Не трогай запястья

Шаги. Часть 2.

Тем же вечером Юнги выпил несколько чашек кофе, пытаясь собрать себя и выстроить мысли в верную цепочку. Когда, казалось, это удалось, он постучал в дверь чиминовой комнаты лишь слегка, в надежде, что тот не услышит, и это всё можно будет перенести на потом. Ещё ведь полно времени, да? Обязательно нужно делать это сейчас?

— Да, — отозвался младший по ту сторону, и Юнги страдальчески выдохнул.

Когда старший приоткрыл дверь и вошёл, закрывая её спиной, Пак привстал на кровати, выронив из рук телефон.

— Юнги-хён, — больше с повествованием, чем вопросом в голосе взволнованно произнёс младший. — Тэхён-а ушёл полчаса назад, а я думал, что ты уже отправился отдыхать, так как устал после студии и вообще этого всего, поэтому не стал беспокоить. К слову, извини за это всё, я могу поручиться, что Тэхён-а и Чонгук-и никому ничего…

— Стой-стой, Пак, помолчи хотя бы минуту, — слегка улыбается Юнги, наблюдая за чиминовой растерянностью, из-за которой он начинает тараторить всё одним большим предложением. — Я здесь не из-за этого.

— А, — светловолосый заметно расслабляется, принимая позу лотоса на своей кровати, и теребит краешек домашней зелёной футболки. — Тогда зачем?

— Я хочу поговорить с тобой, — подавляя внутреннюю дрожь, Мин добавляет: — О нас.

Чимин заметно вздрагивает, прячет глаза и сглатывает, будто это его очень сильно напугало. И Юнги понимает, почему: он слишком запугал младшего тем, что из раза в раз растаптывал, делал больно и поступал чертовски неправильно. Сейчас Мин здесь с одним единственным намерением: сделать всё правильно, потому что попыток больше не будет. Эта — последняя.

Пак молчит, ничего на это не отвечая, а Юнги действительно тонет. Тонет в море страха, вины и раскаяния.

— Хорошо, — зачем-то произносит он, будто получая ещё одно разрешение войти.

Юнги проходит к кровати и садится напротив, закидывая следом ноги и принимая такую же позу, в которой сидит Чимин. Пак же, в свою очередь, снова сглатывает, затем вздыхает и поднимает испуганные глаза на Юнги — будто ножом по груди режет. Причём разрезает настолько глубоко и умело, что, просунув в разрез руку, можно достать миново сердце и раздавить одним лёгким движением.

— Я не знаю, с чего должен начать, потому что не могу собрать все мысли в кучу, — отчего-то тихо произносит Юнги, придвигаясь чуть ближе, так, чтобы их колени слегка соприкасались.

— Пожалуйста, хён… — Чимин почему-то даже не просит, а умоляет. И, несмотря на то, что он не произносит это вслух, Юнги понимает: Пак умоляет не делать ему больно.

— Просто послушай меня, Чимин-и, — на выдохе произносит старший, поднимая взгляд и глядя прямо в глаза светловолосого, игнорируя бешеное биение сердца и трясущиеся пальцы. — Я знаю, что причинил тебе много всего неприятного. И мне действительно жаль. Так жаль, что я не могу отмотать время назад, не могу ничего исправить.

В комнате воцарилась такая атмосфера, какая обычно появляется в зале кинотеатра, где крутят очень душераздирающий грустный фильм, после которого все зрители выходят заплаканные, но вместе с тем счастливые.

— Если бы я смог отмотать время назад, Юнги-хён, я бы сделал всё точно так же, — тихо произносит Пак, а глаза его начинают поблёскивать. — И если ты назовёшь меня сейчас сумасшедшим или даже мазохистом, то пусть будет так.

— Не назову, Чимин-и, — качает Мин головой и осторожно тянется к чужим рукам. — Я думал о многих вещах, пока пытался настроить себя на этот разговор, но сейчас у меня всё выбило из головы. Думаю, нужно попытаться…

— Нужно, — качает Чимин головой, глядя на то, как Юнги сплетает свои пальцы рук с его пальцами.

Они сидят так некоторое время. Мину кажется, что проходит, может, минуты две, но на деле он не знает, потому что слишком тяжело сейчас думать о таких глупостях, как время.

— Я просто так запутался, Чимин-и, — Мин нарушает тишину первый. — Слишком сильно, чтобы расценивать всё адекватно. Впервые меня покоробило, когда ты дотронулся до моих запястий… Хм-м, где-то весной две тысячи пятнадцатого. Это было в супермаркете, когда я сбежал, помнишь? — Юнги отрывает взгляд от сплетения их пальцев и смотрит в глаза удивлённого Пака.

— Когда ты бросил меня и проторчал полчаса в уборной, а я заблудился в отделе с консервами? — возмущается младший. — Конечно, помню.

— Да, — старший слегка усмехается, но через мгновение снова становится серьёзным. — С тех пор всё пошло под откос, весь мой мир переворачивался с каждым разом, когда ты случайно или намеренно касался моих запястий. Мне стало настолько страшно от того, что я почувствовал то, чего не должен был. Вместо того, чтобы разобраться в этом, я просто отдалился на максимальное расстояние и вёл себя по-свински по отношению к тебе. Это было так жестоко и несправедливо, потому что ты не заслужил такого. Кто угодно, только не ты… — задыхался Юнги, но не словами, а чувствами. — Потому что ты один из самых лучших людей, которых я знаю. Не жду, что ты поймёшь и простишь меня, ведь столько времени прошло. Правда, пойму, Чимин-и. Я просто хочу сказать тебе, что мне жаль. Да, я просто струсил… — старший опустил голову, зажмуриваясь. — Струсил так сильно, как никогда в жизни не трусил. Мне не страшно подраться с кем-то. Не страшно засунуть пальцы в работающую мясорубку, если в ней что-то застряло. Мне не страшно высказывать своё мнение в самой грубой форме. Мне много чего не страшно сделать, но признать, что я влюбился в своего тонсена… Оказалось самой страшной вещью, с которой я сталкивался в жизни.

Юнги говорит и смотрит на катышки домашней футболки задрожавшего Чимина, когда чувствует, как что-то горячее и мокрое скользит по его щеке, а потом зависает на подбородке.

— Мне так жаль, Чимин-а, что я причинил тебе такое количество… Боли? Даже толком не осознавая этого. Я готов делать любые шаги для того, чтобы заслужить твоё прощение, потому что мне в разы страшнее становится от мысли, что я потерял тебя из-за этих ужасных моментов. В миллионы раз страшнее, Чимин-а, — Мин поднимает глаза, застеленные слезами, на младшего и смутно видит, что у того бегут целые ручьи по щекам. — Я не знаю, как это всё будет. Не знаю, нужно ли говорить об этом ребятам. Не знаю, как вообще к этому всему относиться, я всё ещё немного потерян. Но я уверен, что испытываю к тебе такие чувства, от которых могу просто взорваться к чёртовой матери… Мне нужно, нет, жизненно необходимо это от тебя. Пожалуйста, Чимин-а. Ты дашь мне… Шанс?

Чимин, захлёбываясь слезами, судорожно качает головой в знак согласия и подаётся вперёд, накрывая миновы губы своими и как-то обречённо целуя, будто в последний раз. Теперь удрученность отпустила Юнги. Так же, как и чувство вины, о котором он перестал думать, как только чиминовы губы коснулись его. Первый шаг, то есть само принятие, для Мина был мучителен до истощения — до крови, до боли, до потери сознания. Второй тоже раздирал душу, но уже это терпимо, потому что понималось и осознавалось, пусть и отрицалось. С третьим шагом всё лишь проносится над ним, как чёрная туча, потому что так неважно.

Младший, преодолевая дрожь в теле, давит на плечи Юнги, чтобы тот лёг, и отлынивает от губ, утыкаясь в шею и шмыгая. Мин, чувствуя, как спадает с его плеч эта непосильная ноша, обнимает Пака, поглаживая спину. Так проходит ещё некоторое время. Они лежат в тишине, обнимая друг друга и полностью переосмысливая своё существование. Да, правда. Всё вот так просто выглядит со стороны, а на деле вовсе нет. Юнги наконец понял, чего хочет. Как же оказалось сложно быть жестоким, когда ты не такой. Как же сложно оказалось осознать свою вину. Как же сложно оказалось собраться, как следует, настроиться и дать самому себе однозначную установку, когда сам вызываешь у себя отвращение. Как же сложно было отнестись к своим чувствам настолько серьёзно, чтобы в одностороннем порядке принять решение, которое изменит не только собственную жизнь, но и жизнь Пак Чимина.

Как же это было сложно.

— Я не помню, когда в последний раз плакал, — вдруг осенило Юнги, и он случайно произнёс это вслух. Чимин засмеялся в его шею, щекоча дыханием кожу. — Нет, серьёзно...

— Знаешь, что меня теперь больше всего пугает? — Чимин приподнимается, опираясь локтями по обе стороны от головы Юнги, находясь очень близко. Стоит просто вздрогнуть и носы соприкоснутся. — Что в какой-нибудь прекрасный, просто замечательный день ты забудешь меня поцеловать, и я умру от нехватки тебя...

— Не говори таких глупостей, Чимин-а, — Мин морщится от смущения, закрывая глаза и качая головой.

Он не готов к таким вещам, они происходят слишком быстро.

— Просто обещай, что ты не совершишь их, — шепчет Пак, и старший чувствует, как он прожигает его лицо взглядом.

— Обещаю.