпится, Дань? — спросил Михаил Ожаровский. — Хочешь поскорее ворваться в дом с оружием и вершить правосудие? Ты хоть раз стрелял в человека?

— Как раз собирался сегодня попробовать, — гадко улыбнулся ему Меллин и показательно передёрнул затвор своего АК-74.

Пушки они приобрели именно через контакты Меллина, который уже давным-давно приторговывал спайсом в беднейших районах Москвы.

— Так! — обернулся назад Прохор. — Никто никого стрелять не будет! Ясно?

Он обвёл взглядом троих парней, сидящих в кузове фургона и посмотрел на Маслова.

Все согласно закивали головами. Все, кроме, Маслова.

— А если у них там охрана? — вкрадчиво спросил этот голубоглазый красавчик. — А? Проха? Че, договариваться с ними будешь или как?

Об этом Прохор уже думал и знал, что риск столкнуться с охраной Токмаковых очень велик.

— Охрану придется убрать, если они не сдадутся, — вынужден был признать Прохор.

Младший брат Миши Ожеровского, Никита испуганно вытаращил глаза.

— Но это же будет у******о!

— Ну, и что? — хихикнул Даня. — Пострелять «быков», которые этого жирного ублюдка-прокурора стерегут, благо дело.

— Хватит, Даня, — попросил друга Прохор и посмотрел на семнадцатилетнего Никиту, — Ник, слушай, этот человек, прокурор Токмаков редкий подонок, поверь мне. И дело даже не в том, что он, отмахнувшись, закрыл дело, касающееся убийства Тани, а в том сколько ещё жертв грабежей, насилия и убийств останутся не отомщенными, если ничего не предпринять. Эта прокурорская свинья доводит до суда только те дела, за которые может получить материальную выгоду! Всем прочим просто не на что рассчитывать! А теперь скажи мне, брат, ты правда считаешь, что всё должно оставаться, как есть?! А?

Никита неуверенно посмотрел на старшего брата, Михаила, тот угрюмо кивнул ему и парень вздохнул:

— Нет. Нужно, что-то менять.

— Слова не мальчика, но мужа, — с издевательским торжеством произнес Меллин.

Михаил Ожарский одарил сидящего напротив Даню долгим пристальным убийственным взглядом. Но Меллин, в ответ, лишь самодовольно ухмыльнулся.

Прохор отвернулся, снова поднёс бинокль к глазам и посмотрел в окна дома.

На первом этаже как раз собралась вся огромная семья «толстозадых». Всего за столом четырнадцать человек. Ещё прислуга: дворецкий, две служанки, два садовника на веранде, повар и его помощник, и ещё горничная, убирающаяся на последнем этаже. Итого двадцать два человека.

Прохор опустил бинокль, закрыл глаза и откинул голову на подголовник сидения.

Он слышал, как учащенно топочут в жилах удары учащенного пульса. Мечников ощущал стремительно растущую панику и изматывающее, сжимающее грудь и живот напряжение.

На лбу у парня выступила легкая испарина.

Мечников резко открыл глаза, вспомнил свою любовь, распятую и изувеченную, представил смеющегося и радующегося жизни прокурора Токмакова и ощутил оскалившуюся в душе злость.

Сегодня он и его друзья заставят прогнившую правоохранительную систему этой страны работать на благо своих граждан.

— Маски! — скомандовал Прохор.

Парни все, как один, быстро натянули на лица защитные черные маски в виде противогазаов и накинули капюшоны черно-оранжевых корпоративных толстовок логистической компании.

— Проверить, автоматы, патроны, взрывчатку и баллоны с кислородом.

— А зачем нам баллоны с кислородом? — наивно спросил Никита Ожеровский.

Михаил обменялся мрачными взглядами с Прохором. Никто из них не хотел говорить самому младшему из них, что кислород им понадобиться если спецназ полиции будет использовать слезоточивые или какие-то другие газы.

— На всякий случай, — похлопав Никиту по плечу, улыбнулся Даня Меллин.

Они выскочили из фургона и бегом рванули к забору дома Токмаковых. Парни действовали слажено и быстро. Неделя изнуряющих тренировок не прошла даром.

Забор в доме был очень крепким, из кирпича и металлических вставок, но уж очень невысоким. Увлекающийся паркуром Никита перемахнул его в два счета.

— Во дает, — одобрительно охнул Даня Меллин.

— Заткнись и действуй, — рыкнул на него Михаил.

Мечников и Маслов швырнули за забор дымовые шашки, их примеру последовали и Меллин с Ожеровским старшим.

Облако оранжевого дыма быстро разрасталось на лужайке перед домом коттеджем. Парни взобрались по выброшенной, находящимся с другой стороны, Никитой веревочной лестнице. К ним уже бежали двое охранников и пара рычащих овчарок.

Меллин вскинул автомат и хладнокровно выпустил длинную очередь по бегущим собакам. Животные завизжали, упали, перекатились по земле и задергались в конвульсиях.

Меллин подошел и с ожесточением добил обеих собак выстрелами в голову.

Сам Прохор двумя точными выстрелами застрелил подбегающих охранников. Его рука не дрогнула, он уже заранее оправдал свои действия и действия своих друзей преступной системой правоохранительных органов.

Это их вина. Эта кровь, эти трупы и то, что случится сегодня — это, вина коррумпированной лживой и провонявшей от гниения всей правовой системы этой страны!

Это их вина, а не Прохора и его друзей.

Парни с помощью гранаты подорвали дверь дома и ворвались внутрь.

Прохором двигала жажда мести и правосудия! Его сердце пылало, как ему казалось, праведным и оправданным гневом.

Они пересекли роскошно обставленный холл и вбежали в огромный зал.

Это оказались огромные хоромы с очень богатой дорогой обстановкой.

За длинным столом, возле роскошного камина с нефритовыми пилястрами, застыли в испуганном изумлении все четырнадцать членов семьи Токмаковых.

Прохор на мгновение застыл на пороге, обвел взглядом сидящих за столом людей. На миг его кольнула совесть, но он тут же отмел все сомнения. Он уже ощущал момент собственного триумфа! Он чувствовал себя истинным народным мстителем и борцом за честность и справедливость. Он не собирается испытывать к ним даже каплю жалости.

— Что всё это значит? — спросил поднявшийся из-за стола мужчина в черной рубашке.

Старший брат Вацлава Токмакова, Самсон Токмаков. Прохор читал про него. Он владел какой-то небольшой газетенкой и иногда мелькал на всяких политических саммитах.

— Вы кто такие?! — громыхнул Самсон выходя из-за стола. — Что это за престав?..

Прогремела автоматная очередь, и грузный седой мужчина, сдавленно вскрикнув, рухнул на пол.

Раздались испуганные крики женщин, сам Вацлав выронил столовые приборы, а девчонка лет пятнадцати, прижалась к такой же перепуганной матери.

— Папа!!! — юноша и девушка, оставив потрясенную увиденным мать, вскочили из-за стола и бросились к неподвижному телу отца, на груди которого уже быстро расцветали темные пятна крови.

— Папочка! Папа! Папа!!! — причитала девушка заливаясь слезами, стоя на коленях и поднимая руками голову мёртвого отца.

Парень, открыв рот, шокировано таращился на тело Самсона Токмакова и судорожно втягивал ртом воздух.

— Ты что, рехнулся?! — рявкнул на Меллина Прохор.

— А чтобы сразу поняли, кто здесь хозяин, — прогудел из-под маски противогаза Даня. — И не повышали голос.

Мечников лишь бессильно ткнул его в плечо.

— Без моей команды не стрелять! Ясно, блин?!

— Да ясно, ясно, — лениво отозвался Даня.

Прохор развернулся к людям за столом, а затем подошел к девушке рыдающей возле тела отца. Её брат, стоявший рядом было ринулся на Прохора с кулаками, но тут же получил прикладом автомата в живот и лицо от Маслова. Когда парень упал, Вячеслав ещё пнул его в живот.

— Перестаньте! — воскликнула женщина в лилово-бежевом свитере, вставая из-за стола. — Что вам нужно? Золото, деньги, украшения?! Всё наверху, забирайте и уходите! Пожалуйста!

Прохор, не отвечая ей, взял рыдающую дочь Самсона за волосы и отволок к её матери, которая, заметно побледнев, по-прежнему шокировано и молча взирала на происходящее.

— Сядь! — он швырнул девушку на стул.

Та ударилась грудью о спинку стула и сползла на пол рядом.

— Сядь, я сказал! — проорал Прохор и подошел к Ирине Токмаковой, тридцати четырёхлетней жене Вацлава Токмакова.

— Ты что, овца, реально думаешь, что мы сюда за вашими бабками пришли?! — прорычал он.

Золотоволосая женщина, на миг закрыла глаза и снова, снизу-вверх, осуждающе посмотрела в затемненный очковый узел маски Прохора.

— Тогда зачем вам это? — мягко спросила она. — Мы ведь вам ничего не сделали…

— Ошибаешься, мразь! — в лицо женщине проорал Мечников. — Сядь!

Он толкнул её в плечо, и женщина упала обратно в стул.

— Не трогай маму! — мальчишка лет десяти, вскочил со стола и толкнул Прохора в живот.

Мечнков был так удивлен поступком ребенка, что на мгновение впал в ступор, а мать мальчика, воспользовавшись его заминкой, быстро притянула сына к себе и крепко обняла, тщась закрыть его собой от гнева Прохора.

Она даже ещё не осознавала, что жизнь её сына, её самой и всех, кто жрал сегодня за этим столом теперь в его, Прохора, руках. И если он захочет он отнимет их без зазрения совести и страха.

— Мы здесь, — звенящим от злости голосом проговорил Мечников, — из-за него!

Прохор дулом автомата указал на бледного трясущегося Вацлава Токмакова. Увидев направленное на него оружие, Вацлав всхлипнул, охнул и в ужасе, обреченно уставился на медленно подходившего к нему Мечникова.

— Ну, здравствуй, гнида, — с мстительной яростью прорычал ему в лицо Прохор. — Что? Жрёшь тут со своими родственничками, а? Хорошо тебе, с**а?! Дом себе б**ть тут отстроил какой, а! Что ты смотришь?! А?!

— Я… я… — Вацлав пытался выдавить из себя слово, но не мог издать даже членораздельных звуков.

— Пацаны, — -обернулся к своим друзьям Мечников. — Дом обыщите и быстро. Всех, кого найдете — сюда. Картинку с камер на наш ноутбук. Задний выход и дверь подвала заблокировать. Пулемет на чердак. И кто-то должен подогнать наш фургон с бензиновыми электрогенераторами. Давайте, живее! Алекс-2, ты со мной.

Маслов кивнул и встал в дверях зала. Алекс-3, -4 и -5, которыми были, соответственно, Меллин и братья Ожеровские, отправились выполнять поручения Прохора. Они много раз проговаривали и даже, частично, отрабатывали все свои действия. И сейчас каждый отлично знал, что ему делать.

— Встань, — приказал Прохор, глядя на прокурора.

Тот на дрожащих ногах поднялся, держась руками за стол.

— Послушайте, я…

— Захлопнись, свинья! — прикрикнул на него Прохор и что было сил ударил мужчину прикладом в лицо, под челюсть. Тот упал навзничь, ударившись об стул.

— Вацлав! — закричала Ирина в страх, со слезами на глазах.

— Папа! — голос сына прокурора сорвался на режущий слух визг.

— Не бейте его, пожалуйста, не надо! Не надо! Перестаньте! Мы ничего вам не сделали!

Маслов выстрелил в стол рядом с Ириной. Женщина вскрикнула, снова обхватив руками сына и сжавшись вместе с ним.

Все сидящие за столом вжали головы в плечи, со страхом растерянно глядя то на Вячеслава, то на Прохора.

— Вставай, гнида, — Мечников взял прокурора за волосы и потянул вверх.

Мужчина, надрываясь, закричал от боли. Мечников с ожесточением ударил его коленом в лицо и услышал влажный, удовлетворительный хруст. По лицу прокурора обильно растеклась кровь.

— Помнишь Татьяну Белкину?! — наклонившись к зажимавшему лицо ладонями прокурору, прорычал Прохор. — Помнишь, мразь?! А помнишь, как ты вместо того, чтобы дело вести, приказал выбить признания из какого-то парня-гота? Помнишь?! А?.. ОТВЕЧАЙ МНЕ!

— П-помню, — гнусавым заикающимся голосом ответил перепуганный Вацлав.

— Вот и отлично, значит тебе не нужно объяснять за что ты сейчас получил, — Прохор поднялся в это время из коридора возле зала донесся женский крик, а через секунду Меллин и Ожеровские завели в зал ещё шестерых людей.

Двух садовников, двух поваров, дворецкого и трёх служанок.

На одной из служанок была разорвав форменная одежда и девушка, сотрясаясь в рыданиях, закрывала руками разорванный ворот платья, обнажавший её грудь.

— Алекс-3, ну на хрена? — устало спросил Прохор.

Эту горничную ему было ни капли не жаль. Эти презренные крысы, прислуживающие таким зажравшимся свиньям, как Токмаковы, были не чуть не лучше, своих хозяев.

— Да ладно, — со смешком ответил Даня Меллин. — Симпотная с**чк*, просто. Че с неё убудет, если я пощупаю, а?

Он засмеялся. А молодая горничная, удерживая руками разорванное платье, обернулась и, в сердцах, плюнула на ноги Меллина.

— А вот за это, милашка, ты мне ещё ответишь, — Даня подошел к девушке, и та быстро закрылась руками, ожидая удара.

— Боишься? — хихикнул Даня, — Правильно делаешь, милашка. В ближайшее время нам предстоит вместе с вами провести о-очень много времени.

— Алекс-4, набери мне ментовку, — сказал Прохор и обошел плачущего от боли, перемазанного кровью прокурора. Кровь из сломанного носа в обилии разливалась по его новой белой рубашке.

— Алекс-1, держи, — Маслов бросил Прохору телефон.

Тот поймал трубку и набрал номер ближайшего ОВД.

— Дежурная часть… — прозвучал голос в трубке.

— Заткнись и слушай, — перебил дежурного офицера, Прохор. — Мы сейчас находимся по адресу: деревня Суханова, дом 15. Это дом прокурора Вацлава Токмакова. У нас в заложниках он, его семья, его родственники и слуги. Двадцать два человека. Вам ясно?! Ты всё записал, дядя?! А теперь запиши, что говорить мы будем только с подполковником управления Уголовного розыска, Станиславом Корниловым. Если он не приедет, мы начнем убивать заложников. Всё.

Сказав это, Мечников дал отбой и швырнул телефон обратно Маслову.

— Что теперь? — спросил Вячеслав.

Прохор неторопливо прошел к окну, обвел взглядом территорию перед забором, задержал взгляд на живописных лугах и холмах.

— Ждём гостей, — буркнул Мечников.