Пленница.

Он почувствовал, когда она вошла. Услышал знакомое мягкое шуршание юбок, тихие шаги, тонкий аромат её волос. Кажется, он даже чувствовал свет, исходивший от неё. Как будто этот свет был осязаем. Ещё не оборачиваясь, он растягивал мгновение перед встречей, представляя, как неаккуратно уложены её волосы — в спешке оставлено несколько выбившихся прядей, которые завиваются у мочек ушей. Вспоминая, как краснеют эти мочки и её щеки, когда он подходит к ней настолько близко, что может коснуться их дыханием. Представляя, как она сжимает обветренные губы, как сцеплены её руки грубой кожей перчаток. Он замер, и восклицание — Санса! — вырвавшееся из его губ, когда он наконец обернулся, было не приветствием, а скорее обличением в звуки его нервозности, его фантазий. Он почувствовал, как машинально улыбается, запоздало подмечая ледяную интонацию вопроса, что она бросила ему: — Вы знали, кто такой Рамси? Он больше не улыбался. Представляя длинные шрамы на белоснежном теле, изучая её безразличный взгляд. Он должен был быть осторожен в выражениях. Планируя сказать ей, что ничего не знал, сейчас он понял, что недооценил ситуацию. Что бы он ни сказал ей — это уже не имеет значения. Это не поможет. Она может принять его правду, но не поверить в неё. Что бы он ни сказал сейчас — это будет ложью. Он поднял глаза на то место, где скудный свет северного солнца касался её головы, и заметил, что мягкие волны рыжих волос похожи на дремлющее пламя. Он подумал: интересно, в какой момент она меня похоронила? Когда он насиловал её в первый раз? В сотый? Когда сдирал кожу с людей на её глазах. Или, может, когда она бежала по ледяной пустыне прочь от голодных собак? Он усмехнулся боли, которая отозвалась в нём при этих мыслях. Конечно, этой усмешки она не поняла. — Да, — проговорил он, плавно подаваясь навстречу, — я знал. Она ждала именно этого, и всё же её слегка передёрнуло, как будто он собирался ударить её наотмашь. — Но зачем? — её голос чуть дрогнул. — Потому что я знал, что он не причинит тебе вреда, — спокойно ответил он. — Он причинял мне вред каждую ночь! Какая эффектная фраза. Внезапно он заметил в ней что-то ещё. Нечто, скрытое глубоко внутри. Нечто в едва заметном напряжении уголков её рта. Затаившееся в судорожном дыхании. Чувство, тщательно скрываемое. Её разочарование. Неужели в нём? Нет. — Но теперь я здесь, — мягко сказал он. Как будто это может что-то исправить. — Я вам больше не верю. И снова. Она ждёт. Его оправданий? Как будто они оба не знали, что он такое. И всё же? Вся её натура требует — его смирения, его унижения, его подчинения. Прошло столько лет, но он с болезненной отчётливостью, отдававшейся гулкой пульсацией крови в висках, вспомнил это чувство. Почувствовал себя мальчишкой. Ты ничтожество, Петир. Ты ничтожество. Ничтожество. Кэт. Как только она увидела в твоих глазах эту нежность, эту преданность — ты помнишь, что она с тобой сделала? От волнения у него перехватило дыхание, но лицо само по себе продолжало играть роль. Слова слетали с губ, пока все мысли были заняты анализом её жестов, мельчайших оттенков её интонаций. — Вы знаете, что я этого не хотел, — понизил он голос. Санса не показывала эмоций, но он видел, что эти слова её немного успокоили. Она думала, что всё ещё можно исправить. — И я привёл вам армию Долины, — добавил он для дополнительного эффекта. Человека без мотивов никто не заподозрит. Если враги не знают, чего ты хочешь, им не угадать твоих действий. Он дал ей повод думать, что она — это то, что ему нужно. Довольно опрометчиво. Вспомнилось то морозное утро в Долине, когда, поцеловав её холодные губы, он ощутил обжигающее тепло. Наверное, тогда? Она глубоко вздохнула и подошла ближе к свету. — Я не могу вновь поверить вам. Она пыталась быть твёрдой. — Но я вас не предавал... — Вы продали её Болтонам! — не выдержала, наконец, Бриена Тарт. Он бросил беглый взгляд на гневное лицо тартской девы, на котором читалась каждая мысль, каждое желание... Если бы ему только было до этого дело. — Если вы позволите, — произнёс он с мягким нажимом, — я хотел бы поговорить с леди Сансой наедине. — Я и не подумаю оставить её с вами! — О! и что я, по вашему мнению, сделаю? Оглушу её лопатой? Женщина была готова парировать, но Санса прервала её: — Лорд Бейлиш не любит пачкать руки, Бриена. Оставь нас. «Петир» — чуть было вслух не поправил он. Не сейчас. Она старалась быть сильной, но он кожей почувствовал её уязвимость, как только Бриена Тарт покинула их. Она встала к нему спиной, чтобы показать своё пренебрежение, но теперь такое положение её пугало. Зато он любовался лебединым изгибом её шеи, грациозным наклоном головы. Непроизвольно облизнул губы. Хорошо, что она его не видела. Она ждала, что он что–то скажет, но на самом деле ему просто хотелось достаточно рассмотреть её. За месяцы разлуки он начал забывать все эти бесчисленные детали, из которых складывался в его голове ее образ — тончайшие вены под тонкой кожей запястий, голубые, в тон её глазам. Едва заметную родинку на шее и перламутровый блеск ногтей. Он начал забывать её запах. Охваченный порывом, он подошёл ещё ближе, тихо, так чтобы она не услышала. Втянул ноздрями воздух рядом с её плечом. Она вздрогнула, всё же заметив. Это то, чего она, должно быть, хотела теперь меньше всего на свете — дрожать перед ним. Нужно было что-то сказать, и он сказал: — Каждый день, что я не видел вас, я думал только о том, чтобы… Маленькая искорка в её глазах — всё, что ему было нужно, чтобы понять: она надеялась, что он любит её. Но всё, что он мог бы сейчас сказать, было бы ложью. Она проснулась от ноющей боли внизу живота. Все эти месяцы, проведённые в Винтерфелле — эта боль была единственным чувством, которое она любила. Эта боль значила, что она не носит в себе ребенка Рамси, и даже когда в эти дни он всё равно приходил к ней и близость была особенно невыносима, она плакала скорее от счастья. Иногда она представляла себе, что живот болит от того, что ребенок умирает у неё внутри. Она смотрела в узкий проём окна, на снег и окровавленные тела людей, и представляла ярость и боль Рамси, когда бы он узнал о том, что все его надежды стали прахом, о том, что часть его души умерла. Если бы у него была душа. Сейчас она вновь смотрела на снег за окном, но кровь была только на волчьей шкуре, что лежала под ней, на внутренней стороне её бедер. Боль наполняла чувством спокойствия. Она ощущала себя чистой. Недоступной для оскорбительных ласк. Вчера она снова видела лорда Бейлиша. Он был так же близко, как и раньше, смотрел на неё, как раньше, хотел её, как раньше. Прежде она думала, что увидев его, не сможет сдержать своей ярости. Но он обернулся и улыбнулся ей. Он произнес её имя так, как будто между ними ничего не произошло. Она хотела заставить его страдать. Представляла, как разденется перед ним, чтобы он видел многочисленные шрамы, синяки и кровоподтеки на её теле, чтобы наблюдать, как боль смешивается с похотью в его глазах. Она хотела заставить его страдать и в тоже время сама страдала от своего бессилия. Все эти дни после побега из Винтерфелла она мечтала взглянуть ему в глаза — увидеть в них раскаяние. Шагнув с Теоном вниз со стены Винтерфелла, она представляла, как сломает позвоночник и останется там навсегда. Уснуть смертельным сном в мягкой подушке снегов. Не видеть снов. Не чувствовать света — это было бы самым сладким концом. Но теперь она здесь. Чтобы снова дышать ледяным, обжигающим лёгкие воздухом, чтобы прикасаться к мягкому ворсу волчьей шкуры, чтобы чувствовать утренний свет на поверхности своих глаз и видеть его усмешку. Утро выдалось удивительно тихим. Когда она вышла из своих покоев, весь замок всё ещё спал. Она вздрогнула, услышав его голос. — Вы ведь не сказали вашему брату, что с вами делал лорд Болтон, — произнёс лорд Бейлиш, спускаясь к ней во внутренний двор. — И не сказали о моей роли в вашей свадьбе. Очевидно также, что вы попросили... леди Тарт молчать. Поправьте меня, если это не так, но я сужу по тому, что всё ещё нахожусь в добром здравии. Что он хочет от неё услышать? — Джон мог бы вспылить. — Но вы ведь так хотели меня наказать, — проговорил он с хрипотцой, значительно понизив голос. Она знала, что делать. Поставить его на место. Сломить. Уничтожить. Потому что понимала, что он искал в ней — привязанность, сочувствие и… — Для освобождения Севера нам понадобится ваша армия. — О, так значит я ценный союзник? — Вы всегда им были. — Да... — вздохнул он. — Но что я получу взамен? — Простите? — не поняла она. Он ещё никогда ничего не просил. — Видите ли, Санса. Союзы, как правило, заключаются по обоюдной выгоде. Ваша выгода очевидна: без армии, с кучкой одичалых вам не выстоять против Болтонов. Но что получу я? — Лояльность Севера, — бросила она надменно. Увидела, как после этих слов его глаза засияли. — О! Это так щедро! — улыбнулся он самой хищной из своих улыбок. — Всего Севера? Позвольте уточнить, лояльность всех северных лордов или в принципе всего населения? Казалось, эти слова очень его повеселили. — После того, что вы сделали — это лучшее, на что вы можете рассчитывать, — не отступала она. Его взгляд мгновенно потемнел, и от деланного веселья не осталось и следа, он подошёл к ней так близко, что она почувствовала запах мяты, исходивший от его рта, почти физически ощутила холодность его взгляда. Так он никогда на неё не смотрел. Что это? Презрение? — Вот в чем дело, моя милая Санса. Я ничего вам не сделал. Ничего. Выдал вас замуж за Рамси Болтона? Это было целиком и полностью ваше решение. Я предложил лишь своё посредничество. А перед этим я спас вас из Королевской Гавани, и если вы вспомните, я хотел вас увезти ещё до свадьбы с Тирионом Ланнистером. Вам не пришлось бы терпеть такое унижение, если бы вы поехали со мной. Если уж на то пошло — я убил ради вас свою жену. А когда ваши планы относительно Болтонов пошли не так, когда вы сбежали от своего мужа, забыв всякие приличия — я, не задав ни единого вопроса, приехал к вам с армией. Много вы найдете людей в Вестеросе, столь бескорыстно преданных вам? Давайте скажем прямо: я — ваш единственный настоящий союзник. Но вы правы, лояльность Севера — это единственное, что я получу со всего этого. Даже не вашу лояльность. Он никогда ещё так с ней не разговаривал. Санса ощутила, как мурашки пробежали по коже, когда он упомянул о смерти тети Лизы. Он обвиняет во всём её? Он ей угрожает? Она чувствовала, что ходит по невероятно тонкому льду, но уже не могла остановиться. — Спешу вам напомнить, лорд Бейлиш, — начала она как можно более твёрдо, — что я уже спасала вас от суда лордов Долины. Что мешает мне сейчас раскрыть правду? — Какую правду? — он горько усмехнулся. — Что вы по собственной воле вышли замуж за сына убийцы вашего брата? Или о том, что мне пришлось у***ь вашу родную тётю ради спасения вашей жизни? Его устами события, свидетелем которых она была, получали чудовищное извращение. Она почувствовала отвращение к себе, к нему, ко всему, что было между ними. — Чего вы хотите? — устало спросила она, думая, что знает ответ. — О, милая! — выдохнул он с такой нежностью, как будто и не было недавней вспышки. — Всего! Я привёл вам армию, неужели я не заслужил немного ласки? Он наблюдал за ней издалека. С того самого утра она больше не подпускала его близко. Никогда не оставалась наедине. Никогда не встречалась взглядом, даже когда он не мог оторвать от неё глаз. Он до боли закусывал губу, видя, как движутся её тонкие пальцы, когда она вышивает. Они обменивались приветствиями: Санса приседала в реверансе, он с трепетом целовал её руку. Раньше он всегда ощущал себя чужим на Севере, но теперь чувствовал себя призраком. Двигался бесшумно среди мрачных каменных стен. Он никогда не был нужен обитателям замка. Никогда не был нужен ей. Ему казалось, упади он со стены — никто и не заметит. Она всегда сидела в одном и том же месте, с самого утра и до поздней ночи, освещаемая лишь тёплым светом свечей. Он много раз хотел подойти к ней, но не смел нарушить то спокойствие, которое в нем рождала эта картина. Необъяснимое. Ему виделись Персты, где долгими зимними ночами его мать, кажется, также вышивала, пока он спал. Виделся Риверран, где Кэт ждала со свечой у окна лорда Талли, когда тот возвращался с войны. Он прикрывал глаза и видел комнату в полумраке, слышал потрескивание дров в камине, видел Сансу, сидящую в кресле, точно так же, за вышивкой. Она усердно работала над чем-то, наклонив вниз прелестную головку, не замечая, что он смотрит. Она была так близко, что он мог прикоснуться к ней, протянув руку, так близко, что видел упавшую ресничку и бисеринки пота на её лице. Он целовал её. В его фантазиях она смотрела ему прямо в глаза перед тем, как с жаром ответить на поцелуй. Он видел в её зрачках отблески пламени. Её руки бросали вышивку, чтобы упереться ему в грудь, чтобы пальцами повторять каждый завиток узора на его камзоле. Он чувствовал хрупкость её талии, ощущал под тонкой тканью очертания рёбер. Санса откидывала голову вверх, когда он целовал её ключицы, и волосы рассыпались по спине огненным водопадом. Она шептала его имя, и даже это способно было довести его до конца. Иногда он представлял её обнажённое тело и разгорячённые, припухшие от поцелуев губы, которыми она говорила, что любит его. «Она никогда не полюбит тебя! — услышал он голос Лизы Аррен. — Она такая же, как мать, она никогда не полюбит тебя!». Он бы убил её ещё раз, лишь бы это прекратилось, только бы умолк её голос в голове. Через некоторое время он возненавидел вышивку, которой она посвящала столько сил. Возненавидел стежки, которые она выводила с таким трепетом и старательностью. Её внимательность. Её настойчивость. Её молчание. Её взгляд, никогда на него не смотрящий, только вниз, на пяльцы. Он пробовал заговорить с Сансой, но она всегда прерывалась, когда он подходил, и искала предлог уйти. Она всегда уходила. Он видел это сотни и сотни раз — её удаляющуюся фигуру. В его снах он не мог догнать её, не мог заставить обернуться, чтобы посмотреть в лицо. Она ускользала снова и снова. На расстоянии вытянутой руки всё, что он мог увидеть — это её тень. Он стал раздражительным. Джон Сноу и остальные выводили его из себя. Он по-прежнему был приветлив и улыбчив, по-прежнему излучал приятное расположение духа, но выражения его стали резче, а тон пренебрежительнее. — Лорд Бейлиш, а вы умеете сражаться? — спросил как-то Джон Сноу после тренировки на мечах. — О, об этом вам стоило спросить вашего дядю, милорд, — весело улыбнулся он. — Признаюсь, с тех пор не многое изменилось. Рыжеволосый одичалый, стоящий рядом с ним, рассмеялся в голос. — Вы, южане, удивительные люди! Предложил защиту его сестре, а сам даже меч в руках держать не умеешь. Приехал вместе с армией и думаешь, что этим дело сделано? — Одичалый подошел к нему непозволительно близко и выдохнул: — В бою никто не защитит тебя, кроме тебя самого. — Не думаю, что лорд Бейлиш будет сражаться, — проговорил Джон. — Ещё бы! — хохотнул Тормунд. Он бы стерпел это, как множество подобных выходок от людей не наделённых интеллектом, признающих только силу. Чего ещё ждать от тупой горы мышц, коими были многие в Королевской гавани, а тем более здесь, на Севере. Он уже собирался примирительно улыбнуться, когда поймал её взгляд. Она смотрела на него, и что-то было такое в этом взгляде, что заставило его взять меч и принять вызов. Он действительно не держал меч уже очень давно, металл непривычно оттягивал руку. Сказав, что со времен дуэли с Брандоном Старком ничего не изменилось, он конечно слукавил. Он брал уроки фехтования, было время, когда он изнурял себя ежедневными тренировками, пока не понял, что все его усилия тщетны. Сколько бы он ни старался, он оставался весьма посредственным фехтовальщиком, но очевидно, даже если бы это было не так, против Тормунда у него не было ни единого шанса. Как и тогда. Его преследовало болезненное дежавю — унижение на глазах любимой женщины. Тормунд, не напрягаясь, успел несколько раз его поцарапать, пока он не мог даже близко к нему подобраться. Вокруг них собрались зрители. Болели за Тормунда, одобрительно свистели и смеялись. Это, конечно же, его не трогало, он надеялся только, что она на него смотрит. Через пару минут с ним было покончено. Тормунд победно взревел, очевидно, считая, что преподал заносчивому лорду ценный урок, а Джон Сноу помог ему подняться. Когда он поднял глаза, она снова исчезла. Сказать, что он злился на себя — ничего не сказать. Подвергать себя опасности, пусть даже мизерной и ради чего? Неужели жизнь его ничему не научила? Крикнув, чтобы принесли воды, он прошёл в свои покои, чтобы сменить разорванную одежду, надеясь, что эта выходка ещё надолго отвадит его от импульсивных поступков. Он осмотрел себя в зеркале. Прекрасно, нечего сказать: разбитая губа, ушиб от рукояти меча на скуле, царапины на плече и на груди. Он чувствовал себя морально разбитым. И ради чего? Что ты получил? Секунду внимания малолетней девчонки, которая ни во что тебя не ставит? А после этого? Думал, впечатлишь её своим поступком, но чем тут впечатляться — храбростью выйти на дружеский поединок со здоровенным одичалым, который размазал тебя по стенке? Да что там, поимел тебя на глазах у всех! Она даже смотреть на это не стала, и никто бы не стал, даже шлюхи из твоего борделя, а ведь им ты платишь. Хотя нет, они бы может и стали, но только чтобы посмеяться над тобой. Шлюхи обожают смотреть, как унижаются мужчины. Больше всего ему сейчас хотелось снять с себя разорванную одежду и смыть кровь с лица. Когда, наконец, принесли воду, он в бешенстве распахнул дверь и увидел… её. — Миледи? — не поверил он своим глазам. — Простите мой внешний вид, я не успел переодеться. — Да, я принесла вам воды, чтобы умыться, — просто проговорила она, проходя в комнату. Он медленно прикрыл дверь, всё ещё не веря, что она стоит прямо перед ним, ставит таз на стол, кладёт рядом с ним полотенце. — Спасибо за вашу заботу, — произнёс он, стараясь звучать непринуждённо. Всё его внимание было приковано к её рукам, которыми она взяла полотенце, а затем, смочив предварительно водой, приложила к его лицу. — Вам не стоило этого делать, — её слова прозвучали, как нечто неопровержимое. — Ну что вы, моя милая, — усмехнулся он, — все мужчины должны уметь защитить леди. — Мне не нужна ваша защита таким образом, — она будто не слышала его слов, продолжая стирать кровь с его лица. — Конечно же, нет, — прошептал он, — у вас ведь так много защитников. Она прервалась на секунду, будто обдумывая эти слова, а затем на мгновение приложилась к его губам. Краткий миг, который длился для него чуть меньше, чем вечность. Она заполнила всё его сознание. Он вспомнил её мягкую улыбку, её запах, то, как сияли волосы на солнце в их первую встречу. Санса. Он произнес её имя вслух?