Общая касса

6

После того как скрипучая дверь за гостем закрылась, Курдюм как сидел за столом, так и остался сидеть, задумчиво глядя в одну точку. Петли двери он не смазывал специально, полагая, что ее скрип будет получше любой сигнализации и в лихую минуту, мог бы сослужить добрую службу. Очнувшись от своих дум, он прошел на крохотную кухоньку и, выбрав в лукошке под плитой луковицу поядренее, вновь вернулся к столу. Отодвинув рюмку в сторону, старик налил водку в граненый стакан почти до краев, очистил ножом луковицу, разрезал ее на четыре части, круто посолил и разом опрокинув в себя огненную жидкость, с удовольствием и хрустом закусил.

Удивительно, но пройдя лагеря с их цингой, туберкулезом и другими "прелестями", он умудрился сохранить крепкие зубы, все до единого, за исключением одного, выбитого в жесткой драке в самом начале криминальной карьеры. На этом месте сейчас красовался обычный фарфоровый - хозяин терпеть не мог этих самоварных фикс, как врочем и татуировок и имел лишь одну единственную, сварганенную еще по дурости в "мамолетке" и изображавшую парящего орла с разорванными цепями на мощных когтистых ногах. Поставив остатки водки в бутылке под стол, чтобы более не искушать себя, Курдюм поднялся и, заслав в пасть музыкального центра диск с мелодиями Поля Мориа, отрегулировав громкость, устроился на допотопном диване, жалко скрипнувшем своими посаженными пружинами, под весом его тела.

- Вот теперь можно и подумать, - вслух произнес он и, закрыв глаза, откинув седую голову, погрузился в размышления.

Что греха таить, он, Курдюм, действительно был обязан Седому своей жизнью. Давно, правда, это было, еще, где-то в начале семидесятых. Знатные тогда стояли морозы в Мордовии, аж углы в бревенчатых бараках промерзали за ночь насквозь и к утру покрывались белой пушистой шубой измороси. Спали вповалку, не раздеваясь и даже не снимая обледеневших за день валенок. Предупредил тогда Седой, спасибо ему, успел Курдюм принять необходимые меры и ударить первым. Как ни крути, а долг отдавать надо! Это как в картах - дело святое, да и если есть возможность, почему бы, не подсобить человеку.

- "Да, стареешь брат, - усмехнувшись, подумал, про себя хозяин. - Сентиментальным становишься. Хотя, если б не видел в этой сделке своего интереса - пальцем бы даже не пошевелил, что для Седого, что для кого другого. А интерес действительно неплохой наклевывается. Пройдет Седой во власть - ты как бы в его крестных отцах оказываешься, а это требует особого уважения и почему бы потом не оказать тебе услугу, если вдруг возникнет надобность?! Это один расклад. Ну а второй: тридцать процентов приварка тоже на дороге не валяются, а кому как не ему, Курдюму, которому доверено содержать общак, не заботиться о его пополнении?! Да и гарантия тут не то, что с этими акциями, которыми иной раз только впору задницу подтирать остается. Что же касается братвы - прознать не должна, а прознает, тоже не беда, аргумент есть - сослаться на нехватку времени для совета и дело с концом. Поверят, куда денутся, иначе не доверили бы ему такими бабками заправлять. Дела же не заморозятся - остаток позволяет крутиться как и раньше, на полную катушку, ну может чуть помедленнее, зато через полгода - нате получите, да еще с прицепом.

А Седой никуда не денется - ему резона нет, хотя для подстраховки проверить его "плавучесть" надо. Так что эта часть думаю решена верно, базара быть не должно. Если кто и возбухнет, то только Коржавый - он давно к этому месту принюхивается, хотя мозгов то у него с горстку. Но ему еще годика три нары греть. Это если шило вылезет из мешка, а нет - то и так прохиляет".

Курдюм встал и, отыскав под столом бутылку, вновь наполнил стакан, но уже лишь на одну треть. Выпил залпом, крякнул и, похрустев луком, вновь устроился на диване.

- "Так, что дальше? - продолжил он размышления. - За деньгами далеко идти не надо, "наличка" тут рядом в подполе - так спокойнее, хотя есть тайники и в других местах, даже в столице, но это больше для отвода глаз. А здесь хороший тайничок сделал этот умелец со смешной кликухой "Припой", золотые руки у мужика были. Нажал на гвоздик и на тебе: уходит каменная плитка в стене подпола, а на ее месте ящик выкатывается. А так - хоть с лупой гляди, щелочки не заметишь и простукивать бесполезно. Жаль парня, хотел кинуть сейф у какого то "нового русского", там его и пристрелили охранники. Может это и к лучшему, теперь из посвященных я один только и остался.

А Седой или как его теперь - Гаршин Николай Сергеевич - что я о нем знаю? Почитай лет двадцать не виделись. На зоне вроде правильный был, а как сейчас? То, что передо мной лебезил - это еще ни о чем не говорит, но в башку к нему не влезешь, а надо бы прикинуть все возможные варианты. Береженого Бог бережет, да и соблазн больно велик. В Питере то он на финт не решится - дома гадить не с руки, это и дураку понятно. Но до Питера путь не близкий и подстроить можно что угодно - ищи тогда ветра в поле. Думает что Седой, или чист аки ангел, однако подстраховаться будет не лишним. Я и себе то порой не доверяю, жизнь такая пошла поскудная - ни понятий, ни правил! По любому, его архаров подпускать к себе резона нет, только своих и то одного-двух, но проверенных и не "бакланов", то бишь трепачей".

Курдюм поднялся с дивана и подошел к одному из двух подслеповатых окон. Небо на Востоке уже серело, предвещая скорое утро. Вздохнув, он неспешно направился к серванту, за стеклом которого, вместо хрусталя, были расставлены кое-какие книжки и две иконы, изображающие Богоматерь и Николая-чудотворца и извлек из одного из ящиков мобильный телефон. Набрав номер, Курдюм машинально глянул на часы, мирно тикавшие на стенке, на секунду замешкался, но тут же решительно подавил в себе собственную щепетильность. На том конце провода довольно долго не брали трубку, а когда наконец сонный мужской голос ответил: "Алло", старик ласково, по-отечески, однако с примесью тона не терпящего возражений, произнес:

- Доброе утро, Паша! Ты уж извини старика - самому не спится, и другим не даю. В общем, сегодня к полудню будь у меня! Возьми чемоданчик какой, соседям скажу что телемастера вызвал. Да оденься попроще и не броско. Все!

В трубке раздались гудки отбоя. Курдюм усмехнулся собственным мыслям и, вновь взглянув на часы, осторожно, как будто он был стеклянным, спрятал мобильник. Что и говорить, любил он этого парня, Павла Артюхова, за неиспорченность и светлую голову, да еще за то, что тот совершенно не был похож на всю эту шатию-братию с воровскими понтами под самую макушку и пальцами веером.

- "Правильно сделал, - мысленно похвалил себя старик, укладываясь на диван для короткого сна. - Студент справится, да и веры ему больше чем другим! Правильно сделал".