И вот однажды, в лунную ночь, когда весь дворец погрузился в сон, она пришла ко мне. Ее темные волосы рассыпались по плечам, словно ночное небо, а в глазах горел огонь, такой же, как и в моем сердце.
Не нужно было слов. Я вцепился в нее губами, ощутив пьянящий и подкашивающий ноги восторг. Так жадно и голодно она ответила на мой дикий поцелуй.
Ее тело, словно натянутая струна, дрожало в моих руках, издавая беззвучную мелодию страсти. Лунный свет проникал сквозь щели занавесок, вырисовывая на ее коже причудливые узоры, по которым так сладко было выкладывать дорожки из поцелуев. Впитывать ее запах, ощущать ее нежную кожу губами и кончиками пальцев. Прижимать ее, словно она исчезнет, упорхнет и не вернется больше никогда в мои объятия.
И она жадно прижималась ко мне, словно я был ее спасением, долгожданным глотком воды для путника, заблудившегося в пустыне. Пустыне иссушающей страсти.
Я не смог остановиться. Я был готов отдать все, даже жизнь, лишь бы утолить свою страсть, лишь бы обладать ею, этой роковой женщиной, чужой невестой, покорившей старое сердце моего отца.
В ту лунную ночь, я забыл обо всем. Я отдал себя во власть страсти, как корабль, брошенный в пучину бушующего океана. Мы были вместе, и в этот миг казалось, что весь рушащийся мир принадлежит нам.
Под утро, усталый и измученный ее необузданной страстью, я понял, какую ошибку натворил. В глубине души я осознал, что наша любовь – это лишь иллюзия, мираж.
Отец не очаровывал ее. Иначе она бы не пришла ко мне. Это был ее осознанный выбор, продиктованный холодным рассудком и жаждой власти.
Акилэя была словно хамелеон, меняющий свой цвет в зависимости от обстоятельств, и в моей душе поселился страх. Я боялся, что однажды она предаст меня, как предала моего отца.
Но нежный поцелуй, что разбудил меня в то утро, окончательно разбил мои сомнения. Будь что будет.
— Я люблю тебя, Акилэя, — слабо прошептал я, утомленный и счастливый.
— Мальчик мой, не говори глупости. Какая любовь может быть у Сиорского? — ответила она строго и вылезла из-под моих объятий, — Наред ждет меня на завтрак.
Она молча собралась и ушла. Оставив меня недоумевать. Будь, что будет. Я знал лишь одно. Я люблю эту жгучую, жадную, дикую девочку. И она моя. Моя, сводящая с ума, лгуниша Лэя.
Акилэя оставила после себя лишь привкус горького миндаля предательства и пепел несбывшихся надежд. Я метался по покоям, словно раненый зверь, осознавая, что стал марионеткой в ее жестокой игре. Она сплела паутину страсти, в которой мы оба запутались, но выбраться из нее была уготована лишь ей одной.
Но все же, маленькая искорка зажгла во мне веру в то, что чувства взаимны. Девушка сама пришла ко мне той ночью. Я не применял к ней магию. Это ее выбор. Ее также влекло ко мне.
И снова потекли сквозь пальцы дни, наполненные злобой и ревностью, а также жгучей и опьяняющей страстью. Мы стали любовниками, что предавались ласкам при первой же возможности.
Естественно, это было заметно. Но мы были ослеплены той страстью. Хм… Особенно я.
Нет, я пытался противостоять этому — уйдя с головой в работу. Все-таки не все члены секты Арахны были выявлены. И в столице появились ее последователи и жертвы.
Но работа была днем. А ночью… Ночью меня несло к ней — в объятья моей опьяняющей лгуниши Лэи.
И вот, не выдержав, я решился. Предложил бежать ей из дворца. Стать моей окончательно. Невестой, женой, судьбой. Написал ей записку. Назначил встречу в нашем секретном месте.
И как олух, с трепещущим сердцем, что готово было вырваться из груди, стоял, ждал ее. Осознание того, что она не придет, пришло ко мне слишком быстро. Вместе с тяжелым ударом по голове.
Я был так увлечен ею, так погрузился в свои мечты, что не заметил приблилизившуюся ко мне тень.
Очнулся я уже скованный цепями, словно дикий зверь, угодивший в капкан. Опять темная пещера. И знакомый антураж. И все те же фанатики в обрядовых черных балахонах.
Теперь я их жертва. Охотник, что так тщательно выискивал их, угодил к ним на обрядовый стол.
Вокруг мерцали факелы, отбрасывая зловещие тени на лица сектантов.
Как же я был слеп, одурачен красотой и страстью. Что не заметил, как меня назначили главным «лакомством» для Арахны. Работать надо было, а не шуры-муры крутить!
Помню, как главный жрец проговорил, — «О Великая Арахна, для тебя готово угощение! Этот неугодный истреблял наших братьев…»
Сектанты расступились.
И я увидел… Огромного паукообразного монстра… Который ласково так, голосом любимой женщины проворковал — «Ну что же ты, мой милый мальчик, так легко попался».
Сердце оборвалось и камнем рухнуло в бездну отчаяния. Голос… Этот сладко-льстивый, дурманящий голос — Акилэя?! Моя Лэя – чудовище? Неужели я так ослеп, что не увидел гниль за милой маской? Предательство расползлось по венам ядом, отравляя остатки разума.
Монстр немного уменьшился в объемах, ловко запрыгнул мне на грудь. Мне стало тяжело дышать под его весом. А это существо, так хитро посмотрело на меня. И даже как-то слишком нежно и ласково провело по линии подбородка когтем, пустив мою кровь.
Паучиха стала слизывать мою кровь, которая стала стекать с подбородка по шее. Я чувствовал, как касаются ее волоски моей кожи, и как зубы, что не идут в ход, а лишь «заигрывающе» касаются меня. И этот монстр постепенно добрался до моего рта. И Ужасное существо не просто решило меня у***ь, а еще и поцеловало напоследок… Нежно и убийственно.
В последний миг, когда Арахна нависла надо мной, я закрыл глаза. "Так вот каков конец, — пронеслось в голове, — Умереть в объятиях того, кого любил. Какая ирония!" Но даже в этом кошмаре, в предсмертной агонии, я чувствовал не только ужас, а… облегчение.
Дальше – смутный калейдоскоп. Ворвавшиеся люди отца, сталь, кровь, крики… Службисты и охрана отца ворвались в пещеру, стали резать, стали бить…
Отец склонился надо мною.
Кто-то проговорил — «Он еще жив». Наред несколько секунд колебался, а потом дал приказ — «Спасите его, он все же принц».
Несколько дней маги-целители боролись за мою жизнь. Хм, принц я все-таки. И я выжил. Но стал «пустышкой» с почти нулевым резервом магии, достаточным лишь чтобы высечь пару искр. Те события в пещере я помню смутно, все-таки пребывание за Гранью дало о себе знать.
Никто не поверил, что был монстр. Все сочли мои показания бредом умирающего человека. Да и я сам понимаю, что все что видел было бредом… Наложилось одно на другое. «Арахны не существует» — звенит у меня в голове. Этого не может быть. Это не может быть правдой. Чтобы Лэя, чтобы паучиха… Все знают Акилэя — такая же пустышка, как и я… Логика победила в неравной схватке с кошмарными видениями, удел которых теперь являться мне во снах.
Но монстр был. Я его помню. Помню его прикосновения и утекающую из меня стремительным потоком магическую энергию и саму жизнь. Эта паучиха Арахна стала приходить ко мне в кошмарах, напоминая о том, что лучше бы я… сдох… меня ничто не удерживает в этом мире. А там… за Гранью. Такое умиротворяющее спокойствие, нежное, затягивающее в сладкую патоку забытья.
Или все же?.. Зацепились же за что-то маги, что вытащили меня, стоящего на Грани. Они верили, что спасут меня.
А я уже ни во что не верю. Акилэя фактически предала меня дважды, когда не захотела бежать со мной и рассказала о месте, где мы встречались. Уж лучше бы она (? или Арахна, нет, не может быть, чтобы Арахна в лице Лэи существовала) меня тогда убила…
Но театр абсурда продолжил свои представления. Мы сделали вид, что одумались. Хотя связь, скользкая и ядовитая, никуда не исчезла. Она стала более мучительной, секретной, сотканной изо лжи. Связь двух жаждущих власти и навеки её лишённых.
Акилэя так и не стала королевой. Для нее придумали «уничижительный» новый статус — спутницы короля. Она не имеет права претендовать на трон. Король Наред прекрасно знал про наши шашни. Но не сумел отказаться от тела молодой «спутницы». Быть может еще и от того, что та ждала ребенка.
И я, вопреки жгучему желанию и отсутствию «бюрократических» запретов не могу претендовать на верховный статус короля.
Все дело в троне. Ведь он сжирает магию и может просто добить меня, подойди я к нему чуть ближе. Только сильный маг может восседать на троне и править Объединенным Зиртаном.
Я стал купаться в собственной жалости и злобе. Пытаясь забыться в алкоголе, я все больше осознавал, каким ничтожеством становлюсь. Похожим на тех отморозков, отступников, что вылавливал в Запретном лесу.
Но дера… Появление деры меняет все!!! Отступников больше нет, а есть Нэс. Ничего такая. Вполне себе. Симпатичная. И эта дера способна восстановить мой резерв и открыть доступ к трону. А там уже… Власть, и сладкое, опустошающее ощущение победы над предательством Лэи, она еще пожалеет, что выбрала отца.