Отражения

Часть 1 (главы 3,4)

Глава третья

Пашка

По пути домой Пашка мечтал о том, как будет всю оставшуюся жизнь оберегать Наташу от международного киллера, прятать её и заботиться о ней. Впрочем, если верить Черняеву и этому противному типу из ФСБ, который даже под бинтами смог разглядеть красивые глаза и пожирал Наташу своим взглядом, опасности сейчас нет. Заказчик считает задачу выполненной, и искать Светлову никто не станет. Пашка сам не мог решить, что ему нравится больше: чтобы опасность была, или чтобы её не было. Если бы Наташе угрожала расправа, он мог бы стать её защитником, кем-то вроде телохранителя, и такая перспектива казалась очень привлекательной. Но с другой стороны, киллер международного класса запросто может переиграть несведущего в таких делах Пашку, и тогда Наташа погибнет. Об этом даже думать было страшно, и Пашка пришёл к выводу, что вариант Черняева всё же предпочтительнее, тем более, что Наташа всё равно теперь его не забудет. Вот ведь просила приходить в больницу. Воспоминание о том, как она сказала «Я буду тебя ждать, Паша», заставляло сердце бешено колотиться в груди, и Пашка чувствовал себя почти всесильным, летя домой на огромных крыльях, неожиданно выросших за спиной.

Возле подъезда он встретил Марию Сергеевну и поздоровался с ней. У женщины был скорбный вид.

- Беда-то какая, Пашенька, - пожаловалась она. – Умерла моя жиличка-то…

- Когда? – испуганно спросил Пашка, в первый момент не сообразив, что Черняев сообщил хозяйке квартиры неверную информацию, чтобы сбить киллера со следа.

- Ночью сегодня умерла… От ожогов, наверное… Завтра хоронить будут… У неё же никого не нашли, так что похоронит милиция, да вот я приду… А ты, Пашенька, пойдёшь на похороны?

- Да… наверное… - неуверенно произнёс Пашка, не зная, как себя вести.

- Приходи. Прямо от больницы и повезут на кладбище в двенадцать часов… Если хочешь, вместе пойдём.

- Хорошо, - кивнул Пашка.

- Ой, кстати, тут одна девчушка утром о Наташе спрашивала. Хотела узнать, не осталось ли кого у неё. Ну, я и сказала, что она ни с кем знакома не была, да и я её толком не знала. Про тебя сказала. Может, журналистка, хочет написать о Наташе, найти родных…

- А вы следователю сказали об этой девушке?

- Нет… а нужно было? Если Наташа померла, то уже и неважно, кто о ней спросит…

- Важно, очень важно! - горячо воскликнул Пашка. – Вы обязательно скажите и девушку эту опишите.

- Ну, хорошо, завтра и скажу, - пожала плечами Мария Сергеевна. – Так ты приходи на похороны завтра.

- Приду, - ответил Пашка, прощаясь с женщиной и собираясь тут же позвонить Черняеву и рассказать о девушке, которая приходила с расспросами.

Открывая дверь квартиры, Пашка обдумывал, что скажет следователю, и как тот отреагирует, но, войдя внутрь, забыл о своих рассуждениях и замер, растерянно озираясь по сторонам и чувствуя, как страх сковывает тело. В квартире всё было перевёрнуто вверх дном. Разбросанные вещи наводили на мысль о срочной эвакуации, когда люди бегут, хватая самое важное, а остальное бросают, как попало, не заботясь о сохранности. В своей комнате Пашка сразу кинулся к ящику стола, в котором лежали фотографии и диски. Ящик был пуст. Не осталось ни одного снимка, ни одного диска… Дрожащими руками включив компьютер, он долго ждал загрузки, пока не побежали по экрану надписи, и Пашка понял, что все данные уничтожены и в компьютере не осталось ничего, даже операционная система была снесена…

Он стоял, глядя на тёмный экран монитора, и с ужасом думал о том, что для Наташи ещё ничего не закончилось, кто-то продолжает проявлять интерес к ней даже после того, как расстрелял ни в чём не повинную женщину, приняв её за Светлову…

Черняев

Это дело не нравилось ему с самого начала. Взрыв, даже если от него пострадал только один человек, событие малоприятное, и очень часто такие преступления остаются нераскрытыми. Теракт в последнее время превратился в весьма распространённое явление, стал, если можно так выразиться, одним из реалий современной России. И вроде бы всё сводилось именно к теракту, только почему-то Черняева смущала сама пострадавшая. Ну, то, что она потеряла память, как раз было неудивительно. Врачи заверили следователя, что такое случается в результате сильного шока и полученных травм. Странным было поведение Натальи Светловой до взрыва. Судя по тому, что рассказали хозяйка квартиры и Павел, влюблённый в девушку, у неё не было ни друзей, ни знакомых, она нигде не работала, и работу не искала. Сняла квартиру и просто жила, гуляя по городу и не заботясь о хлебе насущном, потому что денег у неё было предостаточно. Впрочем, мало ли какие для этого могли быть причины, и Черняев отбросил свои сомнения, потому что дел у него было выше крыши, как всегда, и Наталья Светлова была лишь одним из этих дел. Он не собирался прекращать расследование, но оно шло, так сказать, в обычном порядке, то есть очень медленно. Никто его с ним не торопил, никого не интересовала судьба Натальи, и начальство не взяло это дело на заметку. Теперь Черняев ругал себя за то, что потерял почти две недели, за которые киллер или кто-то другой успел уничтожить все следы пребывания Светловой в этом мире, хотя не исключено, что следы были уничтожены раньше, ещё до взрыва, и тогда упрекать себя в нерасторопности не имело смысла. После убийства в клинике и экспертизы пуль к расследованию подключилось ФСБ, и теперь дело из рядового стало первостепенным, а зацепиться по-прежнему не за что. Все меры предосторожности предприняты, вещи Натальи собраны и отправлены в хранилище уголовного розыска. Её сумочка с паспортом и кредитными карточками находится там же в сейфе. Киллер наверняка решил, что сумочка погибла вместе с машиной. К счастью, Наталья не успела забрать её из квартиры, а у милиционера, осматривающего жилище, хватило ума передать сумку Черняеву, таким образом, хотя бы сохранив паспорт и деньги Светловой. Вместе с ФСБ была подготовлена операция под названием «Похороны», и завтра в двенадцать часов они проводят тело несчастной, никому неизвестной женщины в последний путь и похоронят под именем Натальи. На могиле поместят табличку без фотографии, указав только фамилию, имя и отчество, чтобы уж никаких сомнений у киллера не оставалось. Вполне естественно предположить, что эти данные были известны квартирной хозяйке. Год рождения указывать не станут. Допустим, Мария Сергеевна его забыла. В том, что Призрак проследит за похоронами, у Черняева сомнений не было. Если не сам, то пришлёт кого-то, а потом, скорее всего, уберёт свидетеля…

На столе зазвонил телефон, и Черняев ответил, как всегда, стандартно:

- Черняев у аппарата.

- Виктор Сергеевич, - он сразу узнал голос Пашки, несмотря на то, что тот звучал очень взволнованно. – У меня всё пропало из квартиры…

- Сейчас приеду, - бросил Черняев, не вдаваясь в подробности, вызвал группу и отправился осматривать место происшествия, хотя уже знал, что ничего они там не найдут, как и в квартире, которую снимала Светлова.

Так и вышло. Никаких следов, ни одного отпечатка пальцев, кроме Пашкиных…

- Что делать, Виктор Сергеевич?

Пока работала опергруппа, Пашка не вмешивался, лишь отвечая на вопросы, которые он ему задавал. А теперь, когда ребята уехали, и они вдвоём сидели за столом в кухне, мальчишка поил его чаем и задал свой вопрос с растерянным и несчастным видом.

- Во-первых, прекратить посещение больницы, - со вздохом сообщил Черняев.

- Как?.. – в глазах парня вспыхнул отчаянный протест. – Я же обещал… Наташа ждать будет.

- Я предупрежу её врача, он всё объяснит. Ты же понимаешь, что за тобой могут следить?

- Понимаю…

- Значит, должен забыть дорогу в клинику… Завтра поедешь на похороны вместе с Марией Сергеевной. Постарайся выглядеть убедительно, потому что следить за похоронами кто-то будет, я в этом уверен.

- А вы найдёте девушку, которая приходила к Марии Сергеевне?

Хозяйка квартиры уже была опрошена по телефону, и утром обещала помочь составить фоторобот девушки.

- Надеюсь, что найдём… вздохнул Черняев, подумав, что это будет совсем непростой задачей. - Паша, где твои родители?

- Они были в доме отдыха, а сейчас у деда в Анапе отдыхают. Они же преподаватели, вернутся только во второй половине августа.

- Отлично. Завтра после похорон ты поедешь на вокзал и возьмёшь билет до Анапы.

- Но я…

- Паша, никаких «но»! Считай, что это приказ, как на войне. У нас война настоящая идёт, война за жизнь человека в данном случае. Когда вернёшься, Наташа ещё будет в клинике, её раньше начала сентября вряд ли выпишут, да и мы постараемся, чтобы она там задержалась. К тому времени будет ясно, можешь ты её навещать или нет. Посмотрим…

Павел молчал, но по глазам было видно, как всё в нём восстаёт против решения Черняева. Допив чай, следователь поднялся.

- Проводи меня, и запри дверь на щеколду. Мало ли что…

- Думаете, он вернётся?..

- Надеюсь, что ты ему не нужен. Ты с Наташей практически не был знаком, так что вряд ли представляешь для него опасность. А уж после похорон, полагаю, что вовсе станешь неинтересен.

- Но тогда зачем уезжать?

- Паша, предосторожность ещё никому не мешала.

Он ушёл, оставив мальчика убирать следы погрома, и оплакивать свою горькую долю. Ехать на работу было уже поздно, и Черняев отправился домой, чтобы отдохнуть перед завтрашним днём, который обещал быть не самым лёгким. Впрочем, когда у него бывали лёгкие дни? Из-за своей работы он и семью потерял, и с сыном не мог встречаться, потому что жена увезла мальчика в Сибирь к своим родителям, и видел он его только во время отпуска. Настроение было отвратительное, дело Светловой всё больше беспокоило его, и, крутя руль своего подержанного «Жигулёнка», он с досадой думал о том, что был бы даже рад, если бы ФСБ совсем забрало это дело у него. Артемьев, когда он сообщил ему о разгроме квартиры Павла, заявил, что нечто подобное он и ожидал, хотя не был уверен и поэтому не смог вовремя предпринять меры предосторожности.

- Знаешь, Вить, - заметил он, - мне кажется, что нас ещё много сюрпризов ждёт. Сам знаешь – когда работает Призрак, следы он заметает так, что комар носа не подточит…

Призраком назвали киллера, который застрелил женщину в больнице. Назвали давно, ещё после его первого нашумевшего дела. Он никогда не оставлял следов, его никто не видел и не мог опознать. Только меченые пули служили опознавательным знаком, так сказать, фирменной этикеткой к его деяниям. Своего рода пижонство, которое Призрак позволял себе, чтобы весьма сомнительная слава киллера не досталась кому-то другому.

Черняев собирался поужинать, когда раздался телефонный звонок. Звонил его помощник, лейтенант Свирин, дежуривший сегодня на Петровке. Только что поступило сообщение из отделения милиции Арбатского района. В небольшом скверике днём обнаружили труп молодой девушки. Час назад была проведена экспертиза пули, и она оказалась меченой. Проклиная свою работу, и уже зная, чей это труп, Черняев позвонил Марии Сергеевне и попросил быть готовой для опознания. Через полтора часа бледная и перепуганная женщина подтвердила, что убитая – девушка, которая расспрашивала у неё о Наталье Светловой. Киллер делал зачистку, убирая всех, кто как-то соприкоснулся с ним. Ещё один след оборвался. Кем бы ни оказалась погибшая, это ничего не даст теперь, когда её больше нет…

Хоронили убитую бомжиху на Орловском кладбище. Павел с Марией Сергеевной пришли к больнице вместе и устроились возле гроба в катафалке, как будто были близкими родственниками покойной. Вслед за ними туда же забрался Артемьев, затесавшийся среди парней из похоронной службы. Выглядел он точно так же, как эти ребята, и Черняев заметил удивлённый взгляд Пашки, который тот бросил на Олега. Черняев и Свирин поехали на служебной машине.

Во время похорон следователь не заметил ничего подозрительного. На соседней аллее то и дело появлялись люди, иногда кто-то подходил, чтобы взглянуть, кого хоронят, но повышенного интереса к происходящему обнаружить не удалось. Скорее всего, Призрак нашёл себе место для наблюдения, но при этом оказался вне поля зрения тех, кто принимал участие в похоронах. Свирин с Черняевым прошлись вокруг, но так и не смогли вычислить киллера или того, кого он послал вместо себя. Впрочем, Черняев и не рассчитывал на успех. Призрак – человек опытный, если бы не был таким, давно бы попался, не в России, так в другой стране, где выполнял заказы.  

После похорон поехали к Марии Сергеевне, которая пригласила их на скромные поминки.

- Надо же по-человечески проводить бедную девушку, раз уж у неё никого нет из родных, - Мария Сергеевна вздохнула, промокнув глаза платочком.

- Садитесь вместе с Павлом к нам в машину, - предложил Черняев. – Ты, Свирин, нас подбросишь до места и поезжай на Петровку, я потом сам доберусь.

Посидели тихо, не более часа, и Павел с Черняевым собрались уходить. На лестничной площадке следователь задержал мальчика.

- Паша, я тебе билет заказал в кассе на восемнадцать тридцать. Выкупишь за час до отправления поезда. Вызови такси на семнадцать часов и поезжай. И чтобы до конца августа я тебя в Москве не видел.

- Вы Наташу предупредили? – хмуро спросил Пашка.

- Завтра Соловьёв скажет ей, что тебя вызвали родители, я с ним уже переговорил. Мне тоже лучше у неё не светиться. Кто знает, за кем из нас киллер слежку устроил. Надеюсь, что теперь мы его не интересуем, но, когда имеешь дело с Призраком, ни в чём нельзя быть уверенным наверняка.

- С каким Призраком? – удивился Павел.

- Киллер получил это прозвище за свою неуловимость…

- Понятно… - Пашка ещё больше помрачнел.

- Когда в Анапу приедешь, позвони мне.

- Зачем?

- Чтобы я за тебя спокоен был, - с досадой ответил Черняев.

Почему он должен всем всё объяснять? «Работа такая» – сказал бы Артемьев, с которым они дружили уже давно, но иногда спорили до ломоты в зубах… Конечно, работа у него очень часто состоит именно в том, чтобы в чём-то убедить людей – сказать правду, например, или не бояться дать показания против кого-то… Но иногда от этой работы хотелось взвыть волком, и сегодня был именно такой день.

- А чего за меня-то беспокоиться? – упрямо возразил Павел. – Вы лучше о Наташе позаботьтесь. Когда я рядом был…

- Если бы ты продолжал быть рядом, наверняка подставил бы Наташу, - теперь Черняев разозлился не на шутку.

Вчера же всё объяснил парню, почему и теперь он продолжает трепать ему нервы?..

- Ладно, извините… - Пашка виновато взглянул на следователя.

- Извиняю, только, пожалуйста, сделай всё так, как я говорю.

- Сделаю… И позвоню завтра из Анапы…

- Отлично. Подожди немного, выйдешь минут через пять после меня. Удачи тебе, парень!

- Спасибо… - вздохнул Павел, провожая его грустным взглядом.

Поймав машину, Черняев поехал на Петровку, проклиная свою работу и всё, что с ней связано, и мечтая наконец-то взять отпуск и уехать в Сибирь, к сыну, чтобы хоть немного пообщаться с ребёнком, которого видел только раз в году, да и то не каждый год…

Глава четвёртая

Наталья

Утром во время обычного осмотра Игорь Николаевич огорчил Наталью, сообщив, что Павла срочно вызвали родители, и он не смог приехать в клинику, чтобы попрощаться. Она даже не подозревала, до какой степени ей нужен был этот мальчик с его любовью, и поняла это лишь тогда, когда осталась совсем одна. Ощущение вселенского одиночества было таким острым, что Наталье показалось, как его конец вошёл в грудь, мешая дышать. Ужасно хотелось плакать, но она помнила, как противно намокали бинты от слёз, и сдержалась, не позволив себе искать в них утешение.

Наталья не знала, как бывает у нормальных людей, у которых есть прошлое, настоящее и будущее. Возможно, и они испытывают чувство одиночества. У неё же, в отличие от них, не было прошлого, её настоящее казалось ей отвратительным, будущее туманным… Она, действительно, была совершенно одна в этом мире, а если быть точнее, её в этом мире как раз и не было. Не существовало такой женщины – Натальи Леонидовны Светловой, не родилась она в городе на Неве, не была ребёнком, не росла в кругу любящих людей. Кто-то просто взял и стёр её так, как стирают дети неровные линии на рисунках. Может быть, Наталья для кого-то была именно такой неровной линией, нарушающей гармонию. Её стёрли, и гармония восстановилась. И вернётся она только в том случае, если сможет что-то вспомнить о себе. Игорь Николаевич полон оптимизма, настоящего или притворного, она не могла угадать. Возможно, он лишь старался подбодрить её, а, может быть, в самом деле, верил, что память к ней вернётся…

Но пока Наталья лежала всё в той же палате, изредка поднимаясь и делая несколько шагов взад – вперёд, сжимала в руке брелок в форме Эйфелевой башни и мучительно напрягала свой мозг, пытаясь в каких-то смутных отголосках памяти разглядеть прошлое…

Ей продолжали сниться туманные сны, иногда в них вторгалось лицо седого мужчины, которое привиделось впервые на фоне закатного неба. Каждый раз, просыпаясь после таких снов, она чувствовала себя более несчастной, чем накануне. Наталье казалось, что, если бы она смогла вспомнить хотя бы этого человека, она разбила бы кокон своего одиночества, и её память вырвалась бы на волю…

Когда Наталья научилась нормально ходить, и начала совершать прогулки по своему этажу и даже в парке, её перевели в более просторную палату с телевизором. В последние дни она нервничала, потому что Игорь Николаевич обещал снять бинты через неделю. Её пугала встреча с собственным лицом, пусть поначалу и обезображенным отёками и шрамами после пластической операции. Наталья боялась, что так же, как и на фото, не узнает себя, и это будет окончательным крахом. Остаться навсегда без прошлого – такая перспектива казалась ей вполне реальной, но тогда придётся начинать жизнь с чистого листа, пройти путь с самого начала, а что ожидает её на этом пути, какие сюрпризы и открытия, предугадать невозможно… И кем, вообще, она сможет быть в этой жизни? Иногда Наталье хотелось взять ручку и записать что-то, зафиксировать на бумаге свои ощущения и мысли. Может быть, это желание как-то связано с прошлой профессией? Но, судя по словам Павла, она ничем не занималась. Возможно, она всего лишь дочка богатых родителей, и работа никогда не была важна для неё? В голове Натальи накопилось столько вопросов, что их хватило бы на сотню интервью, вот только человеком, у которого брали это интервью, была она сама, и все вопросы оставались без ответов…  

Теперь с самого утра Наталья включала телевизор и смотрела всё подряд – от политических программ до глупейших телешоу, в которых почти все участники казались полными идиотами. Смотрела она и фильмы, только почему-то быстро уставала от них. Чьи-то жизни, чужие истории, о которых рассказывалось в кино, тревожили Наталью незнанием своей собственной судьбы, и она чаще всего выключала телевизор, не досмотрев фильм до конца.

В этот день Наталья бродила по коридору больницы. Игорь Николаевич не разрешал ей выходить в парк одной, без Лены, медсестры, которая всегда сопровождала её во время таких прогулок. На этаже, где располагалась палата Натальи, был небольшой холл, что-то вроде больничного клуба с телевизором на стене. Вечерами там собирались пациентки и свободные сестрички и смотрели кино. Приближаясь к холлу, Наталья услышала звон мечей и крики и подумала, что показывают какой-то исторический фильм. Зрителей пока ещё было мало: три пациентки и две незнакомые ей медсестры. Все смотрели на экран с мечтательным выражением на лицах, и, когда Наталья подходила, услышала реплику самой молодой медсестры:

- Какие глаза! С таким мужчиной можно было бы пойти на край света…

- Ага, а там ему бы снесли голову, и ты, Танюха, осталась бы одна, - засмеялась её подружка.

Наталья взглянула на экран и замерла. На крупном плане мужчина выглядел лет на тридцать пять, не больше, но она сразу узнала того, кто приходил к ней во сне, и растерянно сказала:

- Я его помню… Он мне снится…

Все женщины, как по команде, повернули головы в её сторону и усмехнулись. Девушка по имени Таня сказала довольно-таки язвительным тоном:

- Его все знают, а многим он снится. Это же Анри Лемонт!

- Анри Лемонт… - растерянно повторила Наталья, чувствуя, как голова начинает противно кружиться, а ноги слабеют…

Резкий запах ударил в нос, раздражая, захотелось избавиться от него, и Наталья отвернула голову, чтобы оказаться как можно дальше от источника запаха.

- Наташа! Наталья Леонидовна, откройте глаза, - настойчивый голос Игоря Николаевича заставил девушку выполнить его просьбу.

Она открыла глаза и взглянула на него с недоумением, замечая, каким испуганным выглядит его лицо.

- Как вы себя чувствуете? Похоже, я преждевременно разрешил вам длительные прогулки…

И тут Наталья всё вспомнила, и её начало трясти, как в лихорадке. Анри… Господи, ну, конечно же, Анри… Это из-за него она оказалась здесь, совсем одна… Это от него она сбежала, словно он гнался за ней по пятам… Наталья вспомнила всё, в том числе и женщину с холодным взглядом светло-карих глаз… Но если то, что она вспомнила, правда, Наталья не должна интересовать киллера, ведь она никому не нужна, никому. Её предал любимый мужчина, ей пришлось уехать, порвав с ним… Зачем убивать, если в этом нет никакого смысла?.. Кажется, у неё началась истерика, потому что она с трудом понимала, что происходит вокруг. Она заплакала, Соловьёв попытался её успокоить, потом Наталья увидела лицо Лены и шприц…

Тонкие, длинные пальцы касаются её волос, скользят по щеке, лаская кожу лёгкими, сводящими с ума жестами…

Наталья плавится под взглядом серых глаз, так странно выглядящих без очков…

Пальцы опускаются ниже, танцуя какой-то безумный танец на её шее, груди, и она падает в эти ощущения, словно в омут, находит губами его губы и пропадает…

Наталья открыла глаза в полумраке и поняла, что наступила ночь, и она проспала как минимум шесть часов. В кресле сидела Леночка и следила за её пробуждением.

- Как вы себя чувствуете, Наталья Леонидовна?

- Нормально… Леночка, который час?

- Уже половина двенадцатого. Хотите есть?

- Нет, спасибо. Вы можете идти, со мной ничего не случится.

- Но Игорь Николаевич просил, чтобы я подежурила ночью возле вас… - неуверенно возразила Лена.

- А зачем? Со мной всё в порядке, правда. Завтра я объясню Игорю Николаевичу, почему так вела себя…

- Ему кажется, что вы что-то вспомнили.

- Он прав. Только не что-то, а всё.

- Правда? – в глазах Лены появилась такая радость, словно это к ней вернулась память.

- Правда, - улыбнулась Наталья, хотя повода для радости у неё не было. – А сейчас мне хочется остаться одной и, если можно так сказать, разложить свои воспоминания по полочкам…

- Хорошо. Тогда я пойду в ординаторскую и прилягу, а если вам что-то понадобится, позвоните.

- Конечно, позвоню. Только мне ничего не будет нужно. Я немного подумаю, и буду спать…

Лена вышла, а Наталья села в постели, обхватив колени руками и глядя в окно на полную луну, поднявшуюся высоко в небе. И сразу же больно кольнуло в груди: тогда тоже светила полная луна, только небо было более ярким, звёзды крупнее, как всегда на юге. А она была на год моложе и намного счастливее, чем сейчас. Она просто не знала тогда, что такое – быть несчастной по-настоящему. Конечно, нельзя сказать, что её жизнь всегда шла гладко и без проблем. Родители погибли в автокатастрофе, когда Наталья была совсем крошкой. Воспитывала её бабушка, которая умерла, когда она училась на первом курсе факультета журналистики петербургского гуманитарного института. Пожалуй, смерть бабушки стала единственным серьёзным горем Натальи за двадцать шесть лет жизни…

У неё были приятели, но так вышло, что ни с кем она не сближалась слишком сильно, не подпускала к себе вплотную, оставляя за собой право на личное пространство, в которое никому не было доступа. Вряд ли кто-то назвал бы Наталью замкнутой, скорее, за ней укрепилась слава недотроги, потому что парни её не интересовали, а подруги не могли понять, почему она не рассказывала о своих любовных похождениях, и очень скоро начинали скучать в её обществе. В юности Наталье показалось однажды, что она влюбилась, она даже позволила себе настолько забыться, что провела с понравившимся ей молодым человеком одну ночь. На этом любовь закончилась. Ночь эта запомнилась лишь ощущением скуки, стыда и разочарования, и после неё Наталья решила, что любовь и всё, что ей сопутствует, не для неё, приняв это как факт, который, впрочем, её не слишком огорчил. Ну, не дано ей почувствовать, что такое – таять в объятиях мужчины, и не надо. В мире есть столько интересных вещей, которые нужно успеть узнать. Наталья была по-настоящему увлечена своей профессией и, окончив институт с красным дипломом, тут же получила приглашение от редакции журнала «Светская жизнь», и скоро её репортажи о театральных премьерах и новинках кино под псевдонимом Ангелины Лебедевой стали появляться в каждом номере. Три года она носилась по стране, ездила в командировки в европейские страны, собирая информацию для своих статей, и чувствовала себя абсолютно счастливым человеком, потому что любила свою работу, можно сказать, была одержима ей, и не желала никакой другой жизни…

А через три года Наталью послали на Каннский кинофестиваль, и случилась та лунная ночь, после которой вся её прошлая жизнь показалась ей бессмысленной вереницей дней и ночей, и только то, что происходило теперь, стало иметь смысл и значение…