Солнечный свет, проникающий сквозь жалюзи, разрезал лицо матери на полосы — светлые и тёмные, как её эмоции. Она сидела напротив меня за кухонным столом, сжимая в руках распечатанные фотографии. На них мы с Кристианом — его рука на моей талии у входа в мотель, его губы у моего уха в полумраке кинотеатра, наш силуэт за шторой в классе после уроков. Каждый снимок был ножом, вонзающимся в тишину. Отец стоял у окна, спиной ко мне, его плечи напряжены, будто готовые сокрушить всё вокруг.
—Это правда? — мать бросила фотографии на стол. Одна из них упала мне на колени — я смеялась, запрокинув голову, а его пальцы впивались в моё бедро под столом.
Я провела пальцем по своему изображению, вспоминая тот день. Мы ели мороженое в парке, и он сказал, что ваниль — вкус трусости. Потом слизал каплю с м
