Белое откровение

Восхитительное осквернение.

— Вш-ш, — зашипел принц, дёргая ногой, когда Чонгук прислонил мокрую тряпку к счёсанным ранам на коленях.

— Терпите, — тихо ответил он, усердно обрабатывая царапины. — И как только Вас угораздило, милорд…

Чимин ничего не ответил, лишь отвёл взгляд в сторону. Его лицо снова окрасилось этим неведомым Чонгуку выражением. Он, как бы сильно ни старался, не мог прочесть задумчивый взгляд принца, а докучать ему разговорами и расспросами хотелось меньше всего. В какой-то степени слуга осознавал всю тягость, что свалилась на плечи Чимина вместе с вестью о женитьбе, поэтому Чон не спешил осуждать его за ночной побег. Наверняка из-за плохого душевного состояния принц и вовсе не ведал, что делает, никак иначе его уход оправдать нельзя было. Какой нормальный человек будет ночью соваться в лес в полном одиночестве?

Чонгуков день прошёл в суматохе, присущей и всем предыдущим дням. С приездом королевы Ферелдена весь дворец поднялся на уши: солдатские латы начищены, каждый угол в замке вымыт слугами по нескольку раз, а столовое серебро сверкало ярче солнца. Чонгук подготовил одежду принца для занятий, а когда Чимин отправился в библиотеку, слуга приступил к своим обычным делам. Всё бы ничего, но минувшая ночь не давала чонгукову разуму расслабиться. Из рук всё валилось, он чувствовал себя максимально подавленным. В голове эхом звучали слова чародея.

«Мы не увидимся, пока твоя душа столь чиста»

И что это, чёрт возьми, должно значить? Он должен испачкать душу? Потерять чистоту? Заплевать свою невинность? Чонгук слишком много думал и, кажется, передумал дюжину вариантов, но от этого не становилось легче. Он ненавидел себя в первую очередь за то, что дал слабину и позволил магу разгадать свои намерения, позволил увидеть свою слабость, прочитать себя, обнажил перед ним свои чувства. Это не было сказано вслух, но чародей оказался настолько проницательным, что, вероятно, заприметил чонгуково неровное дыхание ещё в первую встречу. До того, как сам Чонгук смог это понять. Но, как правило, это было ошибкой.

Намывая пол в покоях принца, Чон сдувал с потного лба мокрую чёлку и сыпал проклятия на себя и вообще всех, на кого только поворачивался язык сказать плохое слово. Он думал о Тэхёне и сталкивался то с нежностью, что зарождалась под ключицами, то с непредсказуемыми вспышками ярости, когда хотелось схватить ведро и разбить его о ближайшую стену. Ничто так не сбивало с толку и не приводило в растерянность, как эти чёртовы «качели» на протяжении всего дня. Они создавали необычайное эмоциональное напряжение, которое Чонгук пытался выплеснуть, выполняя много физической работы.

Он думал о том, что больше никогда не позволит себе слабость говорить первым о своих чувствах. К сожалению, впоследствии это принесло только боль, к которой он совсем не был готов. С утра его лицо было похоже на разваренное тесто, потому что всю ночь напролёт он не мог остановить поток слёз. Чонгук долго плакал, а потом из-за нагнетающей неизвестности стал злой, как чёрт.

Он не понимал, что именно должен сделать, прокручивая в голове последний диалог с магом каждую свободную и даже несвободную минуту. Предаваясь воспоминаниям, он испытывал целую гамму чувств: растерянность, отчаяние, испуг, какую-то непонятную надежду. И было бы правильно добавить в этот список слово «влюблённость», но Чонгук не делал этого, потому что слишком злился.

Растерянность обычно побуждает к идиотским поступкам, вот и Чонгук пришёл к выводу: раз его невинность такая огромная помеха для всех, то, наверное, стоило бы поскорее от неё избавиться. Его намерения всегда были чисты, как слеза девственницы, поэтому, скорее всего, именно в этом была причина всех его бед.

Принц слишком вымотался за день, с головой погрузившись в занятия, поэтому почти не разговаривал с Чонгуком, пока тот подготавливал мыльню и менял постель после ужина.

— Холодно тут, как у ледяного великана в заднице, — пробурчал Чимин, кутаясь в толстое одеяло после водных процедур.

— Тогда я закрою двери на балкон, милорд, чтобы…

— Нет! — резко остановил его принц, но, заприметив свой резкий порыв, попытался выглядеть расслабленным. — То есть… Нет, не закрывай.

— Но Вы же только что сказали, что…

— Не важно, что я сказал, Чонгук, — строго произнёс Чимин, пряча от слуги лицо за горой подушек. — Оставь, как есть.

— Как пожелаете, — смиренно опустив голову, ответил брюнет, принимаясь гасить факелы. Спорить с принцем не было ни сил, ни желания, хоть и выглядел тот крайне подозрительно.

По пути в свою каморку Чонгук заглянул на кухню и умылся, вспоминая, выполнил ли все свои обязанности, дабы его никто не хватился посреди ночи или ранним утром. Дела были сделаны и, несмотря на усталость, мысли продолжали терзать чонгуков разум, не давая расслабиться. Отворив крышку на своём сундуке, парень достал со дна небольшой кожаный мешочек, перевязанный короткой верёвкой из овечьей шерсти, и сунул в карман. Сменив грязную рабочую рубашку на свой простенький тёмно-красный кафтан, он отправился потайным выходом из дворца в город.

Уотерполь — столица уотердипоского королевства, самый большой город на северо-востоке. В нём всегда царит такая атмосфера, будто этот город не подчиняется ничьей власти, а является вольным и растёт, как на дрожжах. Когда территория была захвачена королевской династией Пак, выгодное расположение рядом с горами, озёрами и океаном приглянулось первым людским поселенцам, и вскоре город начал строиться, а жизнь в этой местности забурлила. Вторая волна поселенцев пришлась на время спустя сто лет, когда на дальних землях разразилась война между югом и западом. Государственные запасы, центральное святилище и влиятельные семьи переехали из Ферелдена в перспективное поселение Уотердипа. Так и образовался этот чудесный город.

Чонгук всегда любил блуждать по улицам, наблюдать за жизнью вокруг и изучать город. Несмотря на то, что он исходил огромное количество мест, каждый раз он открывал что-то новое для себя. Чонгук родился в одной из близлежащих деревень, поэтому Уотерполь всегда казался ему пупом всего мира. Почти двадцать пять тысяч жителей, не считая гостей столицы. Каменные дома, мощёные улочки, морской порт, разные склады, две водяные мельницы, кузни, бойни, лесопилки, башмачное производство и вдобавок бесчисленное количество цехов и ремёсел.

Единственный во всём королевстве монетный двор, пять банков и одиннадцать ломбардов. Дворец и кордегардия — у Чона аж дух каждый раз захватывает. Ко всему прочему в городе огромное количество развлечений: эшафот, шестнадцать трактиров, зверинец, театры, два базара и два борделя. И храмы. Чонгук и не помнит даже, сколько их. Много. Но больше всего он всегда глядел на девушек в одном из кварталов. Не то, что перепачканные служанки во дворце, а умытые, ароматные и до одури красивые, бархат и шёлк, корсеты и ленточки, на каждом углу и под каждым фонарём. Они манят пальцами, очаровывают густо накрашенными глазами и влекут приятным запахом.

Чонгук и не заметил, как уже стоял у одного из борделей, коих в городе было два. Один, именуемый «Сладкая Аннеке», находился в дорогом престижном квартале неподалёку от дворца. Туда ходила вся знать, богатые купцы, предприниматели и прочая шушера, которая могла себе позволить снять девку за десяток золотых. Другой б*****ь, что носил название «Фиалка», располагался в бедном районе города и предназначался для людей с более низким статусом. Его посещали в основном солдаты, путники и среднестатистические горожане.

Чон ни разу не был в публичных домах, поэтому долго мялся, стоя у входа. У двери на крыльце стояли разноцветные свечи и были разбросаны искусственные лепестки цветов, будто зазывая и не давая пройти мимо. Он вздрогнул, когда два пьяных сослуживца, обнявшись, поднялись по крыльцу и зашли внутрь, громко переговариваясь и смеясь. Опустив руку в карман, Чонгук сжал ладонью мешочек с монетами и нахмурился.

«Мы не увидимся, пока твоя душа столь чиста»

Качнув головой, брюнет шагнул на первую ступень крыльца, а это значило, что пути назад у него уже нет. Глуша в себе крики здравомыслия, Чонгук потянул ручку массивной двери на себя и вошёл, тут же на некоторое время замирая. В ту же секунду его окружило огромное количество звуков и запахов. Неподалёку играли музыканты, на круглых деревянных стойках танцевали полуобнажённые девушки, за столами, уставленными едой и напитками, сидели как мужчины, так и женщины. В помещении стоял гул от разговоров, пахло различного рода пряностями и царила атмосфера похоти, которую Чонгук не признавал вовсе.

Оглядевшись, брюнет попытался взять себя в руки и натянуть более спокойный вид, отодвигая растерянность. За стойкой он заметил женщину в возрасте, разодетую в платья из дорогих тканей, лицо замаскировано под толстым слоем яркой косметики, чёрные волосы с проблесками седины были собраны в причудливую композицию с перьями и заколками. Чонгук сразу догадался, что это, вероятно, хозяйка борделя. Заприметив на себе взгляд парня, женщина посмотрела на него, прищуриваясь и внимательно изучая. На первый взгляд Чонгук не был похож на парня из прислуги, его вид говорил о том, что в карманах имеются деньги, поэтому хозяйка двинулась в его сторону.

— Здравствуй, милый, — чуть улыбнулась женщина, двигаясь вокруг Чонгука и внимательно его осматривая, будто акула заприметила добычу и кружила вокруг. — Я впервые вижу тебя в моём святилище.

— А вы всех своих посетителей в лицо знаете? — невольно хмыкнул Чонгук, чувствуя необоснованный прилив уверенности.

— Грех не запомнить такое сладкое личико, — мягко проворковала женщина, двинувшись к стойке, и махнула рукой, облачённой в шёлковую перчатку, призывая Чонгука следовать за собой. — И как такой очаровательный молодой юноша оказался в месте, где за любовь нужно платить? Разбитое сердце?

Чонгук опустил глаза, припадая к высокой стойке, и не спешил отвечать, сглотнув ком в горле. Женщина, не дождавшись ответа, чуть надула губы, окрашенные яркой красной помадой, и открыла огромную книгу, обмакнув кончик пера в чернила.

— И что же ты предпочитаешь, солнце? — после какой-то пометки она подняла глаза и уставилась на брюнета. — Девушки у нас все по одной цене. Есть парочка эльфиек, но они в два раза дороже, да и освободятся не скоро, а ещё… — она чуть наклонилась, подставляя ладонь ко рту для изоляции, — для совсем уж извращённых натур у нас есть наги. За отдельную плату.

Чонгук опустил бровь, вспоминая, кто такие наги. Кажется, это такие лысые слепые зверьки, он видел такого у одной из служанок. Некоторым нравится приручать нагов и держать в качестве домашних животных. Они послушны и слишком тупы, чтобы доставлять проблемы своим хозяевам. Вдобавок кому-то нравится писклявый голосок этих зверьков: они что-то среднее между визгом и хрюканьем. Чонгук сию же секунду сморщился от отвращения, когда до него дошёл смысл слов бордельмаман.

— Ах, да, рыжие у нас чуть подорожали, поэтому…

Чонгук задержал дыхание, осознавая, что он на самом деле творит. Он действительно находился в борделе и собирался заплатить за то, чтобы провести время с девушкой. Моргнув, парень убедился, что это не сон и впал в короткий ступор, потому что он действительно, чёрт возьми, делал это. Ему хватило смелости прийти в чёртов б*****ь и заплатить за чёртов секс.

— Я… Кхм… Я не уверен, — пробормотал он, вздыхая. — То есть, понимаете… Я ни разу не был в таких местах, так что…

— Какое очарование, — ахнула женщина, взмахнув руками. — Ты сама невинность.

— Н-наверное, — заикнулся он, когда уловил слово, которое уже болезненно отпечаталось у него на подкорке.

— Стало быть, тебе нужна мягкая и нежная особа. Думаю, Ютта или Шеала придутся тебе по вкусу, — мягко улыбнулась женщина, делая какие-то пометки в своей книге. — Каждая по двум серебряным, двоих могу уступить за три с ограниченным временем.

— Так дорого? — нахмурился Чонгук и буркнул, не подумав, через мгновенье невольно покраснев.

— Дорогуша, дешевле только девка под фонарём, — сморщилась бандерша. — А от них, скажу тебе по секрету, можно подцепить вшей. Мои девушки умыты и разодеты, как куколки, грех жаловаться.

— Учту, — тихо ответил Чон, чуть напрягаясь и отгоняя стыд.

— Подожди за столом, через минуту я приведу их, — проворковала женщина, громко захлопнув книгу.

Чонгук качнул головой и ринулся от стойки к ближайшему столу, присаживаясь и стараясь не глядеть на девушек, что изящно двигали бёдрами на высоких деревянных стойках, извиваясь в мягком зазывающем танце. На секунду ему захотелось схватиться за голову от осознания собственных поступков, но отказываться от этого было слишком поздно. Если он незаметно сбежит, то будет корить себя в разы сильнее, чем за то, что остался. Дабы отвлечь себя от едких мыслей, брюнет начал рассматривать посетителей «Фиалки». Это были разные люди, разных возрастов и чинов. Кто-то говорил, смеялся, пьянствовал или спорил.

— Ну чего, хочешь меня нахер послать? Милости просим, с**а, давай, — ругался какой-то пьяный мужик, одетый в солдатскую форму, со своим не менее хмельным товарищем. Видимо, у них состоялся какой-то спор. — Я тебя тогда тоже нахер пошлю, понял? Ну и чего? Обнимемся и вместе пойдём?

— Людям для жизни необходимы три вещи: еда, питьё и сплетни, — надула губы пожилая дама, разодетая во всё чёрное и похожая на вдову. — Эта идиотка вечно распускает всякую чушь…

— Дубина ты, я тебе так скажу: ежели кто тебе сегодня жопу лижет, завтра за неё и укусит, — еле проговорил пьяный мужик, похожий на бандита. На его колене сидела девушка, обнимая за шею и мягко хихикая. Чонгук поморщился. В голову ему пришло банальное клише «удручённая красавица», он с разочарованием мысленно покачал головой и вздохнул. Во всяком случае, не такая уж и красавица, да и особой удручённости незаметно, может лёгкая растерянность, не больше.

— Чего пялишься, молокосос? — рыкнул кто-то из толпы, а Чонгук не сразу понял, что обращались к нему. — Что-то бледный ты, как говно овсяное. Небось заблудился?

Чонгук не успел толком отреагировать, как из ниоткуда появилась хозяйка борделя, ведущая за собой двух девушек. Сглотнув, парень поднял глаза, рассматривая их. Черноволосую и кареглазую звали Ютта. У неё был красивый овал лица, да и сама она походила на какую-то Богиню из древних книжек. Лёгкий стан, облачённый в полупрозрачную белую ткань, молочная кожа и очаровательные веснушки на лице. У Чонгука проскочила мысль, что на вид ей не больше шестнадцати, поэтому он поспешил рассмотреть вторую девушку, именуемую Шеалой.

Девушка поразила его своей красотой в ту же секунду, как только он взглянул на неё. Локоны светлых волос волнами спускались на плечи, осиная талия перетянута чёрно-белым корсетом, рюши на шёлковых перчатках, длинные красивые ноги и уверенное выражение на очаровательном лице, кричащем о том, что она более опытная, нежели Ютта. Взгляд светлых глаз отдался болезненным кульбитом в груди, потому что Чон вспомнил важную деталь. Когда он впервые увидел светло-сиреневые глаза Тэхёна, то был очарован в то же самое мгновение, как и с этой девушкой. Он качнул головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Точно не здесь и не сейчас.

— Ну, что же, выбор, кажется, очевиден, — хозяйка растянула губы в лисьей улыбочке, заприметив на светловолосой девушке продолжительный чонгуков взгляд.

Когда Чонгук внёс половину платы в виде одной серебряной, девушка уверенно взяла его за руку и потянула к лестнице на второй этаж, где располагались комнаты. За две монеты ему полагалось полчаса, за дополнительную он мог продлить времяпровождение с этой прекрасной особой, но мысль о том, что ему хватит и десять минут, никак не покидала голову. Что ему делать оставшееся время? Нервно перебирая ступени, он чувствовал, насколько мягкие её ладони и совсем не был против ощутить их на своём теле.

Когда девушка прикрыла скрипучую дверь, Чонгук стоял посреди комнаты, не зная, куда себя деть. Кашлянув, он ощутил прилив неловкости и едва контролировал себя, чтобы не раскраснеться окончательно. Присев на край небольшой кровати, он оглядел комнату, которая была не столь большая, вмещала в себя полку со свечами, небольшое зеркало и ветхий на вид стул с кроватью.

— Ты заплатил деньги, поэтому, будь добр, обрати внимание на меня, а не на убранство комнаты, — хихикнула девушка, стоя перед ним. — Давай будем меньше разговаривать и займёмся делом, да?

Тонкими изящными пальцами она прикоснулась к белой ленточке на корсете, мягко за неё потянув и ослабив вещь. Чонгук сглотнул, ведь как бы сильно он не переубеждал себя, но готов к такому всё равно не был. Он вдруг почувствовал себя в ловушке похоти, но не своей, а чужой, потому что глаза девушки по-лисьи сощурились, она взглянула так, будто оценила Чонгука, пока стягивала с себя тугой корсет. Ещё через мгновенье перед ним предстала обнажённая белёсая грудь без всяких неровностей и растяжек, как у служанок. С нежно-розоватыми бутонами сосков и округлой формой она была действительно ровная и столь красивая, что у Чона пересохло в горле, когда он снова попытался сглотнуть.

— А ты действительно мил, — светловолосая прикусила край пухлой губы, двинувшись ближе. — Кажется, мне нужно взять всё в свои руки?