Когда УЧИТЕЛЬ становится хищником

Мой будильник визжит ровно в 5:45. Звук напоминает сигнал тревоги в больнице — резкий, безжалостный, вырывающий из сна как щипцами. Я не выключаю его сразу, позволяя вибрации пробираться под рёбра, пока пальцы не нащупают холодный экран телефона. Так начинается каждый мой день: темнота за окном, тишина в доме и это противное чувство, будто кто-то насыпал песка под веки. К шести утра я уже сижу за столом. Учебники аккуратной стопкой слева, конспекты справа, чашка зелёного чая без сахара — посередине. Мама говорит, что дисциплина важнее таланта. «Ты не гений, Луиза, — напоминает она, поправляя рамку с моим дипломом «Ученик года» на холодильнике. — Но труд сделал из обезьяны человека». Иногда мне кажется, она мечтает, чтобы я превратилась в робота: без эмоций, без ошибок, без лишних вопросов. Школа встречает меня запахом хлорки и старых парт. Кабинет химии на третьем этаже, физика в крыле, где окна не закрываются, литература в подвале с вечно сырыми стенами. Я двигаюсь по расписанию, как поезд по рельсам: алгебра, русский, биология. Учителя кивают мне, одобрительно щурясь: Морган — эталон, Морган — пример. Иногда их похвалы звучат как проклятия. Но всё меняется в 13:20. История. Кабинет 305. Он сидит на краю стола, когда мы заходим, закинув ногу на ногу. Костюм всегда идеален — словно сшит прямо на нём, чёрная ткань обтягивает плечи, подчёркивая то, чего не должно быть видно. Кристиан Уокер. Новый учитель, сменивший миссис Грэй, которая ушла в декрет. Говорят, он из Лондона, но акцент прячется где-то между русским и чем-то чужим, острым. Его глаза — странного серо-зелёного оттенка, как море перед штормом — скользят по классу, останавливаясь на мне чуть дольше, чем нужно. — Морган, — произносит он мое имя так, будто пробует на вкус. — Говорят, вы наше местное чудо. Класс хихикает. Я сжимаю ручку, чувствуя, как тепло разливается по щекам. Его взгляд тяжёлый, как свинец. — Открывайте учебники на странице 48. Сегодня говорим о Спарте. Он ходит между рядами, и от него пахнет не мелом или бумагой, а чем-то опасным: дорогим одеколоном с нотками дыма и кожи. Когда он проходит мимо, волосы на моих руках встают дыбом. — Спартанцы воспитывали воинов, — его голос низкий, будто бы предназначенный только для тех, кто сидит в первом ряду. — Но что важнее: дисциплина тела или разума? Он останавливается за моей спиной. Я не дышу. — Морган? — Д-думаю, они не разделяли эти понятия, — говорю я, слишком быстро. — Тело и разум… это единое целое. Он наклоняется, и его губы оказываются в сантиметре от моего уха. — Ошибаетесь. — Голос тише, интимнее. — Они ломали слабых. Выбрасывали их со скалы. Потому что знали: страх — это болезнь. Заражает сильных. Его палец касается обложки моего учебника, будто случайно задевая мизинец. Я дёргаю руку, как от огня. — Ваше мнение, Морган, пахнет наивностью. — Он отходит, и класс затихает. — Но я люблю… исправлять наивность. После урока я остаюсь, чтобы собрать портфель. Он стоит у окна, листая журнал. Солнечный свет падает на его руки — пальцы длинные, с тонкими прожилками, на безымянном серебряное кольцо с чёрным камнем. — Вам нравится Спарта? — неожиданно спрашивает он, не поднимая глаз. — Это… интересно. — Интересно, — повторяет он, и уголок рта дёргается. — Вы когда-нибудь задумывались, почему их женщины рожали в поле? Я молчу. — Чтобы ребёнок с первого вздоха знал: мир — это боль. Или ты подчиняешь её, или она сломает тебя. — Он закрывает журнал. — До завтра, Морган. Я выхожу, чувствуя, как дрожь в коленях превращается в что-то иное. Страх? Нет. Злость. Да, злость. Он смеет говорить мне, что я наивна. Смеет касаться моих тетрадей своими пальцами, которые выглядят так, будто никогда не держали ничего, кроме бокала вина или чьей-то кожи. Дома, за очередным конспектом, я ловлю себя на том, что пишу его имя на полях. Кристиан Уокер. Буквы выходят острыми, рваными. Я зачёркиваю их, пока бумага не рвётся. Мама заглядывает в комнату с тарелкой фруктов. — Ты побледнела, дочка. Устала? — Нет, — отвечаю я, пряча руки под стол. — Всё в порядке. Но это ложь. Потому что когда я закрываю глаза, то вижу его кольцо с чёрным камнем. И понимаю: сегодня, впервые за годы, я не сделала домашнее задание по истории.