Вот у нас, у масонов…

5

Меня все поняли, поняли до последней черточки.

    Но о содеянном не жалею по сей день.

    Все - таки Ататюрк, это наше достояние, и оскорблять его не дано никому, тем более русским пьяным морякам.

    Это надо наказывать, и я стал их наказанием.

    Вот поэтому я жил в тюрьме как царь.

    - А как же твоя кузина? Она вышла замуж потом?...

    - Нет, нет. По сей день не замужем. Часто навещала меня, приносила в тюрьму передачу: гостинцы, сладости, виноград, пирог. Но мы не женились. Она сама не захотела выйти за меня. Как сама говорила, берегла мой образ про себя. Это ее дело.

    В этот момент трое карабинеров в серых спецовках в бордовых беретах присели за соседний стол. Заметив старика Октая, один из них, высокий турок, подошел к нашему столу, и склонил голову перед Октаем Зафером.

    - Салям алейкум, Октай аби - с большим уважением он поздоровался с ним.

    Чувствовалось, что Октай Зафер знатный авторитет, его безмерно любят и уважают.

    ...

    Я попрощался и уходил оттуда с двояким чувством:

    вроде бы патриотизм - это хорошая вещь, главная, нужная, необходимая.

    А с другой стороны, стоит ли перебарщивать, перегибать палку?

    Признаюсь, я был поражен выходкой Октая, я даже некоторое время не знал, что сказать, смотрел на него в глубочайшем удивлении.

    Но если читатель хочет узнать мой ответ на вопрос: нужен ли такой кровавый дикий патриотизм или нет?

    Мой ответ таков: иного патриотизма не бывает.

…

 Кончина еврея.

    Это случилось в поселке Красная Слобода, в живописном районе Азербайджана.

    В этом поселке живут одни евреи, их называют евреями горскими потому, что природа там удивительна: буйные горы, зеленые лужайки, на макушках гор снежная шапка даже летом.

    Воздух удивительно свежий и чистый.

    Жил в этом поселке Иосиф Наумов. Ему было 54 года.

    Он не верил Богу, не постился ни разу в жизни, иногда посещал Синагогу от скуки.

    Был женат, трое детей.

    Работал в магазине, где - ж работать еврею, как не в торговле.

    11 сентября 2006 года Иосифу стало нездоровиться. Сказал жене так:

    - Пойду на кладбище, погляжу, что да как. Как там мои родители. Приберу там, если что.

    Жена удивилась, Иосиф крайне редко ходил по кладбищам, разве что участвовал на общих похоронах.

    Теперь сам пошел, инициативно.

    Кладбище находилось на верху, у подножия горы, поселок оставался внизу.

    Могилы как бы сверху наблюдали за селом.

    Иосиф направился на кладбище, на голове черная кепка, в серых брюках, зеленый джемпер. Это было утром в 10 часов. Его не было 4 часа.

    Кто - то видел за это время Иосифа меж могил, он молился, присев на коленки.

    Так прошло 4 часа.

    Далее он спустился пешочком в поселок, постоял у обочины, рядом магазин. Он был бледен, но тверд и решителен.

    Глаза слезливые.

    Его окликнул товарищ, Абрам.

    - Как дела, Йоська?

    Иосиф обернулся и посмотрел на него таким взглядом, что Абрам испугался.

    - Что с тобой,- спросил он его, отшатнувшись.

    Глаза были старые, лицо помятое, на висках седина, чего не было раньше.

    Иосиф как бы набрал воздуха, как бы подготовился к прыжку, и тихо спросил:

    - Глянь в небо, ты не видишь тучу?

    Абрам поднял голову, небо чистое, голубое. Ни одного облака.

    - Нет Йоська, ничего там нет.

    - А сейчас? - Иосиф указал рукою в небесную даль.

    - Да, какая то точка вдали, - кивнул Абрам - И что дальше?

    - А сейчас?! - не унимался Иосиф, продолжая усердно, голодными глазами всматриваться в небо.

    "На небе тогда в самом деле появилась черная точка, что - то вроде маленькой тучки, она приближалась. Я тогда не обратил на это внимания", - скажет потом Абрам Масяев.

    - А сейчас, сейчас, не видишь?! - крикнул Иосиф.

    Туча черная, большая, она как бы приплыла, остановилась над ними. Иосиф посмотрел на тучу, неожиданно упал, умер.

    Он рухнул оземь как веревка, ударившись головой об асфальт. Абрама передернуло, он машинально присел, проверил пульс Иосифу. Тот был мертв.

    Потом также механически поднял голову вверх. Черной тучи не было.

…

 Дерьмовая история.

  (Воспоминания капитана полиции).

  Была вина, да прощена.

  Мне трудно об этом говорить, это было года два назад. Я живу в поселке Баладжары (пригород Баку), в пятиэтажном доме, на третьем этаже.

  В тот день сидел я на работе, у себя в кабинете. Раздался телефонный звонок, жена орет в трубку:

 - Мурад, Мурад, ужас, приезжай скорей!

 - Что случилось? - я испугался. - Что - то с детьми?

 - Да нет, Мурад. Первый этаж весь затоплен дерьмом, канализация лопнула, ее прорвало, дрянь всплывает наружу, людей эвакуируют.

  Если честно, я немножко успокоился, она так кричала, что я подумал о нехорошем. Мало ли... А так, подумаешь, канализация...

  Но мои ожидания были разгромлены страшной сценой, которую я увидел, когда приехал домой.

  Представьте себе картину: пятиэтажный каменный дом на бугорке у железнодорожной станции. Все жители(!) дома стоят, почти выстроились, перед домом, будто готовятся к митингу.

  Участковый полицейский с двумя постовыми покрутился около жильцов дома, кивком поздоровался со мной, и улизнул оттуда. Я его понимаю, мало того, что ничего интересного, да еще и противно.

  Кругом дикая вонь, будто на нас нахлынуло море кала. В сторону дома сделать один шаг, был равносилен самоубийству.

  Картина называется - Говно!

  Я впервые сталкивался с такой ситуацией, мне стало неловко, даже дико. Дети резвились, игрались, а взрослые понимали весь ужас происходящего, но что поделать то?

  Весь первый этаж затоплен дерьмом, весь первый этаж! С пола до потолка. Все в говне! Жильцы этого этажа замерли на месте от ужаса. Все их добро (даже золотишки, камешки, бриллианты и проч.) все оказалось завалено человеческим говном, дерьмом. Это был ад, это страшное дело, люди!

 Многие по сей день не включаются в реальную ситуацию, в то, что было, а надо бы.

  Мы с ужасом стояли перед домом и первые минут 20 не понимали, что же делать дальше?

  На второй этаж пробирались через окна заднего блока. Короче говоря, сидим на улице, время где то 11 часов утра. Дело происходит в мае месяце, солнце начинает печь, и весь запах этого смрада разгоняется на всю округу. Мухи наглеют, мошки прилипают, одним словом, гадость.

  Повторяю, что теперь делать?

  Первым очнулся дядя Славик, старый еврей.

 - Эй, народ, давай пойдем поговорим с рабочими, с черной массой, может, придут, почистят. Мы заплатим.

 - Дядь Славик, кто придет то сюда. Океан говна! - откликнулся сосед Руслан.- Представьте себе на месте этих бедных рабочих. Кто согласится убирать говно, пусть даже за хорошие деньги.

 - Точно, - присоединилась тетя Ася. Но деньги дадут все. Никто не пожалеет.

  Короче говоря, соседи потихонечку пришли в себя, и стали выдвигать свои версии и доводы. Было принято однозначное решение: найти двух или трех рабочих, желательно бездомных беженцев с оккупированных районов, которые спят в вокзальном зале ожидания, или в подъездах домов. Иначе, другие, уважающие себя чернорабочие, не подписались бы на это дело ни за какие доллары.

  И мы направили на поиски несчастных рабочих трех наших жильцов. Благо, место обитания этих чернорабочих недалеко, у старого военкомата.

  Прошло три часа. Жара. За это время пришли посмотреть место около 10 рабочих, но увидев ад с фекалиями, они, хватаясь за головы, убирались прочь. Я уже стал подумывать, что вряд ли кто - либо согласится убирать целый этаж, заваленный, заполоненный экскрементами всего пятиэтажного дома. На самом деле, кто даст добро на это?

  Но нет, мир не без хороших людей. Нашлись двое рабочих. Их буквально привели за руки и поставили перед фактом, точнее перед нами.

  Оба по национальности талыши, жители южного Азербайджана, города Астары. Одному было лет 30, другому чуть меньше, примерно 27. Жили они в заброшенном тракторе у старого стадиона. Оба бездомные, но семейные. Их семьи находятся в районе в Астаре, а сами они, дабы заработать денег, или просто выбиться в люди приехали в Баку.

  Оба худые, темные, даже не загорелые, именно почерневшие от солнца, утомленные от ветра, угри на лицах, осунувшиеся, сгорбленные.

  Тот, который постарше, пугливо озирался, как бы боялся, что его кто - то тут узнает. Другому было как - то все равно, он был относительно беспечен. Даже иногда улыбался, может от солнца, которое светило ему в глаза. Не знаю.

  Мы познакомились с ними: одного знали Амир (тот, кто постарше), второго Тофик.

  В общем, два взрослых босяка, бомжа, людей без прописки, возможно и без паспорта, посмотрели на будущую свою работу, вытерли испарину со лба, оглянулись, странно улыбнулись. На нас вновь повеял смрадный запах. Некоторых затошнило, один из жильцов отошел поблевать в сторону. Его не на шутку вырвало.

 - Хорошо, согласны! - рявкнул Амир. - Сколько дадите?

  Дядя Славик вышел вперед.

 - Мальчики, каждому даем 10 долларов.

  Помню, что я обалдел от наглости дяди Славика. Это кощунство, приводить двух людей прибирать твой навоз, и каждому предлагать по 10 долларов. Нет, это наглость. Да я был готов дать каждому как минимум по 100 долларов США, лишь бы убрали, почистили все.

  Амир, зевнув, тихо ляпнул:

 - Дядя, 10 долларов слишком мало. Может прибавишь?

 - Хорошо, по 20 долларов.

 - Лучше 25 каждому - буркнул тихо под нос Амир.

 - Лады - почти крикнул дядя Славик.

  Я опешил от предприимчивости этого старого еврея. Но еще больше меня удивила такая суперуступчивость этих несчастных рабочих. Неужели для них был такой край, что они были согласны на все, решительно на все.

  Амир и Тофик вошли в эту преисподнюю, чтобы как - то осмотреть свое будущее место работы. Затем медленно двинулись в блок, откуда уже вытекала жидкая копрофагия. Через минуты три они оттуда выбежали, и мы испугались, что сейчас они расторгнут свой "контракт".

  Но нет, Тофик подошел к нам немного поближе, от него повеяло адской вонью. Дядю Славика вырвало на ходу, он отпрянул в сторону.

 - Товарищи, люди, может дадите нам две лопаты, сапоги, может старую одежду какую нибудь. Найдется?

  Разумеется нашлось. Да дело в том, что с ними никто и разговаривать то не хотел особо, на них смотрели как на нелюдей, на ненормальных говнюков, которые ради пару купюр могут поесть дерьмо, хлебнуть мочи и пр. и пр.

  Тут же, минут через 10 им были предоставлены две лопаты, рыбацкие сапоги, две соломенные шляпы (других отдать было жаль), и не помню уже что еще.

  Они переоделись в это старое барахло, хотя у самих одежда не очень то и отличалась от барахла.

  Ну, что сказать, оба искателей приключения из провинции, вошли в подъезд нашего дома очистить наше общее человеческое дерьмо.

  Народ терпеливо ждал на улице вестей с подъезда. Минут через 30 с блока вышел Амир. Он весь был в поносной слизи. Весь! Дерьмо свисало с его головы как сосульки с крыш домов. Он поднял руку в нашу сторону, его тень от солнца была видна на стене нашего дома. С его приподнятой руки дерьмо падало большими каплями вниз. Амир заорал на нас:

 - Что вы смотрите, мы чай хотим! Слышите, чай! Куда вы уходите? Эй ты, лысый, скажи своей жене, что мы хотим чай!

  Сказав это, Амир удалился обратно ТУДА.

  Естественно, им организовали чай в одноразовых посудах, стаканах, чайниках. Поставили все перед входом в блок, быстренько удалились.

  Через мгновенье они оба вышли, присели пить дымящийся чай, на нас не смотрели. Пили, что то говорили, закончив чаепитье, продолжили страшную уборку.

  Мы все с напряжением ждали вестей. Точнее сказать, ждали концовку всего, поскорее хотелось вернуться в свои квартиры.

  Прошло еще немного времени. Опять вышел Амир, и опять (разумеется) весь в дерьмовой оболочке. Он крякнул на нас:

 - Мы кушать хотим, слышите, кушать! Эй вы, что вы смеетесь? Думаете, если я убираю ваше говно, значит я не человек?!

  Он почему то посмотрел на меня, будто это касалось именно меня. Хотя я был не в военной форме, то есть, ничем не отличался от других, но мне показалось, что он это сказал мне, ибо глядел мне в глаза.

 - Эй, ты не слышишь что ли? Давай нам жрать!

 - Может тебе еще водку налить - тихо, почти бесшумно пошутил дядя Славик.

 - Не надо так, дядя Славик - ответил я. - Человек есть желает, он же человек.

  Дядя Славик покачав головой, ушел прочь. Я дал указание двум соседским парням, принести с ближайшего кафе какую нибудь жратву.

  И это желание было исполнено, минут через 20 Амир и Тофик трапезничали.

  Фуф, что сказать, к вечеру, уже когда почти темнело, все было закончено. В канализационную трубу попала какая то железка, или что то, не важно, и она засорила там все.

  Амир и Тофик были жестоко утомленные. Убрали все, четко выполнили свою работу и получили каждый по 25 долларов.

  Соседи стали заходить в свои дома - квартиры. Все возвращалось на круги своя. Жизнь налаживалась.

  А Амир и Тофик подошли к крану, переоделись, пошлепали себя по ногам, по рукам, вытряхивая пыль, умылись и ушли прочь.

  Мне запомнились глаза Тофика. Они были полны слез, но замерзших, сухих слез, не женских. Они ушли. Тофик даже на прощанье помахал соседям (и мне тоже) рукою.

 ...

  Прошла неделя. По роду оперативной деятельности я участвовал на обыске одного турецкого гражданина. Он занимался контрабандой драг металлов. Мы шарили по его комнатам, вытряхивали книжные полки,  шифоньер, шмонали в его гардеробе, короче говоря, на всю катушку шел обыск.

  И вдруг! В темноте, в антресоли в темном верхнем углу я на ощупь заметил сверток из брезента. Из прочного брезента. Он лежал в казане для приготовления плова.

  Спинным мозгом я почувствовал жареное. Оглянулся: рядом никого, в соседних комнатах было шумно. Там были понятые, соседи, следователь, и проч.

  Я прямо на ходу засунул этот сверток себе за пазуху, левее, к сердцу.

  Потом процесс обыска прошел как в тумане. Все условности были решены, протокол составлен, мы оттуда ушли прочь.

  Я с напряжением ждал, что же в этом узеньком свертке.

  Сел в свою "пятерку", отъехал в сторону, а потом и вовсе выехал за город.

  Результаты превзошли мои ожидания. В этом свертке были драгоценности: браслет из белого золота с бриллиантовыми камешками, четыре кольца с алмазными камнями, колье, шмолье, и пр. Это было целое состояние. Я ошалело, обалдело, в полном шоке смотрел на это, и облизывал высохшие губы. Аля "сокровища Акры". Драгоценности сверкали лучами, играли своими разноцветными огоньками. Мне стало не по себе.

  Я боюсь, что мне никто не поверит. И вот. Домой нести это "добро" я не хотел, я боялся кары всевышнего. Зачем мне есть этот хлеб? Ведь это не мое!

  Так вот. Закуриваю сигарету, выхожу с машины подышать загородным воздухом, как вдруг слышу сзади:

 - Салам, начальник.

  Я обернулся. Это был Тофик, тот самый. Такой же жалкий, измочаленный, беспомощный.

 - Привет - ответил я ему почти безмолвно. Просто кивнул.

  Он был жалок еще хуже прежнего. Он подошел ко мне поближе, от него все также пахло гадко.

 - Шеф, на правах знакомства, подайте мне немного денег. Умоляю вас! Мне нечего есть.

  То, что произошло потом, я вспоминаю по сей день. Я машинально, механически полез в машину, взял сверток, и всучил его Тофику в руки. Крепко всучил.

 - Держи, там тебе хватит на всю жизнь.

  Сел в машину и резко уехал. Рванул с места, со скрипом, с шумом.

  Все, на этом моя история заканчивается. С тех пор прошло много времени. И вот недавно по телику показывали тур поездки в Анталью, рекламировали отдых в Турции. И вот, у Аквапарка, в шезлонге наш азербайджанский журналист брал интервью у отдыхающих, своих соотечественников. Одним из них был Тофик. Да, да! Он был в солнечных очках, во рту толстая черная сигара, стоял в аляпистых бермудах, и посылал привет в Астару.

  Я ему тоже помахал рукой.

Может на самом деле этот Тофик отработал свою карму и заслужил быть богачом. Ведь он убирал людские экскременты.

…

 Письмо из тюрьмы

    "Привет папа! Как ты? Мне трудно тебе писать...Ты же все знаешь, хоть и не был на суде.

    Но я хочу, чтоб ты знал правду. Этого на суде никто не сказал. Судья этот, расцветший розой в саду объявил парадным тоном приговор мне. Но он суть не знал. Никто не знал.

    Да, я в тот сумасшедший майский день с цепи как бы сорвался.

    Ты в курсе, я принимал наркотики, денег не было на тот момент, по вечернему Баку гулял я, в районе 8 - го километра.

    Меня уже мутило, закипала кровь, чесотка, в общем, ломки. Ты знаешь сам.

    У меня нож в кармане, гляжу мужик один из БМВ выходит. Золотая цепь на шее у него, на руках кейс маленький.

    Я подошел к нему.

    - Эй, мужик, дай денег мне, долларов лишь 20, верну ей богу, мне ломки, нужно мне.

    Ко мне он подошел, по морде врезал. Спортсмен.

    Упал я в лужу, вскипел от злости. Раскрываю жакет, достаю нож, и прямо ему под сердце лезвие засунул. Хряк, обмяк он, штряпнулся на асфальт, стал грызть его.

    Шмонаю его, в кармане у него бумажник, там значит ни хрена: лишь 10 долларов.

    Беру я деньги, ругнулся и плюнул уйдя. Злой как волк, гляжу: парень с девушкой прогуливаются у булочной. Сердце мое ежится.

    Уже взбесился я. Подхожу к ним:

    - Эй, милая парочка, подайте бедному и больному...

    - Пошел ты..., - бросил мне парень, открыв свое поганое ротишко.

    - Я у тебя не денег прошу, мне уже они не нужны, дай мне как другу руку положить тебе на плечо.

    - В морду захотел?! - вскинув глаза, он подошел ко мне.

    Я с размаху воткнул нож ему в бок, вытащил, опять сую нож ему в тело, кажется в шею. Чувиха его оцепенела, красивая такая, длинная коса, платочек торчит из карманчика кружевным уголочком, в руках ландыши. Я продолжаю делать дуршлаг из его парня.

    В тот момент мне уже деньги были не нужны, крови я хотел, крови! Обломалась моя воля. Хотел этот мир запрокинуть как чашу!

    Отошел в сторону, на меня толпа, ватага, мужиков пять.

    Я подбегаю к ним сам, размахиваю перед ними ножом.

    - Убью, убью сучары! - кричу.

    Одному мужчине задел руку, второму лицо. Отхожу дальше, в руках окровавленный нож, не прячу я его. Хоть и вечер, но люди на тротуарах глядят на меня, как на помешанного.

    Я и был помешанный.

    Передо мной тормознулся Лексус, оттуда выходят двое молодых парней. Я кинулся на них, меня зло брало оттого, что все люди как люди, а я дерьмо.

    Я у***ь хотел всех! у***ь!

    Я уже почти подошел к ним, парни растерялись, гвоздем прижались к земле.

    И вдруг...

    Откуда он появился?

    Хорошо, что появился он.

    Передо мной вырос старик, ему было лет 80, морщинистый такой, скрюченный, невысокого роста. Вся грудь в орденах.

    Ветеран Великой Отечественной Войны.

    - Парень, убей лучше меня, я уже все повидал, войну прошел, не трожь молодежь. Им жить да жить, - сказал он особым голосом.

    Раскис я, нож упал на землю. Не мог я тронуть старика, войну он видел. Войну!

    Заслужил он жить. Я бы женщину, детей бы зарезал, но ни его.

    Заслужил он жить. Его ордена и медали сверкали при вечерних фонарях.

    Опустил я голову, чуть отошел от него, на меня напали сзади, появились милитоны, короче, повязали меня.

    Я это так, к слову. Какое это имеет теперь значение?

    Папа! Я не забуду тебя, папа. И не жди меня! Еще посыплются фраки, еще польются фижмы. Я еще вкручу в петлицу хризантему".

    …