Солнечный свет, пробивавшийся через жалюзи, разрезал класс на полосы света и тени. Я сидела за последней партой, пальцы нервно перебирали край учебника, где на полях его почерком было выведено: «Ты знаешь, чего хочешь?». Вопрос, заданный неделю назад, теперь горел в голове, как недогоревшая спичка. Кристиан стоял у доски, мелом выводил даты Французской революции, но его взгляд постоянно возвращался ко мне. Каждый поворот головы, каждое движение руки — всё будто замедлилось, как в предгрозовой тишине.
Одноклассники перешёптывались, бросая на меня косые взгляды. С тех пор как Эмили исчезла, шепоты стали громче, а расстояние между мной и остальными — шире. Даже воздух в классе казался гуще, словно пропитанным невысказанными обвинениями. Я впилась ногтями в ладонь, сосредоточившись на боли, ч
