Когда солнце было зеленым

«В кино ходят, чтобы увидеть воплощение фантазий и снов в реальной жизни. Наблюдая за тем, как развиваются события в фильме, зрители проецируют собственные мечты на киногероев.» Уильям Индик Однажды в мрачном городе, где вороны были вместо голубей, жил-был юный детектив, что больше всего на свете хотел вернуть свое сердце... Как-то незаметно красные кружки, призванные выделить нужные статьи в газете, превратились в улыбающиеся рожицы. Юноша засунул за ухо карандаш и поднял газету, чтобы оценить свое творение. Рожица в нижнем левом углу некогда была полицейской хроникой, а та, что над ней — статьей о краже спиритической доски прямо во время сеанса. В красную рожицу превратилось и лицо некой Джоанны Ливинг. Еще была рожица: открытие новой кофейни и рожица благотворительная распродажа книг. Молодой человек улыбнулся, довольный проделанной работой, и дрожащей рукой подцепил чашку кофе. Правда, пока он занимался рисованием, напиток уже успел остыть, и пришлось заказывать новую порцию. Но деньги у него были, и он не замедлил ими воспользоваться. Стол, за которым он сидел, был небольшим и круглым, что несколько затрудняло ведение за ним каких бы то ни было дел. Зато стоял он рядом с огромным арочным окном, сквозь разводы на стекле которого можно было видеть почти всю улицу и клочок пасмурного весеннего неба. И потому он всегда садился за него, когда приходил сюда на завтрак и ланч. Юноша повернулся на стуле и кое-как сложил газету в карман пальто, висевшего позади него на раскидистой вешалке. Поместить ее туда полностью не удалось, и пришлось довольствоваться тем, что большая ее часть все равно торчала наружу. Официант принес новую чашку. Молодой человек кивнул и чуть не уронил на пол ту, кофе в которой уже остыл. Официант сделал вид, что ничего не заметил. Пока он убирал со стола, незадачливый художник отвернулся к окну и начал рассматривать прохожих, спешивших по своим делам. Все они были как на подбор хмурыми, словно их утренний кофе кто-то отобрал и вылил в мусорное ведро. Он еще какое-то время понаблюдал за ними, но потом заметил нечто, заставившее его подскочить со стула. Наградой за поспешность ему стала жгучая боль в колене и звон столовых приборов в ушах. — Я сейчас! — крикнул он официанту и, положив несколько купюр на стол, вылетел на улицу. Ветер обжег его лицо и взъерошил белесые волосы. Легкая рубашка прилипла к телу, которое и без того чувствовало себя так, словно его швырнули в ледяную прорубь. Молодой человек втянул голову в плечи и неуклюже перебежал через дорогу. Машина просигналила, спугнув пару воронов, и обдала мостовую клубами черного дыма. Прохожий, разглядывавший одну из вывесок, закашлялся и не заметил выросшую позади него долговязую фигуру. — Как жизнь молодая? — хлопнул его по плечу юноша и вместе с ним уставился на вывеску. Прохожий закашлялся еще сильнее и чуть не выронил сумку, раскачивавшуюся на его плече, как на качелях. — Нормально. — ответил он простуженным голосом. — Сам ты как? Солнце, ненадолго выскользнувшее из облаков, как по заказу высветило серебряные буквы. «Детективное агентство Финеаса Флэнна». Виновник торжества скромно потупился, но тут же встрепенулся и потянул друга к окну. — Зачем ты меня туда тащишь, я и так все вижу, молодец, чего уж тут скажешь. — заворчал парень, которого звали Мартин О’Бриан, но все же пошел за ним. — Да смотри же ты. — Куда? — Там, в углу. Минутой позже Мартин отошел от окна и поправил сползшую с плеча сумку. — Женщина в черном что-то печатает. Может, мы все же зайдем в подъезд, жуть как холодно. — сказал он. — Она работает на меня, представляешь, у меня теперь есть секретарша. Радость новоиспеченного детектива было не под силу выстудить ни погоде, ни дурному настроению собеседника. — Так мы зайдем внутрь или нет? — спросил последний. Финеас покачал головой. — Не будем ее отвлекать. Давай лучше в кофейне пока посидим. — Ладно. Они устроились за тем же столиком. Мартин водрузил сумку на подоконник и стряхнул с плеч затасканный мундир. Выглядел он, в общем-то, неважно, хоть и был ровесником Финеаса. Потрепанный вид, синие круги под глазами и как минимум трехдневная щетина, грозившая перерасти в настоящую бороду, состарили его до срока. Заглянув в меню, он стал сутулиться еще сильнее, что не укрылось от внимания юного детектива. — Если хочешь, я могу заплатить. — сказал Финеас. — Нет, не нужно. — замешкался Мартин. — Хотя… Это было бы очень кстати. Я тебе на днях верну. — Да ты чего опять начинаешь, в этом нет никакой проблемы. — Спасибо, друг. Понемногу Мартин начал оттаивать: взлохматил слипшиеся от мороза волосы, прикурил от зажигалки, подставленной официантом, и задумчиво улыбнулся собеседнику. — Я так рад, что ты вернулся. — сказал Финеас. — Я тоже, я тоже… — задумчиво протянул Мартин. — Чем теперь займешься? — Поищу что-нибудь, чай не маленький. А ты, я погляжу, все-таки решил поиграть в детектива. — Проклятие на мои седины, только не начинай опять. То, что я бросил лицей, вовсе не означает, что мне нечем заняться. И вообще… Ты хоть читал криминальную хронику? — М-м-м… И сколько? — «И сколько» что? Мартин подался вперед и выдохнул клубы сизого дыма. — И сколько же дел ты раскрыл, гений? Финеас задумался и отпил немного из чашки. Похоже, что мысли, бродившие в его голове, были настолько интересными, что о вопросе друга он забыл. Официант принес завтрак, состоявший из яичницы и тостов с малиновым джемом. Мартин удовлетворенно вздохнул и принялся за еду. — Я раскрыл то дело. — Да неужели? Мне напомнить, что преступник тогда уже с повинной пришел. И не к тебе, а к миссис Ливинг. Да ладно тебе, не бери в голову. Лучше посмотри, что у меня есть. Мартин отложил вилку в сторону и извлек из кармана куртки два зеленых билета. Финеас потянулся к ним, но Мартин спохватившись отдернул руку. — Только с названия не смейся. Не слушая его, юноша выхватил билеты и прочел вслух. — «Опаленные солнцем любви»? Серьезно? — захохотал он и положил билеты на стол. Мартин уткнулся носом в тарелку. — Девушка, которую я хотел пригласить, мне отказала. А я как идиот последние деньги… Потратил. Подумал, вдруг ты захочешь сходить. — Знаешь, если бы я был той девушкой, то тоже бы отказал. Мартин снова закашлялся. Финеас схватился за чашку, так и не поняв до конца, не обидела ли друга его эта неуместная реплика. Билеты Мартин спрятал в карман. А за окном очередной порыв ветра вырвал зонтик из рук пожилого господина и со всей силы приложил его к витрине кофейни. Не господина, конечно же, а зонтик. Мартин вздрогнул и чуть не выронил вилку. Красные рожицы с газеты оскалились еще сильнее. И только Финеас снова развеселился, словно услышал отличную шутку. Они уже стояли рядом с дверью, когда спор вспыхнул с новой силой. Даже вороны, сидевшие на мусорных баках, перестали трепать бумажки и уставились на них своими блестящими черными глазками. Финеас поправил черный котелок, постоянно сползавший на глаза и продолжил затянувшийся спор. — Да будет весело, ты чего. Помнишь, как мы твой портфель искали в лицее? — А ты помнишь, что у меня по криминалистике было, и вообще… Ты не хуже меня знаешь статистику, столько детективов умирает каждый день. — стоял на своем Мартин. — Мне нужен напарник. — Тебе нужно хотя бы одно дело. — Дело, говоришь? Да оно уже наверняка меня ждёт, причем такое, что без напарника никак не справиться. Совсем. Намек понял? — Ладно, хочешь поспорить, давай поспорим: я пойду к тебе работать, если там за дверью действительно будет ждать дело, а если нет, то с тебя поход в кино. Устроит? — Еще как. На этом месте Финеас коварно улыбнулся, снял шляпу и решительно вошел в просторную приемную с кожаным диваном, занимавшим чуть ли не все свободное место. Остальное же было отведено под книжные полки и стол секретарши. На какую-то секунду Мартин вообразил было, что там за дверью его встретит невероятной красоты девушка, которой он поможет вернуть утраченное наследство, восстановить доброе имя или избавить от проклятия… Впрочем, реальность оказалась куда как более прозаичной: внутри его ждала лишь сурового вида секретарша, обладавшая невероятно тяжелым взглядом, не желавшая вернуть ни утраченного наследства ни своего доброго имени. Потупив взор Мартин с запозданием подумал, что она и проклясть бы смогла совершенно бесплатно. — Добрый день, мисс Немаль, я уже говорил, что вы сегодня само очарование? Ну так скажу еще раз. Кстати, у вас есть что-нибудь для меня? Мисс Немаль убрала гадальные карты в бархатный мешочек. Словно фокусник, она извлекла бумажку из воздуха и протянула ее Финеасу. Мартин согнулся, получив тычок локтем в бок. И только юный детектив сиял, как начищенный пятак, помахивая долгожданной бумагой. — Был посыльный от вашего брата. Сказал, что книги приехали, но забрать их вы должны лично. Там все написано. Голос женщины был безжалостен, как ветер за окном. Теперь уже улыбался Мартин. — Спасибо, мисс Немаль. — сказал Финеас и рухнул на диван. — Я же говорил. — произнес Мартин одними губами и затем добавил нормальным голосом: — Сегодня в шесть на Стоун-сквер. Не опаздывай. Финеас кивнул. Дверь захлопнулась. В воздухе повис звон крошечного колокольчика, но и он тоже не мог длиться вечно. В конечном итоге наступила неловкая тишина. — Почему никто в этом городе не нуждается в моих услугах? — спросил Финеас у пустоты. — Они предпочитают иные методы, мистер Флэнн. — ответила мисс Немаль вместо пустоты. — Какие? — Сделать неправильные выводы, у***ь, раскаяться, сесть в тюрьму или обратиться к тому, кто выглядит, как настоящий детектив. — Уныло. — Согласна. Финеас потянулся и вскочил с дивана, снова нацепив улыбку на лицо. Секретарша опять достала карты и, отодвинув печатную машинку, начала делать новый расклад. Юноша наблюдал какое-то время за движением ее проворных рук, похожих на бледных пауков. Карты ложились на стол с тихим шорохом, не оставляя ни малейшего шанса для ответов, так и норовивших ускользнуть сквозь пальцы менее опытных гадателей. — Прочел в газете, что у одного медиума на днях похитили спиритическую доску. Прямо во время сеанса. — Дилетанты. — небрежно обронила женщина, не отвлекаясь от карт. — Я бы взялся за это дело, но та леди предпочла его замять. Эх… Ладно, пойду выведу мистера Фрейда. Мисс Немаль кивнула, не поднимая глаз. Финеас прошел мимо ее стола в свой кабинет и взял поводок с кофейного столика. В кабинете была еще одна дверь, выходившая в подъезд, украшенный потрепанной довоенной лепниной и затертым багровым ковром. Перепрыгивая через ступени, Финеас взлетел на второй этаж, на котором располагалась его уютная квартира. Уютная в понимании ее хозяина. При виде всех этих вещей, любовно разложенных по многочисленным полкам и шкафчикам, у рядового обывателя случился бы приступ клаустрофобии. Обстановка квартиры умудрялась сочетать в себе несочетаемое: абсолютный хаос и неукоснительный порядок. Так в цветочных горшках нашли свое пристанище полчища пуговиц, а стойка для зонтов была отдана в распоряжение холодного оружия. В хлебнице хранились книги, которые он читал за завтраком, а на балконе миски с едой для воронов и других птиц. Заинтересовавшие же его газетные вырезки практичный детектив накалывал на оленьи рога, висевшие над камином. Но, несмотря на все это обилие диковинных вещиц, во всей квартире детектива не нашлось места ни для фамильных портретов, ни для памятных фотокарточек. У порога лежал белый слюнявый бульдог, с упоением грызший новые ботинки своего хозяина. Финеас почесал собаку за ухом и пристегнул поводок к ошейнику. Сложнее всего оказалось уговорить упрямого пса оставить ботинки дома, но уж тут мистер детектив был неумолим. На улице было все еще пасмурно, но мистер Фрейд отчаянно рвался исследовать городские джунгли. Хотя бульдог и не подозревал, что с самого начала его хозяин преследовал иную цель, которая не сводилась к тому, чтобы выгулять его сиятельную персону. Его ничуть не смутил и тот факт, что сегодня утром он уже выходил на улицу. Но мысли о палках и непуганых котах затмили для него все. И в этом он не слишком-то отличался о других, мнивших себя центром вселенной существ. Минуя выщербины в булыжной мостовой и неправильно припаркованные велосипеды, Финеас бодро зашагал по улице. Чем дольше он шел, тем сильнее звучал гул моторов и громче становились голоса людей. В воздухе пахло фиалками, пирогами и бензином. Ароматы эти в совокупности своей были не слишком приятны, но до невозможности родны. Лошади, которые за последние годы почти исчезли с проезжей части, ныне украшали вывески питейных домов. И где-то среди них затесался книжный магазин, в котором больше всего на свете ненавидели книжную торговлю. Найти это странное местечко было возможно, только если вы уже знали, где оно находилось. Ни вывесками, ни витринами, кишащими книгами, потенциальных покупателей оно не баловало. Точнее, одна витрина все-таки имелась в наличии, но стекла ее были столь грязны, что различить что-либо за ними было положительно невозможно. Финеас с трудом отворил дверь, чуть не свалив стопку книг у входа, и с еще большим трудом затащил внутрь упиравшегося пса. Мистер Фрейд отчаянно не любил запах алкоголя и когда все-таки оказался внутри выразил все свое собачье презрение тем, что чихнул на валявшуюся на полу книги а потом чихнул снова. Уже от пыли. — Оливер, это я. — сказал Финеас. — Закрыто. — ответили из темноты. — Но ты же сам позвал… — Ты опоздал. — Ты не указал время. — На целый час опоздал! Темнота расступилась, явив взору Финеаса насупленного господина с книгой в одной руке и бокалом вина в другой. — Никаких собак. — сказал мистер Флэнн и, споткнувшись о книги, валявшиеся на полу, рухнул прямиком в кресло. Впрочем, этот конфуз его ничуть не смутил. Он всегда отличался от других людей своей невозмутимостью, доходившей до абсурда. И сейчас разве что вино в бокале колыхнулось чуть сильнее, но даже пролейся оно, настроение джентльмена это бы ничуть не испортило. Оно и так было ужасным. — Почему ты не был на службе, у тебя, что родителей много? — спросил Оливер. — Слушай каждый год одно и тоже. Это им никак не поможет, и вообще я занят был. — «Занят» и «ты» — это две несовместимые вещи. Хоть мне-то свои сказки не рассказывай. — Вообще-то я твое дело раскрывал. — сказал Финеас, пытаясь устроиться в кресле, но то опасно накренилось, и ему пришлось остаться стоять на ногах. — Дело? Какое дело? Оливер положил книгу на колени и задумчиво почесал разросшиеся темные бакенбарды. Выглядел он при этом как младенец, которого вместо молока поили вином. Милый, но буйный младенец с весьма ядовитым языком. Финеас содрогнулся, в который раз поражаясь, откуда в его голову лезли столь дикие сравнения, но все же ответил брату. — Твой кот теперь поселился в цветочной лавке в квартале отсюда. Кажется, кто-то забыл закрыть дверь. Оливер брезгливо смахнул пылинку с кишащего пылью кресла и, допив вино, поднялся на ноги. — Это на что это ты намекаешь… — Да ни на что. Кстати, ты покажешь мне те книги? Мог бы и с посыльным прислать их. Оливер качнулся и положил руку на стопку книг, перевязанную серой бечевкой. Единственную стопку, на которой еще не было пыли. Финеас погладил по голове нервничавшего бульдога и выписал чек. Оливер засунул бумажку в карман и многозначительно покосился на входную дверь. Юноша по привычке убрал карандаш за ухо и протянул ему руку. Оливер вытер свою о пиджак и похлопал брата по плечу. На том и расстались. Покинул магазин он чуть ли не быстрее Финеаса, сославшись на то, что нужно купить еще вина, иначе в такую сырость ему не выжить. И юноше лишь оставалось покрепче схватиться за бечевку и надеяться на то, что в отсутствие брата магазин «Фаолеан и К» никто не ограбит. И вот так всегда… С самого детства и до этих странных дней. От невеселых мыслей его отвлек мистер Фрейд, вздумавший облаять дерево, на котором сидело несколько воронов. Юноша сделал ему замечание, и пес сел, уставившись на него своими все понимающими очами. Ему одному Финеас мог не читать лекций о своей занятости и методах расследования и вместе с тем быть уверенным в том, что мистер Фрейд исполнит любую его команду: от доставки газет, до розыска беглых котов. — Да он мне как сын! — донеслось из цветочной лавки. — Да я ему как отец… Финеас ускорил шаг и покрепче схватился за поводок. От густого цветочного аромата, усиленного дождем, начала болеть голова, но даже этому препятствию оказалось не под силу унять деятельную натуру начинающего детектива. Домой они вернулись еще до обеда. Мистер Фрейд устроился на своей лежанке и начал деловито догрызать обувь, что юноша по рассеянности своей снова забыл убрать. Финеас нашел конвертный нож в форме пера и разрезал бечевку. Немного подумав, он перенес книги в кабинет на первом этаже, где уже лежала сегодняшняя газета с рожицами. Разложив их на столе, обитом зеленым сукном, он придирчиво изучил обложки, нуждавшиеся в основательной починке. Дешевая печать начала века, сломанные корешки, желтые страницы — книги представляли собой печальное зрелище. Но, тем не менее, они были почти единственными в своем роде. Даже в императорском лицее осталось лишь несколько экземпляров. Хотя их библиотека была практически единственной, что уцелела после памятного пожара, произошедшего еще до Великой Освободительной Войны. Изучал их Финеас так внимательно, что искренне удивился, когда часы на стене пробили сначала четыре, а потом пять часов. И только спустя добрых полчаса он вспомнил, что уже должен был быть в совершенно ином месте. Еще столько же ушло на то, чтобы найти хотя бы одну уцелевшую пару ботинок. Мисс Немаль уже ушла на встречу с одним из своих таинственных клиентов, жаждущим узнать собственное будущее. Желательно, счастливое. Финеас кое-как закрыл дверь, то и дело роняя ключи в собравшуюся у порога лужу. Заледеневшие от стужи пальцы почти не слушались, даже когда он попытался согреть их своим дыханием. Газовые фонари уже успели зажечь, хотя еще было достаточно светло. Финеас спрятал ключи в карман и побежал в сторону трамвайной остановки, на которой уже столпилась стайка таких же замерзших прохожих. Саму же остановку почти не было видно за толстым слоем объявлений. В этот час Стоун-сквер и без него был переполнен праздными гуляками, пребывавшими в поисках дешевых развлечений. Студенты танцевали прямо на лужайке, рядом валялась табличка с перечеркнутым человеком. Какой-то бродяга играл на медной трубе модный ныне мотив. Финеас бросил несколько монет в футляр музыкального инструмента и отправился на поиски Мартина. Его он нашел у входа в кинотеатр прямо под желтыми огнями вывески. Черные буквы над ним гласили, что сегодня показывают две кинематографические картины: «Опаленные солнцем любви» и «Оборотень для красотки». Чуть ниже на уровне глаз располагались и сами постеры фильмов. Стиль у них был один, а вот цветовая палитра отличалась. В солнце томная бледноликая красавица курила на фоне каких-то коричневых руин, в которых маячила тень монстра, а в оборотне скалящаяся голова зеленого чудовища зависла над машиной с влюбленными наподобие луны. Мартин курил, мечтательно разглядывая эти произведения никому неизвестных художников, и думал о чем-то своем. Финеасу стоило лишь раз взглянуть на скалящийся лик оборотня, как его разобрал приступ неконтролируемого смеха. — Смейся, смейся. Картина что надо, — сказал Мартин и потянулся за новой сигаретой. — И вообще-то ты опоздал. — Прости, но ты же знаешь: я ничего в этом не понимаю. Они как-то странно на него реагируют. Я бы обрадовался, если бы встретил настоящего оборотня. — Даже если бы он захотел тебя сожрать, гений? — Во-первых не факт, а во вторых я бы ему рассказал тысячу и один способ избавиться от шерсти на одежде, и он бы мне за это лапу пожал. — Ты неисправим. — засмеялся Мартин. — Стараюсь. Финеас хотел было еще что-то сказать, но Мартин лишь рукой махнул, показывая, что сейчас не время и не место для подобных дискуссий. — Пошли, уже пускают. — сказал он и потянул Финеаса за рукав. И правда: толпа вдруг уплотнилась, уловив приближение швейцара в смешной цилиндрической шапочке с золотой вышивкой на вытертых рукавах пиджака. Напряжение нарастало. Расшалившийся ветер почти оторвал один из постеров от стены, но никто этого уже не заметил. Одна из стеклянных дверей торжественно распахнулась, обдав зрителей потоками теплого воздуха. У гардеробной стоять пришлось долго: и джентльмены, и леди спешили явить миру свои выходные наряды, ничуть не считаясь с желанием других джентльменов и леди пробраться в буфетную. С тяжелым вздохом юноша отдал свою драгоценную шляпу гардеробщику, едва удержавшись от прощального печального взгляда на свое сокровище. Юноша не смотрел кинокартин уже давно. Так давно, что на его памяти к кино относились еще как к ярмарочному развлечению, которое не могло даже рядом стоять с великим искусством театра. Сейчас, впрочем, к нему относились точно так же, с той только разницей, что фильмы теперь показывали не на ярмарках, а в зданиях бывших театров. Злая ирония царствовала и здесь. Оказавшись в помещении, Финеас почувствовал знакомый запах попкорна, напомнивший ему о тех временах, когда они с братом сбегали из гимназии и, пролезая под шатрами, зайцами смотрели фильмы о бесстрашных полицейских и благородных рыцарях. Попкорн здесь продавали в бумажных полосатых пакетиках: соленый и со вкусом карамели. Финеас выбрал карамельный, а Мартин остановил свой выбор на соленом. Протягивая билеты контролеру, попутно дожевывая свою соленую порцию, Мартин выглядел почти счастливым, хоть и все еще донельзя потрепанным. — А если подумать? — спросил Финеас, воспользовавшись случаем. — Нет, это ты проиграл спор, а не я. — А давай еще раз поспорим, зачем мелочиться? Мартин лишь вздохнул и ничего не ответил. Они нашли свои места с первой попытки. Финеас повертел билет в руках. На обратной стороне чернела надпись: «Билет на сеанс возврату не подлежит». Хоть пьес под этими сводами не ставили уже давно, все вокруг еще дышало той атмосферой театральности и шика. Обитые красным бархатом кресла, пустая сцена, возвышавшийся над ней мерцающий белый экран, музыканты в черных фраках, настраивавшие свои сверкающие инструменты. Финеас откинулся в кресле и воззрился на потолок с нарисованными на нем ангелами, глядевшими на него с небес. Местами золото облезло, а от розовых облаков и некогда белоснежных крыльев откололись кусочки краски. Впрочем, как следует полюбоваться на это творение мастеров прошлого ему не удалось. Свет погас, зал наполнили звуки хруста и скрипения стульев. Но было среди них и что-то еще, а именно едва слышный стрекот кинопроектора. Грянула музыка, экран вспыхнул белым, и появились вступительные титры. По залу поползли завихрения сигаретного дыма, так похожего на туман. В руках у Мартина тоже оказалась сигарета, в широко распахнутых глазах — восторг человека, видящего сны наяву. Медленно на экране выплыла далекая пустыня и человек, завернутый белый балахон, воздел руки к небу. На интертитрах, последовавших за ним, была надпись, что он возносит хвалу солнцу. Финеас вздохнул и закинул в рот еще одну порцию попкорна. Это будут очень долгие два часа. Показались остальные жрецы. Очень долгие два часа. Люди вскрикнули, когда обмотанный тряпками монстр схватил героиню в руинах храма. Попкорн закончился слишком быстро, и Финеас принялся следить за тем, как кобура револьвера на бедре девушки постоянно меняла свою форму и размер из-за небрежности художника по костюмам. Но потом все его внимание переключилось на Мартина. Тот подался вперед, когда героине предстояло отбиться от десятка вооруженных до зубов злодеев. Со стороны это выглядело так, словно он хотел помочь той странной женщине с чересчур бледным лицом и чересчур тонкими бровями. И в этом своем устремлении он не был одинок. Зал дружно охнул, когда проклятие настигло юную деву. Некоторые особенно впечатлительные зрители даже полезли украдкой вытирать глаза. Но, по мнению детектива, девушка на руках возлюбленного умирала уж слишком долго. На экране появились черные титры. «Я буду любить тебя, пока не остынут звезды». Музыка стала тише, герой, потрясая руками, кричал на небо, но вдруг кадр сменился. На горизонте зажглось пронзительно яркое солнце. Затем появился крупный план лица девушки, медленно открывшей глаза. И музыка торжествовала вместе с рассветом. Финеас обернулся, чтобы обозреть масштаб трагедии: все сидели как на иголках, но, как только включили свет, дружно сделали вид, что ничуть не взволнованы, и вообще, это даже ненастоящее искусство. И все ушли, и свет снова погас, оставив ангелов наедине с валявшимся на полу попкорном. — Вот это да… Вот это, брат мой, и есть настоящее искусство, — мечтательно протянул Мартин, затягиваясь сигаретой. Казалось, что в его глазах еще можно было разглядеть отпечаток образа главной героини. Финеас вернул меню официанту и поправил столовые приборы. Они сидели в глубине ночного кафе среди таких же гуляк, развалившихся на цветных скатертях. Шипящий и плюющийся граммофон нехотя воспроизводил отрывок из оперы Вехцентера «В царстве фей». И было во всей этой обстановке что-то от мира этих самых фей: что-то нереальное, жуткое, но прекрасное. Волшебное. Может быть, именно так на людей действует кино? Финеас закрыл лицо руками. Голова нестерпимо болела, но сквозь эту боль он различил, что Мартин заказал себе абсент. Сам он ограничился кофе с лимоном, горьким, но бодрящим. — Тебе же завтра работу искать, уверен, что хочешь пить? Мартин усмехнулся и с какой-то злой решимостью стащил с себя кепку. — Да не найти мне работы, гений. Знаешь, они мне какую справку выписали? Да меня с такой красотой ни один уважающий себя работодатель не примет. Сказав это, Мартин размотал шарф, показав багровый след, змеей обвивший шею. Взгляд его был взглядом затравленного зверя, но потом перед его носом очутился бокал с мутно-зеленой жидкостью, и наваждение спало. Положив изрешеченную дырками ложку на граненый бокал, он водрузил на нее кубик сахара и осторожно залил все это дело холодной водой из специального графина. — Я скучал по тебе. — сказал Мартин. — И я по тебе. — тут же откликнулся Финеас. — Без обид, но я это абсенту. Финеас засмеялся и чуть не опрокинул на себя кофе. Уж ему-то не нужно было пить, чтобы почувствовать себя счастливым. И потому Мартин пил за них двоих, попутно рассказывая ему обо всем на свете и ни о чем конкретно. — Ты пойми, я и тебя подведу, друг. Мне шансов давать нельзя, сам видишь, что выходит. Родители делают вид, что все нормально, но я-то вижу, как они за мной следят, и винить их в этом не могу. Ненавижу себя. — говорил он, смотря куда угодно, только не на своего собеседника. — Ты меня не подведешь, а знаешь почему? Я в тебя верю. — ответил уме Финеас. — Спасибо. Мартин потянулся через стол, чтобы пожать ему руку, но в конце передумал и схватился за подсвечник. Горячий воск закапал на руку, но Мартин лишь усмехнулся. К боли он привык. Под конец Финеас уже оставил всякие попытки отцепить друга от этого предмета роскоши и потому просто заплатил официанту и за него. Официант здесь уже привык ко всему, чему только можно и нельзя привыкать, да и чаевые были более, чем щедрыми. Так что разошлись миром. А впереди была целая ночь. Выбрались из очередного бара они уже под утро. Финеас с удивлением обнаружил, что даже там безумцам вроде него наливают весьма недурственный кофе, а от дома его отделяют каких-то три квартала. И так как, несмотря на все объявления и громкие заявления, настоящих клиентов у него все еще не было, он предложил Мартину отоспаться на диване в приемной, чтобы не тащиться в таком виде домой на вежливый, но пристрастный допрос его родителей. Мартин еще что-то соображал и потому с радостью принял столь своевременное предложение своего трезвого друга. Снова возникло странное ощущение, будто магия кино ушла вместе с темнотой, с запахом попкорна, гулом кинопроектора, завитками сигаретного дыма и ощущением чуда, происходившего по ту сторону экрана; так близко и так далеко. И теперь даже Финеас, надышавшись бодрящим утренним воздухом, готов был признать, что в кино есть нечто такое, что им просто не суждено встретить в жизни. Будь то завернутый в тряпки актер или бледноликая актриса, похожая на злую фею. Хотя он все еще продолжал настаивать на том, что даже их жалкий по мнению Мартина город еще способен удивлять. Даром что ли здесь в небе постоянно кружит столько воронья… — Да, конечно, — прокряхтел Мартин. — Перо в руки. Финеас притворился, что ничего не слышал и полез за ключами, связку которых украшал брелок в виде чайки — сувенир родом из детства. На этот раз те и не думали выскальзывать из рук. Вот только нужды в них никакой не было — дверь была открыта. Он зашел внутрь и прищурился, с непривычки пытаясь различить хоть что-то в этой черной как кофейная гуща тьме. На секунду ему примерещились два оранжевых огонька от сигарет, но, может быть, то был лишь очередной мираж. Мартин просочился следом за ним и попытался открыть шторы. Вспыхнул яркий электрический свет. Мисс Немаль поправила абажур на лампе и воззрилась на вошедших словно строгая мать на загулявшихся детей. — Доброе утро, мистер Флэнн, у вас посетитель. Но Финеас все видел и без нее. Эти безукоризненно белые волосы, уложенные волнами, широкополая красная шляпа, изогнутые тонкие брови, мерцающий драгоценными камнями браслет на руке и длинная сигарета с чубуком в обрамлении кроваво красных губ были родом явно не из этого мира. Их родиной был мир кино. Мартин быстро пригладил волосы и сделал шаг назад, пытаясь скрыться в тени своего высокого трезвого друга. У него были свои понятия о хороших манерах и слишком хорошая память на лица, чтобы не узнать эту богиню из чёрно-белого мира синематографа. Неожиданно живую и потрясающе цветную. — Никто не должен знать о моем визите к вам, мистер Флэнн. — выдохнула незнакомка хриплым голосом столетнего курильщика, совсем не вязавшимся с внешностью юной девушки. — Конечно, — сказал Финеас. — Прошу, пройдемте в мой кабинет. Девушка легким движением руки потушила сигарету о подставленную пепельницу и сжала руку секретарше, словно искала у нее поддержки. Та вздрогнула, словно обжегшись, но руки не отняла. Воспользовавшись мгновением, Финеас повернулся к другу. — Ты в деле? Подходящих слов Мартин не нашел и потому просто кивнул. Это же актриса из кино. Провалиться ему на этом месте, конечно же, он в деле. Только бы не ударить в грязь лицом, и зачем, зачем он только выпил ночью столько этой зеленой дряни? Они устроились в кабинете, предварительно зашторив окна по просьбе посетительницы. Прикосновение к ее руке, обтянутой в черную перчатку, обожгло, как если бы он дотронулся до огня. Финеас убрал руки в карманы и сел за стол. Мартин пошел умыться, мисс Немаль отправилась варить кофе. Все это время, пока шли приготовления, эта удивительная посетительница терпеливо ждала, временами временами одаривая детектива легкими чуть насмешливыми улыбками. Поленья в камине наконец-то разгорелись, распространяя по комнате долгожданное тепло. Вошла мисс Немаль с подносом и, оставив его на кофейном столике, вернулась в приемную. Финеас попробовал приготовить бумагу для записей, но руки не слушались его, и, чтобы не выдать своего волнения, он свел вместе кончики пальцев и облокотился на кресло. Пусть думает, что все идет по плану, даже если план этот строится на ходу, как железная дорога перед движущимся паровозом. Когда все были готовы, прекрасная незнакомка отпила немного кофе и, проследив за тем, чтобы договор о неразглашении был подписан всеми присутствовавшими, начала свой рассказ. — Меня зовут Инга Бергман, я исполняю главную роль в картине «Оборотень 2: возвращение кошмара» для студии «Мираж». Понимаете, мне кажется, что кто-то хочет у***ь звезду нашей картины, нашего Джона… Не успев договорить, Инга закашлялась, и Мартин торопливо протянул ей стакан воды, большую часть которой по неловкости пролил на собственные брюки. Краснее его в этой комнате были только яблоки в вазе. — Почему вы решили, что кто-то хочет его у***ь? — спросил Финеас. — Наш Джон… Он всегда был спокойным, как камень, но сейчас он сам не свой. Он получает какие-то письма и рвет их на клочки. А недавно кто-то принес на площадку кота, так он просто взбесился. И еще он стал пить, очень много. Поймите, если все пойдет так и дальше, то его могут уволить. Студия от этого терпит убытки, но кому-то это может быть на руку. У меня всегда было чутье на такие вещи. Прошу вас, ради моего спокойствия проверьте все, а я в долгу не останусь. Девушка поправила свой дорогой твидовый пиджак и полезла в сумочку. — Это пропуск на студию. — сказала она. — Вы и ваш помощник сможете попасть туда по нему, но прошу вас, не медлите. Каждая секунда может стать для него последней. У меня сердце не на месте. Но это не то, о чем вы могли бы подумать. Эта студия принадлежит моей сестре, она сильный человек, но если мы опять разоримся… Я беспокоюсь за нее, но прошу вас, не говорите ей о том, что это была я. Сказав это, она поднялась с места и подала руку вставшему следом за ней Мартину. — Буду вас ждать… — прошептала она все тем же хриплым похожим на воронье карканье голосом. Огоньки пламени вновь заплясали в ее глазах, когда она посмотрела на детектива, но тот уже не обращал на не внимания, сосредоточившись на заметках, сделанных во время разговора. Донельзя смущенный Мартин пошел проводить актрису на улицу, где ее уже ждал шофер. Взревел двигатель машины, унесшей ее в неведомую даль. Дождавшись, когда хлопнет дверь, Финеас вскочил с места и раздвинул шторы. Вновь дали знать о себе сквозняки. Комнату залил розоватый утренний свет, и беззаботная улыбка вновь озарила его лицо. Сцена, разыгравшаяся здесь, вплоть до последнего жеста была похожа на сцену из кино, если бы у того был звук. Это восхищало и пугало одновременно. Мартин закрыл за собой дверь и перевел дух. Он чувствовал себя так, словно искупался в огне и при этом остался жив. Он чувствовал себя замечательно. Даже спеть бы не отказался, вот только никто не просил. Мисс Немаль как раз закончила убирать чашки. На одной из них багровел отпечаток помады. Единственное свидетельство того, что все произошедшее не было сном. Мартин поправил длинные до плеч темные волосы, выдохнул и попытался сформулировать мысль, потом снова выдохнул и, наконец, произнес: — И… И что теперь делать? Юный детектив нехотя закрыл книгу и зевнул. — Ничего. Мартин запнулся на полуслове и, не веря своим ушам, потянулся к чашкам с кофе, но те уже убрали. Остались только их призраки и терпкий запах сигарет. Финеас выглядел так, словно вот-вот уснет, и Мартин впервые задался вопросом, знал ли он его когда-то вообще. Или те годы учебы были таким же наваждением, миражом… — Но ты же хотел дело. — Хотел. — И… — Это не дело. Нет состава преступления, нет улик, и может оказаться так, что виновными окажемся мы. Я встречал такие дела, и все они начинались с того, что кто-то подозревал кого-то в чем-то, а на проверку оказывалось, что виноват здесь один детектив. Да и кто она такая и что это за «Мираж»… Мартин покачал головой и пробормотал что-то подозрительно похожее на: «Я чертов идиот», но потом взял себя в руки и сказал вслух: — А если я соглашусь быть твоим напарником, то тогда ты возьмешься за это дело? Я немного знаю о кино, знаю, о ком шла речь, я постараюсь быть полезным. Если Джона Хайда убьют, это и правда будет трагедией. Он — звезда первой величины. Сон как рукой сняло. Финеас потер руки и захохотал, как ему казалось, весьма зловещим образом. Актером он был хорошим, а вот опереточный злодей из него бы не вышел. Слишком уж жизнерадостным был его смех. — Конечно. Так чего же мы ждем? Кино зовет. Будем спасать твою звезду всеми правдами и неправдами. И Мартину в который раз оставалось только поражаться собственной доверчивости. Надо же — стал помощником детектива с похмельем в виде побочного эффекта и посещением киностудии в виде приятного бонуса. Но возможность снова увидеть её согревала его душу. Вопреки ожиданиям, первое, что сделал Финеас в качестве нового начальства — это сказал пойти ему домой, чтобы привести себя в надлежащий вид. Спорить Мартин не стал, лишь изобразил оскорбленную невинность на лице. Подсвечник, уходя, он оставил на подоконнике. Финеас долго не знал, куда пристроить сей чудный предмет декора и потому просто отдал его на сохранение госпоже Немаль. Договорились они встретиться непосредственно у самой киностудии, адрес которой был указан на оборотной стороне пропуска. Хотя Мартин и без того знал его лучше, чем собственное имя. Но как бы он не настаивал на том, чтобы приехать туда поскорее, Финеас и не думал появляться там раньше часа дня, а то и двух. В конце концов, новоиспеченный помощник сказал, что умывает руки, но все же надеется на то, что мистер детектив не опоздает хотя бы туда. Но сам мистер детектив опять ушел от ответа. — Мартин, сколько киностудий в городе? — спросил он, провожая его до порога. — Раньше было две, но одна разорилась в позапрошлом году из-за пожара во время сеанса, хотя она еще с войны почти банкротом была. А вторая, «Мираж», появилась несколько лет назад и снимает в основном ужасы, а это важно? — Пока не знаю. Возвратившись в кабинет, Финеас долго не мог найти себе в нем место. Лучше всего ему думалось во время ходьбы, и потому, наскоро переодевшись, он выхватил с полки одну из новых книг и выскользнул в приемную. — И давно она является вашей клиенткой? — спросил он у секретарши. — Около года. — ответила та. Финеас перехватил книгу в другую руку и оперся на спинку дивана. — И вы бы могли мне что-нибудь о ней рассказать? Мисс Немаль оторвалась от налоговых деклараций и внимательно посмотрела на своего нанимателя. На вид ей было около сорока лет, но возраста ей добавляла верность моде прошлых десятилетий и вечно недовольный вид. Узкий воротничок, плотная черная ткань и тяжелая паутина кружев, опутывавших запястья, были такой же ее частью, как глаза цвета кофе с молоком и черные гладкие волосы. Мисс Немаль убрала бумаги и извлекла колоду карт. Пользуясь тем, что она его не видит, Финеас закатил глаза. — Не кривляйтесь. Я не имею права говорить о своих клиентах, как и вы о своих. Помнится, мы это уже обсуждали. Выдержав паузу, женщина извлекла из черной колоды одну карту и показала ему. На ней была изображена светящаяся серебряная девушка с длинными белыми волосами. Она легко парила в ночном небе, и звезды танцевали вокруг нее. Юноша прищурился, пытаясь прочитать надпись под ней. Звезда. Но стоило ему моргнуть, как карта исчезла, и ее место заняла другая. Огромный механический монстр с дымящейся огненной головой и ржавым оскалом заточенных зубов. У ног его стояли рабочие, подвешенные на нитях как марионетки, и концы этих нитей тянулись к его стальным рукам. Дьявол. — Снова фокусы? Вы же мне не гадаете. Могли бы и прямо сказать. — Поверьте, здесь все, что вам нужно знать. — Опять пытаетесь намекнуть на то, что можете прозревать мое будущее? — улыбнулся Финеас. — Это ни к чему, достаточно и того, что я знаю об этом. — ответила мисс Немаль и вернулась к бумагам. Мистер Фрейд обнюхал столетний тополь и попытался улизнуть на проезжую часть. Финеас намотал поводок на руку и устроился на скамейке, еще мокрой от дождя. В парке было хорошо: гувернантки выгуливали пухлощеких детей, пухлощекие дети выгуливали свои игрушки, несколько школяров, побросав портфели на траву, играли с мячом, а представительные джентльмены вели неторопливые споры о философии и политике а так же философии в политике и политике философии. Финеас открыл книгу и с головой погрузился в мемуары полувековой давности. Дело мистера Ворона занимало его так давно, что он и сам уже не помнил, с чего все началось — со страшной ли сказки, рассказанной братом в детстве, или с лекции о знаменитых нераскрытых преступлениях прошлого профессора Вердена. Лорд Кэкстон писал очень холодно и отстраненно, сосредоточившись не на эмоциях, но на уликах; на безмолвных вещах, что лучше живых людей могли свидетельствовать о злодеяниях прошлого: о преступнике, о его жертвах, о тех, кто промолчал. Он читал, не замечая, что весь спектр эмоций высвечивается на его хрупких чертах лица. Он читал, не замечая, что солнце снова скрылось за нагромождением облаков. Он читал, не замечая, что тяжелые капли упали на тонкие страницы, смазав несколько заглавных букв. Журчала вода в фонтане из красного гранита, шуршали похожие на монеты листья на ветру, а воображение вовсю рисовало картины ужасных преступлений, которые так и не удалось раскрыть. Но это сделает он. Быть может, не сейчас, но в обозримом будущем так точно. Тут и к гадалке можно не ходить. Она и так на него работает. — Мистер Фрейд, это всего лишь палка. Юноша попытался урезонить лаявшего на ветку пса, но тот лишь тряхнул головой и продолжил в том же духе. Начал накрапывать мелкий дождь. Кажется, пора было возвращаться домой. Мартин нагнал его у часовни, которую Финеас старательно обходил стороной чуть ли не по проезжей части. От кинопавильона их отделял лишь один квартал. — Я тут подумал про все эти киностудии, — начал он несколько торопливо. — И вот, что удалось вспомнить. «Мираж», та, в которую мы идем, возникла недавно, выпускает в основном ужасы, хотя начинала с исторических картин и военной кинохроники. Им принадлежит около пяти кинотеатров и, соответственно, все права на прокат их фильмов в других местах. Еще есть «Черная Мария», точнее была, но сейчас её здание под музей отдали. Пожар в одном из их кинотеатров был последней каплей на пути к разорению. Родственники погибших не оставили от них ничего, кроме имени. И вот еще что: Хельга Гессе, продюсер «Миража» родом из Гродсбурга, её отец работал над первым кинетографом. Но потом та студия, в которой он работал, сняла весьма скандальный фильм об охоте на ведьм. Кажется, его жену казнили как ведьму, и это было его ответом на действия инквизиции. С тех пор установили жесткую цензуру на все выходящие там фильмы. Сейчас киностудии предпочитают держаться подальше от столицы. Не знаю, зачем это все говорю, но, может быть, поможет чем. Юный О`Бриан сейчас выглядел несколько иначе, чем утром, и дело было вовсе даже не в выходном костюме, что он надел. Поддавшись внезапному порыву, Мартин отстриг свои длинные волосы, попытавшись придать им вид модной ныне короткой стрижки. Сейчас он выглядел не в пример счастливее Финеаса, искавшего пропуск в карманах. И уж точно счастливее того потерянного юноши, коим он являлся еще прошлым утром. Но в этом мире были возможны и не такие чудеса. Казалось, что кинопавильон, простиравшийся за металлическим забором, нетерпеливо ждал их прибытия. Финеас все-таки нашел пропуск и протянул его охраннику, читавшему газету. — Проходите. — буркнул тот и снова зашелестел страницами. Съемочный день был в самом разгаре. Вокруг двух зданий, похожих на ульи, вились люди, похожие на воронов, и каждый из них выглядел озабоченнее другого. Сад же так и вовсе был похож на мешанину всех эпох и культур, когда-либо существовавших под солнцем. Одно из зданий как раз пряталось в его тени и представляло собой перестроенный особняк времен регентства королевы-матери. Именно в нем велись переговоры, копилась отчетность о деятельности и считалась прибыль. Это был мозг «Миража». Сердцем же его являлось приземистое широкое строение, состоявшее из двух павильонов, переплетений коридоров и целой роты гримерок и прочих помещений, отведенных под нужды студии. Чудо механики, сдвижная крыша над съемочными павильонами во время солнечного дня обеспечивала естественное освещение для съемки, но сегодня она была закрыта. — Эй, ты куда? — спросил Финеас у Мартина, бодрым шагом направлявшегося в сторону того, второго здания. — Опрашивать свидетелей, разве не так это делается? Финеас указал в сторону киностудии и прищурил глаза, словно примериваясь выстрелить. — Начнем оттуда. — Да нас же выпрут, как только попадемся на глаза какой-нибудь шишке, той же сестре. Или вообще за журналистов примут. Или… — Мы и идем к «главной шишке». — ответил Финеас, и больше от него нельзя было добиться ни слова. При входе у них снова попросили предъявить пропуск. При виде стайки начинающих актрис и актеров, пришедших на пробы, Мартин расплылся в улыбке и принялся рассказывать одной из них байки об актерах прошлого. Финеас вписал свою фамилию в книге посещений и перекинулся парой слов с охранницей. Та снисходительно покачала головой и огрызком карандаша нарисовала ему небольшую карту на обратной стороне пропуска. Внутри здание хоть и было просторным и светлым, но изобиловало таким количеством диковин, что продвижение друзей поневоле замедлилось. Чего только стоила группа статистов в костюмах скелетов или тележка с отрубленными головами, а уж крылатый велосипед и вовсе не нуждался представлении. Финеас постоянно поправлял свой галстук. Мартин хотел было поправить свой, но вспомнил, что его он так и забыл надеть, когда выбегал из дома, на ходу доедая пирог. И сейчас, вспоминая это, он чувствовал себя более чем неловко. Особенно в сравнении с крылатым велосипедом. У кабинета с золотой табличкой, на которой было написано имя продюсера, они замерли в благоговейном молчании. — Ну что, удачи? — выдохнул Мартин. — Да, точно. — прошептал Финеас. Чуть дрожащая рука детектива зависла в воздухе прежде чем постучать. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, но результат был тот же. Женщина, подошедшая следом за ними, сложила руки на груди и скептически оглядела новоявленных детективов. — Вам было ясно сказано, что нужно ждать на первом этаже. Какого черта вас сюда принесло, бестолочи? — спросила она. Мартин дернулся и поспешил отойти от двери. Финеас повернулся, чтобы его остановить, но лицом к лицу столкнулся с самой женщиной, приблизившейся к нему почти вплотную. Они были почти одного роста. Его белые волосы перекликались с ее седыми прядями, вплетенными в косу подобно белым нитям. Оба они казались до невозможности хрупкими и были в этой хрупкости весьма очаровательны, но на этом сходство заканчивалось. Начинались различия. Без всяких церемоний женщина схватила его за лицо и повернула на свет. — Хм, дай-ка поближе гляну. Хороший типаж, глаза темные выразительные, а вот брови слишком светлые. Ну, ничего, над этим гримеры поработают. Ладно, уговорили. Вы — его агент? Дайте-ка взглянуть на его портфолио. Мартин, к которому и был обращен вопрос, мертвой хваткой вцепился в свою вездесущую сумку замотал головой. — Простите, конечно, но я не актер. — ответил за него Финеас, обиженно потирая челюсть. — Так, кто вы и какого вам здесь нужно? — Это частный разговор, касающийся безопасности одного из ваших актеров. Мне было поручено лично убедиться в том, что его жизни ничего и никто не угрожает. Женщина немного поразмыслила, но все же кивнула. — Пройдемте внутрь. — сказала она и придержала для них дверь. Надпись, выгравированная на золотой табличке гласила: Хельга Гессе. Генеральный продюсер. — Как же вас зовут, господа, и какие документы вы мне можете предоставить для подтверждения ваших личностей и полномочий? — спросила Хельга, устраиваясь в кресле. Повеселевший Финеас беззаботно протянул ей несколько бумаг, извлеченных из кармана пальто под недоуменным взглядом Мартина. — Меня зовут Финеас Флэнн, а это мой помощник мистер О`Бриан. Я представляю частное детективное агентство. Нас нанял клиент, пожелавший остаться инкогнито в связи с вероятностью покушения на жизнь актера по имени Джон Хайд. — Как интересно. И, позвольте спросить, какие же у вас есть доказательства предполагаемого покушения? — Прошу прощения, но отчет о ходе расследования я могу предоставить лишь нанимателю и полиции. — Тогда чего же вы хотите от меня? — Прошу вас подтвердить мой пропуск на киностудию и по возможности содействовать нашему расследованию. Финеас говорил хорошо заученными фразами, и Хельга отвечала ему вежливым любопытством, периодически косясь на массивные золотые часы на своей руке. Награды и благодарности за благотворительную помощь, висевшие позади нее, почти полностью скрывали стены кабинета, остальную же его часть занимали рамы с постерами некогда нашумевших, но ныне забытых картин, деливших свое место рядом с бульварными детективами в мягких обложках. — Ну что ж, господа детективы, вы можете поговорить со съемочной группой и вернуться сюда после обеда. А я уж решу, стоит ли выдавать вам пропуск. — Спасибо, и еще кое-что: что вы можете сказать о Джоне Хайде? Мисс Гессе ухмыльнулась. — Я переплачиваю ему, но он того стоит. Больше Хельга не потратила на них ни секунды своего времени, но и в кабинете своем засиживаться не стала — как только разговор был окончен, она вышла вслед за ними и скрылась в одном из коридоров. — Пошли. — сказал Финеас, и они двинулись прямиком на съемочный павильон. И все это время, пока они до него добирались, минуя старые киноаппараты и коробки с реквизитом, Мартин неустанно изливал свои восторги по поводу произошедшей встречи. — Ты не понимаешь, кто она? Да она же тот самый фильм сняла. Неужели «Игра с бисером» тебе ни о чем не говорит? Это же она придумала киноаппарат на рельсы установить и съемку крупным планом, и те спецэффекты с падениями. Великая женщина… — Лучше скажи, не она ли та самая сестра нашей клиентки? — перебил его Финеас, когда они проходили мимо фонтана. — Да, а ты как узнал? Немногие знают, что они родственницы. Псевдонимы постоянно всех путают. — удивился Мартин. — Просто смотрел. — ответил Финеас и снова задумался. — А мы разве не должны были не попадаться ей на глаза? — спросил Мартин, когда они уже подошли к павильону. — Как ты слушаешь? Мы не должны были выдавать личность клиента. И тут нас не в чем упрекнуть. С Хельгой они снова столкнулись в одном из коридоров павильона, но та столь увлеченно отчитывала рабочего со стремянкой, что не обратила на них никакого внимания. Мартин снова схватился за сумку, словно боялся, что ее у него отберут и тихо прошел за Финеасом вдоль стенки. — Что у тебя там? — спросил Финеас, разглядывая развешанные по стенам постеры к фильмам. — Та флейта, не могу оставить ее дома. — ответил он и бережно погладил кожаный бок сумки. Шум, до этого почти незаметный, усилился, когда они подошли к одному из павильонов. С непривычки хотелось заткнуть уши. Все вокруг кричали, носились и курили, но громче и заметнее всех это делал господин с черными навощенными усами в белой кепке, лихо надвинутой на лоб. Рупор здесь был только у него. — Карл, упыря тебе в зад, больше света! — крикнул он, и даже сигара в его руке скрючилась от звука его голоса. — Это Далтон Брандо. Режиссер. — шепнул Мартин. Карл, привыкший абсолютно ко всему, отпустил лестницу и полез к пульту управления. — Инга, дорогая ты моя, а ну живо вернулась к реальности. Давай заново, больше страсти, возьми его за руку, так, хорошо. Джон, души ее, да, так, теперь разум снова возвращается к тебе. Инга, подойти к нему, а теперь луна светит на него и… Карл, идиота кусок, где лунный свет? Далтон словно подталкивал мысли руками и не прекращал говорить ни на минуту. Пепел сыпался ему на ботинки, блестящие, как маленькие черные озера. Инга, которую легко было узнать даже под слоем грима, воспроизводила все его приказы с ювелирной точностью. Оператор, крутивший ручку кинетографа, медленно ехал по рельсам за перемещающимися среди декораций актерами. Движение же актеров определялось красными крестами и прямыми линиями, которыми был расчерчен пол. Все работало как часы. Как сломанные безумные часы. Но все же работало. Это факт. Если грим Инги был призван подчеркивать ее эмоции, то грим ее партнера, игравшего оборотня, поражал воображение своей достоверностью. Все, вплоть до последнего волоска на лице и желтых клыков, выглядело как естественная часть его лица, а не грим или маска. Среди деревянных декораций и искусственных цветов он казался самым настоящим существом на свете. Снова магия кино? Или очередной мираж… — Не, ну вы это видели? Бездари! Это никуда не годится. Начнем с начала. Камера, мотор… — Стоп! Даже без рупора голос Хельги перекрыл крик режиссера. Актеры и их ассистенты замерли в ожидании указаний, как солдаты перед генералом. Узнав же, что у них выдался незапланированный перерыв, они перевели дух и начали разбредаться кто куда. Хотя большая часть все же направилась в столовую. Только режиссер кинулся поправлять декорации и спорить с подвернувшимся под руку сценаристом, напоминавшим испуганное привидение. — Карл, мне не нравится, как закрепили эти новые софиты. Проверьте еще раз. — сказала Хельга. Карл разочарованно бросил сигарету, спрятал в карман журнал для собаководов и пошел за стремянкой, стараясь не попадаться на глаза режиссеру. — Мартин, нам надо идти. — сказал Финеас. — Да, сейчас. Мартин сглотнул и в последний раз воззрился на декорации, воссоздававшие обеденный зал в готическом поместье. Инга, проходившая мимо, улыбнулась ему и попросила прикурить. — Ну и как вам здесь? — спросила она, выпуская клубы дыма. — Это место, оно чудесно. — ответил Мартин, продолжая в восторге озираться по сторонам. — Где сейчас может быть Джон Хайд? — спросил Финеас у актрисы. — У себя в гримерке, он всегда предпочитает есть в одиночестве. Инга улыбнулась, но улыбка быстро слетела с ее лица, словно маска, что была ей не по размеру. Переливающийся как вода под солнцем костюм, в который она была одета, снова навевал мысли о миражах. — Не могли бы вы отметить его гримерку на карте? — попросил у нее Финеас. — Да, конечно, у вас нет карандаша? Финеас потянулся за ухо, но одернул себя и покачал головой. — Ничего, я кое-что придумала. Инга покопалась в складках костюма и извлекла оттуда флакон с помадой. Пурпурной, почти черной. Казалось, что листок в ее руках потерял свои цвета, превратившись в свою черно-белую копию. — Инга, дорогая, пойдём взглянем на новый костюм, пока его эти идиоты не испортили. — окликнула ее Хельга. — Да, конечно, — ответила она. — Удачи вам. Последнее уже было обращено к детективам. Павильон опустел, остались лишь они и Карл, терпеливо ждавший, когда режиссер перестанет носиться среди декораций и разрешит ему наконец проверить освещение. Они затормозили у двери, на ручке которой висела табличка «не беспокоить». Стоило ли удивляться тому, что их визиту не обрадовались. — Чего вам надо? — спросил Джон Хайд, оторвавшись от куриной ножки. Грим все еще был на нем, и Финеас не удержался от того, чтобы сделать комплимент таланту гримера. Мартин потупился, в который раз кляня себя за собственную забывчивость. Актер чуть не подавился курицей. — Мальчик, ты что, с луны упал, какой, к чертовой бабушке, грим? — засмеялся мистер Хайд. Продолжение следует…