Моя тропинка к счастью

Дорога домой

У бабушки Лели я прожила до четырех лет. И дело было не в том, что у меня не было родителей или же я была больше никому не нужна. Злая девчонка, столь уязвившая меня, была не права. Мои мама и папа очень любили меня, и им было непросто принять решение отдать меня бабушке на время.

Уже потом, когда я повзрослела, папа рассказал мне, почему я первые годы своей жизни провела с бабушкой. Тогда так случилось, что в год моего рождения умер дедушка Вилли – муж бабушки Лели, и она не могла смириться с этой утратой. Поэтому, когда я родилась, бабушка упросила родителей позволить ей заботиться обо мне. Родители переживали о бабушкином благополучии, и когда мне было около года, папа отвез меня в Аргет. Это действительно помогло. Посвятив себя заботам о маленьком ребенке, бабушка воспряла духом. 

Наша с бабушкой жизнь в Аргете была очень тихой и размеренной. К нам в гости особо никто не приходил, кроме моего двоюродного брата Вилли и его мамы, да и мы тоже никого не навещали. Нет, не совсем так. Напортив нашего дома возвышалась похожая многоэтажка, и там жили замечательные люди, тетя Ада, тетя Зина и дедушка Вадим. Судя по всему, они были какими-то нашими родственниками. Я очень любила ходить к ним с бабушкой.

Пока взрослые о чем-то там говорили, тетя Ада и тетя Зина отдавали мне в распоряжение все свои шкатулки с бусами, и я в полном восторге возилась с ними, никому не мешая. Когда же мне наскучивало, то я начинала кататься по всему периметру комнаты на игрушечных счетах, усевшись на них задом и отталкиваясь руками, отчего взрослые смялись, тем самым раззадоривая меня. Это служило знаком дедушке Вадиму. Он был очень молчаливым и не принимал участия в беседе, а только слушал. Он поднимался с кресла и, заговорщицки улыбаясь, манил меня за собой на кухню. Я тут же прекращала все свои текущие занятия и бежала следом.

На кухне нас уже ждал, блестящий золотом, пузатый самовар. По обе стороны стола стояло две чашки с блюдцами, а посредине вазочка с сахаром – рафинадом. Дедушка Вадим прикладывал палец к губам, показывая, что мы все делаем молча. Я согласно кивала, восторженно принимая правила игры. Мы в абсолютной тишине рассаживались на свои места. Дедушка Вадим разливал ароматный чай янтарно-коричневого цвета по чашечкам. Чай должен был постоять пару минут в чашках, а потом его нужно было перелить в блюдце. Делали мы это одновременно, потом брали кусочек сахара, откусывали его и смачно сербали, чуть подостывший чай из блюдец. Я до сих пор помню вкус этого терпкого и насыщенного напитка! А потом мы долго всматривались в закат, каждый думая о своем… 

В моих ранних детских воспоминаниях Аргете запечатлелся, как серый лес из высоченных каменных домов, тянущихся до самого неба. Когда я пыталась убедиться, что дома не цепляют облака, воздев голову к небу, то начинала кружиться голова. Мне тогда казалось, что я вижу, как медленно вращается земля вокруг солнца, и это знаю только я и больше никто во всем мире. И кончено же белые ночи, которые случались в этих широтах с июня и длились до середины июля.

Как же трудно было заставить меня спать, когда я была уверена, что сначала должно солнце зайти за горизонт, а потом я лечь в кровать. Помню, как довела бабушку до белого каления своим упрямством. Я отказалась засыпать, сказав, что буду ждать, пока не стемнеет. Правда бабушка уговорила меня надеть пижаму и жать наступления ночи, которого я не дождалась, уснув на своем посту.

На следующее утро приехал мой папа, чтобы забрать меня домой в Фирион. Я очень обрадовалась – снова приключения и прибывала в волнении. На поезде мы с папой ехали двое суток. Когда случались длительные стоянки, папа выходил на перрон покурить, зовя меня с собой. Пару раз ему это удалось, но я так опасалась, что поезд уедет без нас, что постоянно торопила отца, а потом и вовсе прекратила выходить из вагона. Папа смеялся надо мной.

– Не переживай, дочь, паровоз без нас не уедет! – пытался вразумить меня папа,– Ты видишь у меня часы на руке, я точно знаю сколько минут длится остановка.

– А что если твое время и время поезда разное?

Не унималась я. Отец рассмеялся.

– Ну, вот смотри, видишь на башне вокзала большие часы?

Я кивнула.

– На часах стрелочки. Они показывают время. Так вот, эти стрелочки на больших часах совпадают со стрелочками на моих наручных.

Выглядело все довольно правдоподобно, но мне виделся в этом какой-то подвох, и я чувствовала себя более уверенно, оставаясь в вагоне.

Когда мы стали подъезжать к вокзалу я во все глаза смотрела на перрон. Папа сказал, что нас придут встречать, и я боялась упустить кого-либо знакомого из вида.

– Пап, а кто нас будет встречать?

Спрашивала я, вертясь во все стороны. Папа хитро прищурился.

– Сейчас сама все увидишь.

Это еще больше добавило волнений и переживаний. Со стороны, наверное, это казалось забавным, когда ребенок прилипает к окну и таращит глаза изо всех сил, всматриваясь в лица людей, ожидающих прибытия поезда.

– А как они узнают, что это именно наш поезд?

Снова почуяв подвох, стала интересоваться я.

– Они уже знают и ждут, когда поезд остановиться.

Хоть меня этот аргумент тогда и не убедил, но вдруг в толпе встречающих мелькнул знакомый откуда-то силуэт стройной молодой женщины в сиреневом платье. Женщина всматривалась в окна нашего вагона и приветливо улыбалась.

– Мама!

Закричала я на весь вагон, за малым чуть всех не оглушив. Я не видела лица мамы несколько лет, но мое детское сознание хранило его в памяти, и я не могла спутать его ни с каким другим.

Женщина, как будто услышала мой крик в утробе вагона и посмотрела прямо на меня. Она радостно всплеснула руками и начала изо всех сил махать.

Я еле дождалась остановки поезда. Потом торопливо спустилась по ступеням на перрон, и что было мочи, побежала к маме и крепко обняла ее.

– Девочка моя, как же ты выросла!

Говорила мама, целуя и обнимая меня. Я не могла оторваться от нее. На меня нахлынули чувства и воспоминания. Я помнила ее запах и звук ее мелодичного голоса. Только рядом с мамой я почувствовала себя уверенной в том, что я вернулась домой и что у меня действительно есть семья.    

 По пути домой я без умолку щебетала, боясь хоть на мгновение отпустить мамину руку. От железнодорожного вокзала мы добирались домой мы на троллейбусе, что вызвало во мне воспоминания об Аргете, там это был основной вид транспорта.

– О, а это тот же троллейбус, на котором мы с бабушкой ездили?

Спрашивала я, недоумевая, как же этот троллейбус знал, что я уже приехала в Фирион и как же там бабушка будет без него обходиться? Папа с мамой смеялись, объясняя мне все тонкости мира, в которых я еще не разбиралась.

Кроме того, что я увидела троллейбус, напомнивший мне Аргет, дальнейшее сходство отсутствовало. Фирион был ярким и цветущим городом, здания далеко не такие высокие и они были разноцветными. Даже воздух отличался, помимо того, что он был теплым, он еще наполнялся ароматом всевозможных цветов. Кроме всех этих достоинств в небе Фириона не плавал огромный кит – дирижабль, загораживая собой приветливое южное небо. Непривычно было и то, что плодовые деревья росли прямо на улицах, и ребетня осаждала их, словно стайка воробьев.  Я с азартом и удовольствием смотрела в окно пока мы не доехали до своей остановки.

Весело шагая, мы добрались до нашей улицы. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что вокруг нет высотных домов, уходящих в небо. Люди живут в одноэтажных домиках, и для меня это было одновременно и забавно и здорово. Никто не станет тебя ругать, если ты носишься по дому, шумно отбивая пятки! Постепенно мы добрались до нашего дома.

– Все, мы пришли.

Сказала мама, остановившись у небольшого белого дома с яркими зелеными ставнями на окнах.

– Это наш дом? Такой маленький!

Одновременно радостно и удивленно воскликнула я. Мне очень хотелось войти внутрь, чтобы ощутить атмосферу родного жилища.

Папа открыл калитку, и мы вошли в тенистый дворик. Справа было крыльцо и вход в дом. Мы спустились на пару ступенек вниз, и попали в коридор, где оставили обувь, а после вошли в дом.  

Вот оно! Меня овеяло ощущение счастья и защищенности, запах родного дома всколыхнул воспоминания. Здесь и сейчас я ощущала себя самым счастливым человеком на свете.