Неоновые росчерки

Эпизод второй. Ультиматум.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресение, 22 марта.

С восьмой попытки, заговорив о грядущих изменениях в налоговой системе России, Стасу удалось втянуть Риту в разговор. Его жена работала аудитором в одной из столичных компаний, и эта тема была ей очень близка. Рита старалась не упускать никаких новостей, связанных с её специальностью.

Алину, конечно, разговоры об объектах налогообложения и налоговых декларациях мало интересовали, но для Стаса было важно, что в разговоре участвует Рита.

— Если у нас правда решаться на такие изменения в проведении структурного аудита, — вслух, с интересом, рассуждала Рита, — это может повлечь за собой проблемы в оценке налоговой нагрузки на предприятие…

Стас только смотрел на Риту и, счастливо улыбаясь, слушал её глубокомысленные размышления. А Рита, не замечая обмена взглядами между Стасом и Алиной, продолжала вслух перебирать возможные варианты развития событий.

И всё шло хорошо, всё, наконец, происходило так, как хотелось Стасу. Он, с женой и дочерью, за семейным воскресным завтраком. И день снова обещает быть вполне себе прекрасным.

Но всё настроение Стаса мигом испортилось, как только в их квартиру бесцеремонно и резко ворвался настойчивый и продолжительный дверной звонок.

Звук дверного звонка заставил замолчать Риту и перестать улыбаться Алину. А Стас с беспокойством посмотрела на кухонную дверь, за которой тянулся коридор, переходящий в прихожую.

Это звонок, по отчетливому ощущению Стаса, был как кривая жесткая линия с ожесточением перечеркнувшая даже намек на хороший день.

С этим долгим, грубо вламывающимся в семейный покой Корниловых, беспокойным звонком в их квартиру пробралось стойкое чувство нарастающего нервирующего опасения.

Рита замолчала. Звонок тоже, но в отличии от Риты он тут же заговорил снова. Всё так же настойчиво и резко, бескомпромиссно требуя открыть входную дверь.

— Я сейчас, — наконец произнес Стас, вставая из-за стола.

Рита подчеркнуто смотрела в окно, Алина тревожно ерзала на своем месте, осторожно поглядывая то на мать, то на отца.

Стас вышел из кухни, тихо ненавидя в этот миг человека за дверью Он был так зол, что даже не посмотрел, кто там и, открыв замки, распахнул дверь. Увидев стоящего на пороге генерала Савельева, Стас на миг остолбенел.

— Товарищ… генерал? — Стас с трудом справился с недоумением. — Вы же должны быть…

— В Звенигороде, у родных, — сухо кивнул Аспирин. — А у тебя сегодня что?..

Стас чуть вскинул брови.

— Семейный завтрак.

— Семейный завтрак, — повторил Аспирин и вздохнул. — Значит, нам обоим не повезло.

— у******о? — уныло спросил Стас.

Корнилов мысленно мечтал о том, чтобы визит Аспирина был связан с каким-то административным или организационным вопросом. Господи, да пусть это даже будет визит дотошных зануд из ГУСБ!..

— Захват заложников, — ответил генерал Савельев.

Стас хмыкнул.

— Товарищ генерал, это не совсем моя специализация... Тут лучше в ЦСН ФСБ обращаться. У них больше опыта с такими делами.

— Хорош острить, — скривившись, проворчал Аспирин, — и так настроение паршивое. Захватили семью прокурора Токмакова, э-э.. Знаешь его?..

— Знаю, — холодно ответил Стас, — Взяточник, коррупционер и редкий м**ак.

Генерал мрачно кивнул.

— Точная характеристика. Его и его семью захватили какие-то малолетние отморозки. Вместе со слугами там двадцать один человек.

Генерал выждал секунду и добавил в полголоса:

— И один труп.

Он посмотрел в глаза Стасу.

— Они настроены серьёзно, Стас. А нам сейчас никак нельзя обо*****ся Стас. У нас этот гребаный форум на носу. Сюда съедутся представительства крупнейших стран Восточной Европы, Южной Америки, Азии, Дальнего и Ближнего востока…

— Я не понимаю, товарищ генерал, а чем я могу помочь? — спросил Стас.

— Тем, что эти вооруженные щенки хотят говорить только с тобой.

Стас показалось, что он ослышался или он просто хотел чтобы это было именно так.

— Что? — переспросил он.

Он быстро перебрал в голове все дела, которые расследовал в последнее время. Вроде бы мстить ему никто не должен. Все дела были благополучно закрыты и все виновные сели за решетку.

Корнилов пребывал в растерянности.

— Собирайся, — повторил генерал Савельев, — у нас мало времени, Стас. Выяснять, что да как будем на месте. Если ты через двадцать девять минут не будешь в Суханово, заложников станет на одного меньше.

Корнилов с трудом подавил желание громко и яростно выругаться.

Ну, почему сегодня?! Почему именно сегодня в долгожданный и единственный нормальный выходной, за последние несколько месяцев! Почему?!

Самое трудное для Стаса сейчас было вернуться на кухню и сказать семье, что он уезжает.

Срочно.

Опять.

Как всегда.

Корнилов, с тяжелым сердцем, открыл дверь на кухню.

Рита не смотрела на него, помешивая ложкой остывший чай. Алина боязливо взглянула на отца и сразу же все поняла по досадливому выражению лица Стаса.

— Мне нужно ехать, — проговорил Корнилов, сделав над собой усилие.

— А когда ты вернёшься, пап? — спросила Алина.

Голос дочери прозвучал так жалобно, что в эти мгновения Стас себя ненавидел.

— А папа не знает, — ядовитым и язвительным голосом ответила за Стаса Рита. — Папа у нас всё время должен куда-то ехать, кого-то спасать, за кем-то гоняться… А мы с тобой Алина всё время должны ждать…

— Рита…

— Езжай, Корнилов! Я не хочу слышать твоих жалких оправданий!

Рита была непреклонна и безжалостна.

Стас приблизился к Алине, поцеловал дочь в макушку и шепнул:

— Я постараюсь вернуться пораньше.

Он наклонился, чтобы поцеловать и Риту, но жена показательно отстранилась.

Этот её жест был ощутимее любимой пощечины и больнее любых слов. В груди Стаса засело тлеющее горькое чувство.

Он знал, что виноват перед ними. Знал, что если бы решился, мог бы это изменить. Мог бы плюнуть на все и быть с ними, но… Это был бы уже не он. Не тот Стас Корнилов, а кто-то другой, пренебрежительно оставивший свою службу, свой долг и даже честь. Корнилов мог бы так поступить ради жены и дочери, вот только он отлично знал, что гнетущие мысли о брошенной работе, и въедливая совесть сожрут и уничтожат его.

Он неминуемо превратится в одомашненного и прирученного, изображающего фальшивое счастье, внимательного мужа и ответственного отца. А может… Может оного того стоит?..

Терзаясь мучительными мыслями, Стас быстро оделся, проверил оружие, удостоверение и вместе с Аспирином вышел из квартиры.

К удивлению Стаса, они не стали спускаться вниз.

— Времени нет, — коротко ответил генерал. — Полетим на вертушке.

— На вертушке?! — удивленно переспросил Стас.

Он почему-то сразу себе представил какой-нибудь «Ансат» или Ка-226, стоявший на вооружении полиции.

Но на краше родной шестнадцатиэтажки Стаса и Антона Спиридоновича ожидал маленький, гражданский Robinson 44, перекрашенный в цвета полиции, с гербом Москвы на корпусе.

Увидев их пилот завел мотор и вертолёт с нарастающим визжащим гулом завертел лопастями. Поднявшийся поток ветра взметнул пыль с крыши и бросил в лицо Корнилову.

Придерживая ворот куртки, Стас забрался внутрь вертолёта, а следом залез и Аспирин, задвинув за собой дверцу.

— Полетели! — скомандовал он.

Вертолет плавно поднялся над крышей дома. Стас взглянул вниз, под ними во все стороны растянулась Москва. Великая, многоликая и бескрайняя, как и эта страна.

Вертолет набирал скорость. Пролетая новостройки и широкие проспекты, они направлялись к окраинным районам.

Стас взглянул на часы мобильного телефона, они должны были успеть.

— Товарищ генерал, — громко проговорил Стас в микрофон вертолетных наушников,-личности террористов известны?

— Устанавливаются! — коротко ответил генерал. — Пока известно только количество жертв, их примерное вооружение и требования. Всё.

— Не густо, — оценил Стас.

— ЦСН уже работает, думаю более подробная информацию скоро будет у нас, — ответил Аспирин.

— Хорошо, — вздохнул Стас.

Он перебрал в голове десятки догадок, по которым, террористы могли потребовать встречи именно с ним. Но ни одна из них не выглядела достаточно аргументированной, чтобы объяснить действия тех, кто захватил дом прокурора.

Однако кое-какие выводы Стас все-таки сделать мог.

Их конечной целью было не только потребовать встречи с ним, но и отомстить. Отомстить лично прокуроры Токмакову. Зная то, как этот мерзавец ведёт дела, Стас был бы не сильно удивлен, окажись его догадка верной.

Было ещё кое-что, о чем успел подумать Корнилов: те, кто решился на этот террористический акт, вероятнее всего доведены до агрессивного отчаяния, а ещё искренне верят, что иного выбора добиться желаемого у них просто не было. И это было весьма прескверно: с молодым горячими головами, отравленными лживыми идеями о такой же лживой справедливости, ради которой они взялись за оружие, очень трудно разговаривать.

Разумных доводов они предпочитают не слышать и, при этом, отличаются крайней импульсивностью в принятии решений, которые влекут за собой тяжелые последствия.

Уже через восемь минут стремительного полёта они зависли над Суханово, и пилот осторожно посадил вертолёт на поросшую мелкой молодой травкой поляну.

Не успел Стас открыть дверцу вертолета, как к ним, щурясь от ветра, приблизился худощавый, но жилистый и крепкий, бритоголовый мужчина с небольшой бородкой. Он был в темной униформе спецназа, в бронежилете с разгрузкой и при оружии. В его походке и движениях ощущалась вышколенная военная выправка. Стас мгновенно узнавал людей, побывавших на войне.

— Майор Ратибор Каульбарс, — представился мужчина в темной униформе. — Управление «А». Мы вас заждались, товарищ подполковник.

Стас пожал руку Каульбарса и взглянул на трёхэтажный коттедж, неподалёку от которого, угрожающе сверкая мигалками, полукольцом стояли несколько полицейских тигров. Рядом с ними припарковался похожий на космический корабль, броневик «Фалькатус». Рядом со своим автомобилем стояло несколько суровых мужчин в полном боевом снаряжении, с касками, полицейскими щитами, автоматами и ручным тараном. Спецназ «Альфа» - занесенный над чудовищем преступности и врагами государства всесокрушающий безжалостный меч. Стас уже видел, как работают эти парни и их присутствие заставило его приободриться.

Полицейские, с пистолетами и автоматами заняли позиции вокруг дома Токмаковых. Подходя к дому Стас ощущал всеобщее обостренное и раскалившееся напряжение. Это чувство проникло в него, как только он вдохнул затвердевший от опасности воздух вокруг дома Токмаковых.

Стас бросил взгляд в окна коттеджа. Он никого не увидел, но знал, что за ним наблюдают. Загородный дом прокурора Вацлава Токмакова выглядел тихим, мирным и даже, как будто, безлюдным. Ничто не говорило о том, что там внутри, за красивым и дорогим фасадом притаились пятеро вооруженных террористов, у которых в руках жизни больше двадцати человек.

— Они отказываются говорить со всеми, кроме вас, — сообщил Стасу майор Каульбарс. — Угрожают расстрелять заложника.

— Я в курсе, — ответил Стас.

— Вам нужно одеть бронежилет и…

— Нет, — не глядя на спецназовца, ответил Корнилов.

С хмурым лицом он медленно оглядывал дом и гадал, откуда сейчас за ним наблюдает главарь террористов.

— Товарищ подполковник, никто не знает на что способны эти люди. Без бронежилета вы будете слишком уязвимы. Вы понимаете это?

— Если я одену бронежилет, они не станут со мной говорить, — по-прежнему не глядя на Каульбарса, ответил Стас.

— Что?! — скривился майор Каульбарс. — Почему вы так решели?!

— Они не просто так выбрали именно меня для переговоров, — ответил Стас и кивнул на ворота дома. — Возможно они доверяют мне, а значит и я должен доверять им. Если они увидят, что я испугался и надел жиле… это их разочарует.

Стас взглянул на Каульбарса. Тот стоял, хмуро глядя на Корнилова и пытаясь понять закономерность его предположений.

— Открывайте, — вздохнув, произнес Стас.

Ратибор посмотрел на стоящего рядом генерала Савельева.

— Делайте, как говорит товарищ подполковник, — кивнул Аспирин.

Ратибор лишь недовольно поджал губы. Видимо он уже мысленно прикинул, что ему будет, если он допустит гибель Корнилова.

— Помните, что операцией руководит ЦСН, — с некоторой надменной холодностью сказал он, сделав знак полицейским. — Поэтому, постарайтесь без самодеятельности, товарищ подполковник.

— «Это уже зависит от обстоятельств», — подумал про себя Стас и молча кивнул майору из управления «А».

Ему открыли калитку ворот, тяжелая металлическая дверца плавно отвисла в сторону, приглашая войти.

Стас чувствовал на себе десятки взволнованных и скептических взглядов. Все ждали его действий. Стас не сомневался, что все, здесь присутствующие, хорошо о нем наслышаны и каждый из них гадает что предпримет легендарный сыщик, какой выход сможет найти подполковник Уголовного розыска на этот раз?

Стас, помешкав, вошел в калитку и оказался по другую сторону забора. Корнилов ощутил, как интенсивнее забилось сердце и как слегка участилось его дыхание. Знакомое, чуть будоражащее и немного пьянящее сознание чувство опасности проникло в его сознание. Удивительно, Стас вряд ли признался бы в этом даже самому близкому другу, но здесь, перед домом с вооруженными и явно не слишком адекватными террористами, он чувствовал себя куда увереннее, чем во время трудного разговора с Ритой. Нет, не лучше, но… гораздо, гораздо увереннее. Он чувствовал себя… на месте.

Корнилов нарочито небрежным шагом приблизился к дому, подошел к входной двери. Бросил взгляд в закрытые роллетами блеклые окна. Дом встречал подполковника высокомерным молчанием.

Стас посмотрел на отделанные мрамором ступени. Затем снял куртку, подстелил на мраморную лестницу. Вынул из кармана рубашки удостоверение с жетоном и положил у самой двери. А затем уселся на расстеленную на ступенях куртку и закурил.

— Если хочешь поговорить, — громко произнес он, — я тебя слушаю. Времени, чтобы открыть дверь и решиться на разговор у тебя ровно столько, сколько мне нужно, чтобы докурить. Решай.

Всё. Он выдвинул предложение и при этом показал полное доверие, вольготно раскуривая сигарету и показательно представая в заранее очень уязвимой позиции, сидя на ступенях спиной к двери.

Пульс Корнилова учащался с каждой секундой. Он ждал, не оглядываясь назад. Ждал и гадал, ошибся он или нет. Да или нет. Правильный он избрал подход и способ действий или же допустил непростительную ошибку. А если…

Входная дверь с тихим шелестом открылась. Корнилов подчеркнуто смотрел вперёд. Краем глаза она заметил едва различимое движение на крыше одного из соседних домов неподалеку. Снайпер. Ещё один должен «пасти» дом, с другой стороны.

— «Только не стреляйте» — мысленно заклинал их Стас.

Один меткий выстрел и вышедший из логова хищник умрёт, не успев даже понять, что произошло. И вместе с ним умрут двадцать один заложник. Стас очень надеялся, что майор Каульбарс это понимает.

Корнилов услышал, как террорист поднимает его удостоверение со ступеней.

— Это правда вы, господин подполковник?

Говорит уверенно, но со слишком показательным и заносчивым высокомерием.

— «Лет двадцать-двадцать два», — мысленно прикинул Стас. — «Мальчишка. Парень, который ещё не так давно был пубертатным подростком».

— Как видишь, — чуть небрежно ответил Стас. — Как к тебе обращаться?

— Алекс-1.

— Ты здесь главный, Алекс? — Стас не смотрел на него.

Пусть чувствует себя в безопасности. Мальчик должен чувствовать и думать, что контролирует ситуацию.

— Я, — ещё более заносчиво произнес юноша.

— Не поделишься секретом, на хрена тебе всё это?

— Чтобы заставить правосудие работать, так оно должно, — запальчиво и яростно ответил парень.

— То есть так, как хочется тебе? — с ехидством уточнил Стас.

Парень поперхнулся от праведного возмущения, и Стас понял, что попал куда нужно.

— В чем именно, на твой взгляд, должно сейчас сработать правосудие? — с иронией спросил Стас.

— Вот в чем! — недовольно буркнул парень.

На ступень, рядом с Корниловым шлепнулась мягкая папка с мультифорами.

Стас скосил глаза на папку и, с показательной неохотой, взял её.

— Это дело по убийству Татьяны Белкиной.

— «Татьяны, значит», — подумал Стас и вздохнул.

Хуже молодой идейного террориста может быть только молодой влюбленный террорист, любовь которого жестоко «растоптали» у него на глазах. А в данном случае — в прямом смысле убили с особой остервенелой жестокостью.

Картина вырисовывалась: гибель любимой девушки, прокурор, который, наверняка, не дал делу должного хода. И, как следствие, захват заложников.

Стас развернул папку, пролистал документы. Он остановился на фотографиях судебно-медицинской экспертизы.

Глядя на прибитое к стене окровавленное бледное тело рыжеволосой девушки, опутанное светящимися змеями неоновых гирлянд, Корнилов обнаружил ещё одну серьёзную проблему: тот, кто убивает так, получает от такого убийства не скрываемое удовольствие. Тот, кто это совершил фанатично наслаждался каждой секундой мучений своей несчастной девушки. А значит этот кто-то обязательно убьет снова. Такие убийцы просто не могут ограничиться только одним эпизодом. Каждое новое у******о только вдохновляет и восхищает их. Им нужно снова и снова чувствовать этот безумный азарт от проявления садистской жестокости и извращенное сексуальное удовлетворение от мучений и предсмертных конвульсий беспомощной жертвы.

Молодой террорист, сам того не ведая, только что ткнул Стаса в след очередного чудовища, выбравшегося на охоту.

— Найди того, кто это сделал, — прозвучал над головой Стаса чуть дрожащий голос парня. — У тебя десять часов, чтобы достичь результата. Я должен видеть процесс и развитие следствия. Ты меня понял?

Роль последнего повелительного вопроса была показать Стасу, что у него нет выбора.

— А если я откажусь? — спросил Стас.

— Ты знаешь, что будет.

— А ты знаешь, что будет, когда вы начнете убивать захваченных вами людей?

— Только не пугай меня вашей спецурой, подполковник, — с показательным воинственным презрением воскликнул главарь террористов. — Я подстраховался на тот случай, если вы наплюете на жизни наших заложников.

— Неужели?

— Да. Если попробуете штурмовать, жертв будет гораздо больше, чем двадцать один человек. И лучше тебе не проверять мои слова на верность, подполковник.

Стас и не собирался. Он слышал по голосу, что «Алекс-1» не врёт.

— Такие дела не раскрываются за день или два, парень, — заметил Стас, закрывая папку с делом об убийстве Белкиной.

— Я знаю, — легко согласился террорист, — меня интересует… динамика и результативность. И каждые десять часов ты будешь звонить и отчитываться передо мной, подполковник.

Стас почувствовал толчок гнева внутри, но подавил его.

— Я буду ждать… — со зловещей насмешкой произнес парень, — и они тоже.

И он не выдержал. Стас все-таки обернулся, для того чтобы увидеть в открытой террористом двери людей, стоящих на коленях на полу. Они были раздеты до нижнего белья, их руки были связаны за спиной. Они были подчиненны и напуганы. Над ними, как палачи стояли двое вооруженных парней, с автоматами.

Стас перехватил выразительный и долгий взгляд молодой девушки. Её красные от слёз глаза глядели на него со слёзной мольбой. Он увидел худощавого мальчика лет десяти и перепуганную до ужаса светловолосую женщину лет тридцати двух.

— Спеши, — небрежно бросил террорист и с оглушительным стуком захлопнул дверь дома перед лицом Корнилова.

                                      ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресение, 22 марта. Примерно в это же время.

Мы парили под музыку, сливаясь в едином эмоциональном и вдохновенном порыве. Мне казалось, мы не скользили по льду, а летели над ним! Здесь и сейчас, под песню Leave a Light On, Тома Уокера, мы существовали за пределами этого мира, вне его границ. Мы были там, где не было правил и запретов. Была только музыка, сияющий белый лёд и наше легкое, как ветер, переполненное общим пламенным восторгом бесконечное движение! Мы плавно и изящно, подобно изменчивому и бесконечному течению воды, «перетекали» из одной фигуры в другую.

Мы были счастливы! Мы жили и горели! Мы оба царили в маленьком, но безграничном мире, в пределах ледовой арены.

Именно из-за этого я обожала свое фигурное катание! За эту уникальную возможность плыть, взлетать, взвиваться и парить, демонстрируя себя миру, через свои отточенные до идеала движения!

Мы завершили шикарной обводкой и, под финальные ноты, замерли после превосходного килиана.

Ощущая окрыляющую радостную одухотворенность, я счастливо и беззаботно улыбалась.

С трибун, которые занимала женская юниорская сборная по биатлону донеслись одобрительные хлопки.

Саша с готовностью дружелюбно помахал девчонкам. Я с усмешкой взглянула на него, мой партнер по фигурному катанию никогда не упускал случая получить дополнительные очки симпатии от женской половины зрителей.

Я легонько хлопнула его по бедру.

— Хватит пленять сердца фанаток, Саш, — шутливо бросила я, направляясь к выходу с арены. — Нас ждет Мег.

— В отличии от милых зрительниц, наша Мег от меня точно никуда не денется, — вздохнув, тихо проговорил Саша за моей спиной. — Сейчас опять наслушаемся замечаний.

— Не ворчи, — добродушно посоветовала я, — Мег делает замечания только по делу.

— … Или, когда мы не до конца идеальны.

— В её глазах, не идеальное исполнение — это, провальное исполнение, — ответила я. — И я с ней согласна. Не забывай, что на грядущем чемпионате Европы нас будут оценивать гораздо строже, чем другие пары.

— Ещё бы! — фыркнул Сашка. — На ком-то же надо отыгрываться за поражения на политической арене!

— Считай это нашим вкладом в благосостояние нашего государства, — тихо ответила я.

Мег ожидала нас, по обыкновению сложив руки на груди и напустив на себя грозный и надменный вид.

— Ну, допустим, неплохо! — с явной неохотой объявила она. — Но, в Генте, вас с таким исполнением, ещё на первых этапах отсеют! Произвольная программа у вас ещё, пока, далека от совершенства!

Тренер осуждающе качала головой и перечисляла наши недостатки:

— Алмазов, ты не попадаешь в ритм звучания и не докручиваешь прыжки! Это видно! Лазовская!

Упреки Мег звучали, как хлопки выстрелов. Именно так мы себя с Сашей и чувствовали, выслушивая её справедливые, но жестокие замечания – как, на расстреле. Даже на крупнейших соревнованиях, для нас Сашей важнее всего было не столько судейское решение, сколько мнение Елены Геннадиевны.

— Ника ты хороша, но иногда увлекаешься и спешишь, — недовольно вздохнув, раздраженно продолжила Мег. — И выполняя аксель, например, ты слишком сильно уходишь вниз, сгибая ногу. Я понимаю, что ты пытаешься быть осторожной, но в данном случае тебе следует выработать баланс, а не портить прыжок кривой куриной ногой!

Я молча кивнула, принимая замечание и чувствуя, как начинаю стыдливо краснеть.

Я никогда не обижалась на Мег за её комментарии, напротив я всегда была благодарна нашему тренеру, потому что она искренне переживает за и за наши успехи. И сейчас я воспринимала, все как должно, запоминая описанные Мег ошибки.

После тренировки я приняла душ, с наслаждением ощущая, как теплые струи воды, стекающие по моему телу, смывают вибрирующее напряжение в моем измотанном тренировками теле. Я любила это ощущение, оно дарило чувство удовлетворенности, что ты уже не зря прожила этот день, а куда-то и во что-то вложила свои силы и время. А это чертовски важно!

После душа, переодевшись я поспешила к выходу. У Лерки сегодня прослушивание на роль вокалистки в одной новой группе, и она попросила меня забрать Ладу, которая сейчас у своей подружки, на дне рождения.

Я посмотрела на часы и размеренно вздохнула, успокаивая себя. Времени у меня хватало с запасом.

Извлекая на ходу свои новенькие беспроводные наушники, я шагала к выходу. Двигаясь по просторному коридору с серо-желтыми стенами, я уже чувствовала набегающую волну скопившихся здесь воспоминаний. И музыка, в последнее время, была одним из лучших способов заглушить голоса беспорядочного хора воспоминаний, оседавших в моем сознании. Да и вспышки обрывочных эпизодов из жизни окружающих меня людей, тоже становились короче под музыку в наушниках.

Слушая голос любимой с детства Avril Lavigne, я вышла из здания спорткомплекса, остановилась на ступенях и глубоко с наслаждение вдохнула прохладный воздух молодой весны. Такой ясный и солнечный, пусть и холодный, март большая редкость для Москвы. В прошлом году ещё в середине апреля снег лежал, а в этом хотя бы в двадцатых числах марта солнышко появилось и зеленые почки на ветках деревьев. Во влажном все ещё морозном мартовском кислороде уже чувствовался живительный привкус неотвратимо наступающей весны.

Хоть я и фанатка зимы (в разумных пределах), больше неё, я, наверное, люблю именно весну. Лето тоже ничего, но температура за гранью двадцати пяти градусов меня, например, радует лишь где-нибудь в Южных странах и регионах. А вот промозглую и дождливую осень с унылыми и угнетающими грифельно-серыми тяжелыми сырыми небесами я, пожалуй, любила меньше всего.

Мысленно подпевая припев звучащей в наушниках песни, я слетела по ступеням вниз и бодрым шагом направилась к автобусной остановке.

Какого же было мое удивление, когда на этой самой остановке я обнаружила Дану.

Ту самую, что рассказала мне про действия фотографа-извращенца из студии «Perfection» и которая просветила меня насчет циничного спора Мирона.

Увидев меня, бывшая девушка моего парня, приветливо помахала мне рукой и растянула губы в улыбке.

От меня не укрылось, что улыбка у нее получилась нервной, натянутой, а движение рукой дерганными. Дана заметно нервничала.

— Привет! — слишком громко воскликнула она, когда я достала из ушей свои AirPods.

— Привет, — гораздо мягче ответила я.

— Я как раз тебя ждала, — объявила Дана.

Я чуть вскинула брови.

— У тебя что-то стряслось?

— А-а… ну-у… нет, — помявшись скомкано ответила Дана, — просто…

— Дана, прости пожалуйста, мне нужно забрать младшую сестренку Леры и отвести домой, — перебила я Дану. — Не хочешь составить мне компанию и заодно расскажешь, что хотела? Как тебе?

-Да, давай,-нервно дернув плечами, ответила Дана.

К этому времени, как раз подъехал нужный мне автобус, и мы забрались внутрь. Он был полупустой, мало кто ранним воскресным утром жаждет куда-то ехать.

— Понимаешь, — неловко начала Дана, когда мы уселись на одно из сидений. — я много и часто думала…

Я старалась сосредоточиться на её словах, с усилием отгоняя её воспоминания, которые проблесками молний сверкали перед глазами.

Я увидела, что Лана на прошлой неделе посетила ночной клуб, потом поссорилась с мамой, в школе она подралась с какой девчонкой и… прорыдала весь вечер, рассматривая старые фотки у себя в инсте. Ну, понятно. Кажется, я знала, что меня ожидает.

— Я вспоминала Мирона и наши отношения, — шумно и быстро тараторила Дана, — и я просто вдруг поняла, что… мне очень плохо без него. Понимаешь?

Она испытующе посмотрела на меня.

— Наверное, — осторожно ответила я. — Дана, прости, а зачем ты мне всё это рассказываешь?

Признаюсь, мне не очень хотелось слушать про их отношения с Мироном. Может быть я эгоистична, но мне было неприятно слушать подробности о прошлых отношениях моего парня.

— Ну, как же, — растерянно ответила Дана, — я думала ты поймешь… Я хочу вернуть его.

— К-кого? — заикаясь спросила я.

— Мирона, конечно, — пожала плечами Дана, с таким видом, словно я должна была и так догадаться обо всем.

Дана молча смотрела на меня, а я, пребывая в понятном шоке, также молча таращилась на неё.

— Ника? — спросила она. — Ты услышала меня?

— Д-да…— слабым голосом ответила я, чувствуя нарастающее неприятное волнение, — А-а как ты себе… всё это представляешь, Дана?

— Ну, как… Ты же моя подруга. Должна всё понимать. Поэтому ты его бросишь, чтобы мы с ним могли быть вместе.

Честное слово, в этот момент у меня буквально пропал дар речи! Я в шокированном немом изумлении, не веря своим ушам, глядела на Дану. А та, в свою очередь, смотрела на меня с откровенно невинным видом. Как будто она попросила у меня одолжить ей тетрадку или телефон, позвонить.

— Дана… — не без труда обретя возможность, говорить, произнесла я. — Прости, но ты не задумывалась, хотя бы на минуту, что мне дорог Мирон и у нас всё хорошо?..

— Ой, ну Ника, ну что у вас может быть хорошо? — с неприятным насмешливым скептицизмом спросила Дана. — Что ты ему можешь предложить? Гулять за ручку и поцелуйчики в кино, на последнем ряду? Не смеши меня. Мирон взрослый парень и ему этого мало, если ты понимаешь, о чем я.

Слова Даны поражали меня своим содержанием и беззаботной прямотой. А от прозрачного и довольно хамского намека касательно того, что я могу предложить Мирону, мне вообще стало жутко неудобно!

— Знаешь, Дана, мне кажется, если Мирон решит, что я ему не подхожу, он… — я на мгновение задумалась, подыскивая подходящее слово, — сам скажет...

— Да не скажет он тебе ничего, — скривилась Дана. — Ему тебя жалко! Вот он и продолжает играть в твоего парня!..

Слова Даны звучали возмутительно и оскорбительно. Я не могла понять такой разительной перемены в её отношении к Зубатому (фамилия Мирона). В прошлом году она сама мне рассказывала, какой он гад, что он её совратил, что воспользовался её состоянием и прочее, тому подобное. Она же ещё и меня предупредила про тот гадкий спор. А теперь уже считает, что Мирон не такой уж и плохой?

— То есть ты хочешь мне сказать, что Мирон со мной… из жалости? — я всё ещё надеялась, что неправильно поняла Дану.

— Господи! — всплеснула руками Дана. — Ну, это же очевидно! Это заметили все девушки друзей Мирона!

А-а… так вот откуда ноги растут. Я пришлась не по душе Инге и её компании. Значит, это они подначили Дану? Интересно, что я им такого сделала, что они предприняли столь радикальные меры?

Автобус остановился на моей остановке.

— Мне пора, — быстро бросила я и, встав со своего места, ринулась к открытым дверям.

Но Дана увязалась за мной.

— Так ты мне ничего не ответила, — напомнила она, догоняя меня.

Я шагала быстро, не глядя на нее, всем своим видом демонстрируя, что не желаю продолжать это разговор.

— Ника! — воскликнула Дана и тронула меня за плечо. — Так что ты скажешь? Ты оставишь Мирона? Да?..

Я резко остановилась, выдохнула и ощутила, как быстро и беспокойно запрыгало сердце в груди. Господи, ну какая же дурацкая получается ситуация! Я должна объяснять человеку, что совсем не собираюсь бросать парня, который мне очень нравиться и с которым мне хорошо, только потому что… кое-кто живёт прошлым или просто подвержен приступу зависти, что тоже вероятно.

— Вот что, Дана, — решилась я, — Мирон сам меня выбрал, и нам очень хорошо вместе… Я не понимаю, почему я должна его бросать из-за твоих внезапных и мнимых выводов или попытки выдать желаемое за действительное. А сейчас, прости, я спешу.

Я повернулась было прочь, но тут Дана, видимо потеряв остатки терпения, схватила меня за рукав моей черной косухи и с не девичьей силой развернула к себе.

Передо мной возникла другая Дана, с перекошенным от злости лицом и вытаращенными безумными глазами.

— Слушай, ты! — громко заявила она, сжимая рукав моей куртки. — Что ты меня не расслышала? Я тебе только что, максимально доходчиво и по-хорошему объяснила: ты ему не пара! Что тебе не понятно, дура белобрысая?! Я понимаю, что такая задрипаная заучка и забитая тренировками лохушка только и может, что мечтать о парне вроде Мирона, но ты ему не нужна! Ты че не понимаешь это?! В РЕАЛЕ?! Так заруби себе на носу или на другом месте: Мирон мой! Ясно тебе?! Я спрашиваю: ЯСНО?!

Повторяя свой вопрос она, каждый раз меня встряхивала. Дана была выше и покрупнее меня. Я понимала, что в физическом смысле мне с ней не потягаться. Да и потом, я в своей жизни ни с кем не дралась и вообще считаю недопустимой драку между девочками. Ничего не могу поделать, меня так воспитывали!

— Отпусти меня, — глядя в свирепые глаза Даны, спокойно произнесла я.

— Серьёзно?! — скривилась она со злостью. — А то что?!

Она с силой оттолкнула меня от себя, я, запнувшись и едва не упав, неуклюже отступила на два шага, качнувшись в сторону. Мне потребовалось взмахнуть руками, чтобы не упасть.

Ощущая подскакивающее чувство адреналина, я с опаской взглянула на Дану. Неужели она правда готова драться со мной из-за парня? Господи, да это же полнейшая дикость! Мы же люди, а не животные! Ну, что за бред! Ну, я понимаю, когда парни дерутся из-за девушки, так это у них в крови, но мы то не должны!.. Это же… Это же просто невероятно глупо и бессмысленно!

Дана уже надвигалась на меня с убийственными намерениями, когда в трёх метрах от нас, у тротуара, остановилась патрульная полицейская машина.

— Девушки, — из опустившегося окошка дверцы полицейского УАЗа выглянул мужчина в фуражке, — у вас тут все в порядке?

Он по очереди посмотрел на меня и на Дану. Мы глядели друга на друга, Дана сжигала меня взглядом, я вздохнула и посмотрела на офицера:

— Всё в порядке, спасибо.

С этими словами я развернулась и направилась прочь, к старой шестнадцатиэтажке, где жила подружка Лады.

Чувствуя на спине озлобленный взгляд Даны, я зашла в подъезд, поздоровалась с консьержем и вызвала лифт.

Пока я ехала на восьмой этаж в голове пронеслись десятка полтора эпизодов из жизни людей, когда-либо поднимавшихся на этом лифте.

Я увидела ссору двух мужчин, группу школьников, разрисовавших лифт косыми граффити и парня лет двадцати, который, нажав на «стоп» между этажей, что-то вводил себе в сгиб локтя.

Я, шипела от кривилась, как от боли, пытаясь прогнать настырные видения. Но этот бесконечный «хронометраж» из переплетающихся эпизодов чужих жизней потоком изливался в мое измученное сознание.

Выйдя на нужном этаже, я подошла к окну. Ощущая, как пульсируют вены на висках, я устало смотрела вперёд, вниз с восьмого этажа. Мне открывался широкий вид на уличные дворы, с аккуратно высаженными деревцами, и узкие вытянутые прямоугольники дорог. Закрыв глаза, я несколько раз глубоко вздохнула. Отзвуки только что пережитых воспоминаний ещё звучали в моей голове, но постепенно слабели.

Я открыла глаза. Воспоминания почти замолчали, почти. С годами я училась лучше переживать их и лучше контролировать собственное сознание. Хотя никакого спасения, от сотен видений, сводящих меня с ума, по-прежнему не существовало. Да и не будет никогда существовать, я в этом не сомневалась.

Я подошла к квартире, за дверью которой едва слышно звучал детский смех. Я улыбнулась, отчетливо расслышав голос Лады.

Я надавила на кнопку звонка, и через несколько секунд мне открыла женщина лет тридцати, в синем вязаном свитере и джинсах.

— Ты, наверное, Вероника? — спросила она и тут же кивнула. — Я тебя узнала, видела ваши с Алмазовым выступления на YouTube. Проходи.

Она посторонилась и пропустила меня внутрь.

Из открытых дверей гостиной доносился размеренный игривый мужской голос и детские смешки.

— А сейчас, — продолжал мужчина, — мы узнаем, кто из нас принцесса и скрывает волшебное колечко!

Я услышала радостный визг и оживленные хлопки детских ладошек.

— Ита-ак, — интригующе протянул мужской голос, — когда я скажу «Да, здравствует принцесса», та из вас, кто хранит кольцо должна выскочить вперёд из круга. А задача остальных удержать принцессу… Поняли? Готовы?

Маленькие девочки тут же с восторгом закричали в ответ:

— Да! Готовы!

— Да! Да! Да!

— Да! А знаю, кто принцесса!

Я улыбнулась, узнав в последнем голосе Ладу.

Хозяйка квартиры улыбнулась мне.

— Лада очень смышленая для своего возраста.

— Да, — с умиленной улыбкой, согласилась я.

Когда детская игра закончилась, и большая комната наполнилась девчачьим писком и смешками, в коридор вышел мужчина в костюме не то фокусника, не то волшебника.

Он был одет в покрытую блестками лиловую мантию и такого же цвета цилиндр, из-под которого торчали явно искусственные седые патлы.

— Спасибо, вам большое за прекрасное представление, — поблагодарила «волшебника» хозяйка квартиры.

— Да, ну что вы, — отмахнулся тот, — по-хорошему, это мне стоит вас благодарить. Давно так не веселился. У вас очень милая дочь. Э-э… если вы не возражаете, я немного тороплюсь…

— Да, да, конечно, — быстро заговорила женщина, доставая деньги. — Я же правильно помню, вам лучше наличными?

— Да, желательно, — вздохнул аниматор.

— Ника!!! — раздался знакомый крикливый голосок.

Я обернулась и увидела выбегающую из комнаты Ладу. Она выглядела так здорово и мило, точно маленькая фея! В превосходном лаймового цвета платьеце, с завитыми волосами и блестящими звёздочками на щеках.

— Привет, Лада! — я присела на корточки, и она бросилась ко мне, закидывая свои ручонки мне на шею.

От нее пахло детским шампунем и совсем чуть-чуть Леркиным парфюмом.

— Я выиграла конфетки! — радостно воскликнула Лада, торжественно потрясая блестящим пузатым пакетиком.

— Да, — усмехнулась я, глядя на её личико, — я так понимаю, ты уже успела попробовать свой приз.

Я достала влажные салфетки.

— Не двигайся, пожалуйста, — мягко попросила я девочку и аккуратно вытерла ей размазанное шоколадное пятнышко на левой щеке, возле губ.

Пока я помогала Ладе одеваться, она взахлеб пересказывала мне подробности игр, в которые они играли с дядей-волшебником.

Когда мы попрощались и ушли, младшая сестренка Лерки продолжила восторженный рассказ уже в лифте. Я добродушно слушала её, не перебивая и с восхищением глядя на ребенка, из которого ключом бил восторженный позитив и море пережитого счастья. Перед глазами у меня проносились её недавние воспоминания и это был тот редкий случай, когда видения дарили мне очень положительные эмоции. Если страшные, печальные или нейтральные эпизоды из жизни людей меня постепенно истощали, то такие, переполненными светлыми чувствами, счастливые воспоминания, наоборот придавали сил. Но их было мало, а те что иногда мелькали перед глазами, тонули в море удручающей рутины или пережитых кошмаров.

Мы спустились на первый этаж, перед выходом я поправила Ладе капюшон на куртке, и мы вышли из парадного.

Лада продолжала засыпать мне рассказом о празднике, когда я увидела стоящую неподалеку компанию подозрительных парней. Я бы может быть и не распознала в них угрозу, если бы рядом с ними не стояла сейчас Дана.

Я мысленно выругалась. Вот же неугомонная! Свихнулась она что ли?!

Больше всего меня сейчас беспокоило, что со мной маленькая Лада и я никак не могу позволить кому-то навредить ей.

Я было подумала свернуть с дороги, пока нас не заметили, но тут же раздался ехидный и злой голос Даны:

— И куда это ты собралась, а?!

Я остановилась, устало и раздраженно вздохнула. А ведь день обещал быть совсем неплохим.

Лада, с растерянным личиком посмотрела на меня, а потом на приближающуюся компанию из четырёх парней, во главе с Даной.

Нас быстро окружили. Я прижала перепугавшуюся Ладу к себе и посмотрела на Дану:

— Что с тобой происходит? Ты правда думаешь, что если ты со мной что-то сделаешь, то это чем-то тебе поможет?

— Да! — пробурчала Дана. — Потому что ты его не заслуживаешь! Не заслуживаешь, чтобы он…

Она поперхнулась от переполнявшей её злости.

— Что бы он так распинался перед тобой!.. Что в тебе такого, Лазовская?! Чем ты лучше меня, что он бегает за тобой, носит тебе цветы, водит в кино и рестики, и прямо порхает перед тобой?! А?! Чем ты лучше меня, я спрашиваю!!!

Она так заорала, что Лада перепугано вздрогнула возле меня и сильнее прижалась ко мне. Я начала сердиться.

— Прекрати, Дана! — строго сказала я. — Это уже переходит границы! Ты знаешь, что это уголовно преследуется?! Тебе уже есть шестнадцать, и ты легко можешь загреметь за решетку!

— Да никуда я не загремлю, Лазовская, — хмыкнув, пренебрежительно ответила Дана, — у меня отец судья, в областном суде!

Ну, что же это объясняет наглость и беспечность её поведения. Отчасти.

— Уверяю, он тебе не поможет, — холодно произнесла я.

— Проверим? — ядовито прошипела Дана. — А? Может, не будь у тебя такого смазливого невинного личика, Мирон и не захочет больше тратить на тебя свою жизнь? А?! Как думаешь?!

Я видела, как в её глазах лихорадочно дрожали блики света. И я в полной мере осознавала серьёзность её намерений, при всем опасном идиотизме её мотивов. Я посмотрела на непроницаемые каменные лица парней, которые окружили нас с Ладой. Ни в одном взгляде я не заметила хоть капли сочувствия или проблеска совести. Зато я обратила внимание на палки и арматуру у них в руках.

Они как будто на войну собрались! И с кем! Со мной и шестилетней Ладой?! Да что не так с этими парнями?! Где вообще Дана находит таких, простите, отморозков?!

— Короче, парни, — едко и злорадно ухмыляясь, проговорила Дана, — малявку не трогайте, а эту белобрысую нужно проучить, как следует…

Она ненавистно прищурилась, разглядывая меня.

— Личико ей нужно подправить, ну и, может, ноги сломать. Да, Лазовская?! Ты же не хотела по-хорошему…

Я отвечала ей осуждающим презрительным взглядом.

— Дана, подумай, что вы делаете, — отчаянно воззвала я к её совести и обвела взглядом стоящих вокруг парней.

Все пятеро были на голову выше меня и с одинаково равнодушными лицами. Неужели им правда всё равно? Неужели правда готовы искалечить меня?.. Вот просто так, потому что Дана им сказала или заплатила?

— Вам то это зачем? Вы же понимаете, что я не буду молчать и ваши лица я отлично запомнила?! Ради чего вы готовы…

— Рот захлопни, — беззлобно и хладнокровно вдруг сказал один из парней. — Дана сказала, что она с тобой пыталась по-хорошему поговорить, а ты что? Выеживаться начала!.. Сама виновата!

— Не кричи, — бесстрастно попросила я, обнимая перепуганную и дрожащую Ладу.

Чувство опасности и неизбежности нападения вселяло панику и осознание беззащитности. Ещё, как назло, ни полиции рядом, ни хоть каких-то прохожих! Как вообще могут быть пустые безлюдные улицы в таком густонаселенном городе, как Москва!

— Ника… — жалобно и испугано пропищала возле меня маленькая Лада.

Я крепче обняла её, прижимая к себе и намереваясь хоть как-то защитить. Но я понимала, что шансов против четырёх здоровых «шкафов» с палками, у нас с ней нет.

Происходящее казалось мне каким-то невероятным сюрреалистичным представлением! Я не могла поверить, что человек из чистой зависти и внезапной ревности может быть способен на такие безрассудные и жестокие поступки. Не поленилась же, нашла каких-то законченных отморозков… Хотя, она такое уже проворачивала, как раз во время поисков Романтика*(см. «Обнаженные розы»).

Я не знала, что предпринять. Парни стояли вокруг нас с Ладой и со злой насмешкой на лицах ухмылялись. Им нравилось, как затравленно и встревоженно я вертела головой по сторонам, не зная откуда ждать удара.

Один из них сделал вид, что замахнулся своей железной дубинкой. Я вздрогнула, сдавленно вскрикнула от испуга, в моих объятиях тут же испуганно закричала маленькая Лада.

— «Нет», — подумала я, сквозь бесконтрольный приступ паники. — «Я не могу позволить, чтобы Лада пострадала… Ладно, я. Но только не Лада, она ничего никому не сделала!».

— Как трясутся-то обе! — хихикнув довольно воскликнул один из парней.

Я услышала торжествующий смех Даны, и в этот миг я ощутила знакомое чувство, какое уже возникало во мне в минуты опасности. Это чувство зарождалось наравне со страхом и опасностью, явное и острое, оно внушало странную боевитую уверенность и внезапную волнительную легкость .

Я почувствовала, как дрогнул и резко изменился мир вокруг. Его оттенки, запахи и даже температура. Я судорожно вздохнула, когда ощутила возрастающую мощную пульсацию какой-то неведомой силы. Во мне как будто что-то разрасталось и пробуждалось от долгого сна. Что-то громоздкое, бестелесное и… бесконтрольное. Это нечто рвалось из меня, излучаясь через кожу, врываясь в этот мир и изменяя его.

— Блин, пацаны… — проговорил растерянно один из парней. —  А че так холодно-то стало?!! Бли-ин!!!

Он выронил арматуру, та с глухим звоном ударилась об асфальт. Я увидела, как он обхватил себя за плечи и задрожал всем телом. Он начал притаптывать на месте, из его приоткрытого рта вырвалось густое облачко пара.

Не прошло и нескольких секунд, как вся компания выронила свои палки, которые собирались пустить в ход, и затряслись от холода.

На их лицах появился неподдельный ужас. Никто не понимал, что происходит и почему относительно теплый мартовский день, вдруг сменился нарастающим крепким морозом. Дана тоже попятилась прочь, пугливо ежась от холода.

А с поблекших серых небес бесшумно хлынул густой снегопад.

— Да ну их нах!.. — крикнул один из парней, и они все вчетвером поспешили в ближайший подъезд, чтобы согреться.

— Эй! Вы куда?! — крикнула им вслед Дана. — Я вам за что плачу?!

— Да пошла ты!.. — последовал ответ, и компания замерзающих парней гурьбой умчалась в поисках спасительного тепла.

Дана в смятении посмотрела им вслед, затем перевела взгляд на меня, и лицо её вытянулось.

В следующий миг она развернулась и бросилась следом за отморозками, которых наняла.

Я с усмешкой посмотрела ей вслед и медленно задрала голову вверх. Серые небеса смотрели мне в лицо и дышали живительным морозным воздухом. Мне на щеки мягким холодным прикосновением упали несколько снежинок.

Удивительно, но почему-то я ни капли замерзала. Я чувствовала, что температура воздуха упала градусов на десять-двенадцать, если не больше. Но я не чувствовала мерзлоты, меня не трясло от холода, мне не хотелось в тепло. Мне было совсем не холодно! Напротив, мне стало как-то противоестественно легко, комфортно и хорошо! Рядом со мной тоненько и звонко чихнула Лада.

Я опустила взгляд, малышка тоже ежась от мороза ещё сильнее жалась ко мне.

Я быстро расстегнула свою косуху и накинула девочке не плечи.

Лада с благодарностью закухлилась в мою куртку, которая на ней смотрелась маленьким полупальто,  и обеспокоенно посмотрела на меня.

— Ника… а как же ты?

— Не переживай, — улыбнулась я и посмотрела на кружащие над нами плавные вихри снежинок, — я точно не замёрзну.

Откуда это я знала… Нет! Я чувствовала.

Я медленно огляделась.

Снег шел повсюду. Все улицы вокруг засыпало внезапно обрушившимся на столицу бурным снегопадом. В небесах не было и намека на солнце. Блекло-серые зимние тучи, сплошным непроницаемым покровом затянули собой небо над столицей.

Я увидела спешащих и даже бегущих по улицам людей. Нежданный снегопад застал врасплох многих прохожих, большинство из которых были одеты в ветровки, кожанки или вовсе в тонкие джинсовки. Никто не ожидал, что погода может перемениться столь радикальным и резким способом.

Я никак не могла объяснить это, но откуда-то я знала, что этот снег, эта внезапно нагрянувшая зима… всё это как-то связано с тем внезапном приливом пульсирующей внутри меня силы, которую я почувствовала в момент опасности. Всё это как связано со мной.

От этой мысли, глядя на разразившейся снегопад, становилось жутковато. Чувство необъяснимого щекотало сознание сумбурными пугающими догадками.

                                                        ***

На машине Uber я отвезла Ладу домой и еле-еле смогла отговориться от обеда, на который меня очень настойчиво приглашала Беатриса Константиновна, мать Лера и Лады.

На той же машине я доехала домой.

Подъезжая к родной мастерской моего дяди Сигизмунда, я увидела незнакомые автомобили у ворот.

Сиреневого цвета Rolls-Roys Phantom и два чёрных «Геллика». Я заметила на автомобилях чужие, не московские номера. Вроде бы эти машины были из Владимира, если верить значениям их номеров.

Ощущая отчетливое не хорошее предчувствие, я вышла из машины и направилась к воротам. Зайдя на территорию дядиной мастерской, я увидела нескольких мужчин в куртках и пальто, которые чадили сигаретами и поглядывали в сторону работников автосервиса «Пит-Стоп-Старт».

— Девушка, у вас есть планы на сегодняшний вечер? — прозвучал шутливый вопрос от одного из иногородних гостей.

Я бросила взгляд в их сторону, многие из них с любопытством оглядели меня с ног до головы. Я испытала пренеприятнейшее чувство, как будто оценивающие взгляды нескольких пар мужских глаз могли забраться ко мне под одежду и потрогать меня, везде где им вздумается. Меня передёрнуло.

Я ускорила шаг и зашла внутрь. В мастерской кипела работа.

Я поднялась на третий этаж, где находилась моя комната, кабинет дяди Сигизмуна и ванная комната.

Оставив сумку с вещами в комнате, я направилась в кабинет к дяди и тут же услышала чей-то громкий требовательный и хамоватый голос:

— Хватит, Сигизмунд! Мы оба знаем, что ты у меня в долгу! Когда ты возил кокс с Востока и попался ментам под Саратовом именно я тогда тебя и твою братву вытащил, после разборок! Забыл?

— Я ничего не забываю, Гудзевич…

Я так и замерла на полпути к дядином кабинету. Меня немедленно пробрал и охватил ужас.

Гудзевич?! Тот… Тот самый Гудзевич, от которого Стас спасал Диану Злотникову два месяца назад?! Что… Что он делает в нашем доме?! Что у него могут быть за дела с моим дядей?!!

— Тогда ты помнишь, что пообещала вернуть должок, когда бы я не пришел за ним, — услышала я неприятный, немного зудящий и ехидный мужской голос.мТы тогда отомстил за своих, Сига. Помнишь? И я тебя отмазал от местных ментов, иначе тебя с твоими друганами лет на двадцать закрыли бы, за то, что вы там натворили! Менты ты такого не прощают, ты это отлично знаешь.

— Тогда почему ты требуешь от меня, чтобы я помог тебе отомстить менту?

— Это другое, ***ть! — вскричал Гудзевич. — Я же тебе объяснил! Этот подонок покрошил моих людей и не дал мне отомстить за сына! И теперь я хочу отомстить! Я имею полное право получить расплату с этого, козла! С этого вездесущего подполковника Корнилова, чтоб его поездом переехало!..

— Не повышай голос в моем доме, Гудзевич! — рыкнул мой дядя.

— Виноват, — буркнул Гудзевич, — но и ты согласись: ты мне должен!

Затаив дыхание и млея от ужаса, не смея верить в услышанное, я боялась пошевелиться.

— Ладно, — наконец тяжело произнес дядя Сигизмунд. — И что ты хочешь, Гудзевич? Что именно?

— Я слышал, — медленно и зловеще проговорил Гудезевич,-у него есть красавица-жена и дочка, ровесница, твоей племянницы. Я хочу их, Сига. Хочу, чтобы ты доставил их мне.

Я ощущала глухие и частые удары сердца и как пульсирующий пекущий жар от накатывающего ужаса, пропитывает мое тело.

Я не могла, не хотела верить, в то что слышу. Но я тщательно вслушиваясь, с надеждой и мысленной мольбой ждала ответа моего дяди.

Он медлил. Но, наконец, ответил, прочно и наглухо похоронив мои надежды.

Я зажала себе рот от ужаса и зажмурилась.

Мир вокруг меня в который раз изменился. Только теперь это сделал мой дядя.