"Папочка" моей подруги

Глава 9

Карина.

Абрамов выходит из машины медленно, не торопясь. Как будто наслаждается моментом. Рубашка расстёгнута на вороте больше чем нужно, солнцезащитные очки на глазах. И всё равно — от одного его приближения внутри становится холодно. Хоть и под сорок в тени.

Он останавливается на несколько шагов от нас и осматривает двор. Молча. Голову поворачивает чуть влево, потом вправо.

Мы не двигаемся. Просто сидим. Слишком устали, чтобы встать, оправдаться, объясниться. На лице Маши — выражение «отстаньте, пожалуйста, иначе укушу». На моём, наверное, то же самое.

Давид Игоревич снимает очки. Глаза — спокойные. Слишком спокойные.

— Ну, — говорит он. Просто одно слово. И смотрит на меня.

Я что отдуваться за двоих должна?

— Всё, — хриплю я, даже не пытаясь встать. — Мы сделали всё как и требовалось.

Маша еле кивает.

— Всё до последнего фантика. Даже шланг свернули.

Он ещё секунду смотрит. Потом, к нашему удивлению, просто кивает.

— Вижу.

И тишина. Никакого «молодцы». Никакого «хорошо». Только этот спокойный, тяжёлый взгляд.

— Выглядите так, как будто прошли войну, — говорит наконец.

Он издевается?! Это всё что может сказать?

— Мы её прошли, — шепчет Маша.

— И выжили, — добавляю. — Санкции отменяются. Окна мыть не будем.

Абрамов едва заметно улыбается смотря на меня. Делает шаг ближе ко мне.

— Искупайся. Поешь. И я отвезу тебя домой.

На секунду мне кажется, что я ослышалась. Или перегрелась. Или вот он — галлюциноз после труда и солнца.

Я медленно поднимаю голову выше, щурюсь от солнца. Но смотрю ему в глаза.

— Что?.. — растерянно спрашиваю.

Он смотрит спокойно. Не давит, не уговаривает. Просто сообщает:

— Ты вымотана. Я отвезу.

Никаких «если хочешь». Никаких вариантов. Тон не терпит возражений. Но не грубый. Просто — окончательный.

— Спасибо.

Больше я не придумала что сказать. Да и отнекивается сил нету. Это намного лучше чем на автобусе.

Он переводит взгляд на Машу, потом снова на меня.

— Молодцы девочки, — и уходит в сторону дома.

Всё таки оценил нашу работу. Не полностью сухарь.

— Ты это слышала? — шепчет Маша, глядя ему вслед.

— Угу. Нами довольны. Пока что.

— Сплюнь. Пусть так и будет. А по папочка точно санкции влепит если что.

— Пусть не сегодня. Лошадиных сил не осталось.

Маша смеётся — тихо, почти беззвучно, потому что смеяться уже больно.

— Ну чё… идём мыться, генерал приказал, — бормочет она.

Я киваю и медленно поднимаюсь.

— Скупо как-то.

— Рина, поверь, мог вообще ничего не сказать.

— Безчуственный сухарь, — выдаю я.

— Нуу... не без этого, — соглашается Маша.

Как же всё болит. Спина, руки, ноги. Даже кажется и волосы болят.

— Я так на тренировке не выматываюсь, — хватает меня под руку и облокачиваеться на меня.

— Машкин, мы сейчас завалимся вместе. Не висни на мне.

— Не могу. У меня просто ноги не идут.

Я хмыкаю.

— А ещё ступеньки впереди. Нам нужно выкарабкаться на второй этаж.

— Ты меня добила, — хнычит она.

Но вариантов нету. Мы вылазим на второй этаж прилипнув к перилам.

— Тебя провести? А то опять комнату перепутаешь, — слабо лыбится.

— Не перепутаю. Куда не входить — я уже точно знаю.

— Хорошо. Встретимся через пятнадцать минут.

— Угу, — бурчу направляясь в гостевую комнату. И на этот раз не промахнулась.

Стягиваю с себя пыльную футболку, и она буквально хрустит в пальцах. Шорты, что дала Маша — чёрные. А были голубые. И купальник не черный, а серый. На коже отпечатались следы земли, травы и солнца.

Включаю ели теплую воду. И стою под неё с протяжным:

— Кааайфф...

Вода стекает по плечам, по шее, смывает пыль, пот и усталость. Смывает даже мысли — оставляя после себя только это блаженное «ничего».

Глаза закрываются сами собой, и я стою, почти не дыша, просто впитывая прохладу, как будто тело — это губка. Болело всё, но сейчас — чуть легче. Чуть живее. До дома доеду и завалюсь спать.

Если мне дадут поспать, а не снова устроят "пьяное недовольство ".

Выхожу из душа, беру полотенце, вытираюсь… и всё. Вот оно — осознание:

Одежда осталась в комнате Маши.

И теперь как-то нужно туда добраться.

Без приключений. Без лишних зрителей. Желательно — невидимкой.

Ничего лучше не придумав, обматываюсь полотенцем покрепче и подхожу к двери.

В коридоре — пусто.

Господи хоть бы в этот раз без приключений. Дай мне благополучно добежать до Машкиной комнаты.

Перекрестившись выскальзываю в коридор.

Не горю желанием встретиться с кем-то. Особенно с Абрамовым. Мне утра хватило.

Быстро бегу на цыпочках и...

— Ай, — вырывается когда врезаюсь в огромную спину неясно откуда взявшуюся. Чуть не упав хватаюсь за руку. Ощущая мурашки по телу от этого.

И угадайте кто передо мной?

НУ, КОНЕЧНО, ДАВИД ИГОРЕВИЧ.

Я стою напротив его комнаты. В одном полотенце. И держусь за его руку.

Он медленно оборачивается. Взгляд — ниже моего. Сначала — на руку, которой я вцепилась в его. Потом — чуть ниже. Кажись на ноги. На полотенце. Потом — в глаза.

Спокойно смотрит. Но глаза вспыхнули. С светло серых — на темный, не ясно какой цвет. Челюсть сжалась.

— Заблудилась? — спрашивает наконец, тихо, с тем самым тоном, от которого хочется провалиться сквозь пол. — И снова у моей комнаты.

Я тут же отдёргиваю руку, и стискиваю полотенце потуже.

— Я… не специально, — лепечу, чувствуя, как горят щеки. — Вещи у Маши. А Маша… И вообще, я не планировала врезаться в вас!

Уже и не страшно, а просто стыдно. Неловко. И обидно что я такая сегодня не везучая.

Он чуть наклоняет голову, изучая меня. Глаза уже не просто темнеют — будто тлеют изнутри. Не злость. Что-то другое. Гораздо опаснее.

— Ага, — говорит медленно. — Вот только второй раз за день ты передо мной... уже голая.

Господи. Прекрати. Просто прекрати говорить. И загонять меня в ещё больше неловкое положение.

— Ну, — сглатываю. — Случайность...бывает.

Он усмехается. Медленно, почти лениво. Не как человек, которому смешно. Как хищник, которому стало чуть интереснее. А мне стало более не удобней.

— Случайности, Карина, — его голос опускается на полтона ниже, — не повторяются дважды.

Он делает шаг ближе. Я отступаю. Прислоняюсь спиной к стене, машинально прикрываясь сильнее.

Абрамов приближается не резко. Не по-хамски. А будто проверяя — докуда можно.

И я, как дура, просто перепугано смотрю на него. Не убегаю. Не возмущаюсь. А смотрю огромными глазами в его горящие.

Он останавливается в опасной близости. На расстоянии дыхания. И это дыхание — ощущаю.

Тепло его тела. И рука что упёрлась в стену, возле моей талии.

Запах — едва уловимый, но такой… взрослый.

Туманющий мозг. И очень...приятный.

— Знаешь, что самое интересное, Карина? — его голос тихий, почти ласковый, но внутри у меня будто вибрация от него.

Я глотаю воздух, не зная — дышать или замереть.

— Ты даже не пытаешься сделать вид, что тебе неловко, — продолжает он. — Не отводишь глаз. Не прячешься. Стоишь. Смотришь. Ждёшь.

Я что и ответить не знаю. Всё что скажу прозвучит нелепо. Сама не знаю чего зависла.

Он чуть наклоняется ближе, так, что его дыхание касается моего плеча:

— Мне начинает казаться что ты снова хочешь ко мне в постель. Только уже со мной.

Я зависаю на пару секунд, не уверена, что правильно услышала. Или, может, неправильно поняла. Или мне вообще мерещится от жары и нервов.

Но когда губы касаются моего плеча. Я вздрагиваю. По телу проходит как разряд тока. И меня моментально обдало жаром.

— Охренели? — тут же вылетает.

Он замирает. На полсекунды.

А потом медленно выпрямляется, смотрит на меня сверху вниз. В его глазах — не извинение. Не растерянность. И даже не злость. А... интерес.

— Вот, — выдыхает, чуть наклоняя голову. — Наконец-то ты заговорила по-настоящему.

Я стою, прижав полотенце до белых костяшек, злая и растерянная. Он… издевается? Или это его способ флиртовать?

Но я же — просто Я. Какое флиртовать?! Я совсем не понимаю, во что втянулась? Чего это он вытворяет? И как реагировать?

— И да, — продолжает Абрамов, не сводя с меня взгляда. — Вижу, ты не потеряла характер. Это даже… возбуждает.

— Да вы ненормальный! Я вам в дочки гожусь!

Он усмехается. Не громко. Не весело. А как-то опасно.

Что Блять Происходит???

— Я это вижу, Карина, — спокойно говорит. — Просто не маячь у меня перед глазами... голой. И всё будет хорошо.

Он наконец отводит взгляд и убирает руку.

— Иди, — говорит хрипло. — Пока я не передумал.

Я моргаю. Не сразу понимаю. Офигевшая от происходящего настолько, что уже не уверена в том что слышу.

— Что? — переспрашиваю.

— В комнату, Карина. К Маше. За одеждой. Пока я точно не подумал, что ты так и просишься в мою.

— Дурак!

Уголок губ чуть дёргается в улыбке.

— Может быть, — спокойно отвечает. — Но не слепой.

Смотрит так, как будто полотенца на мне нету. И нервно прижимаю его крепче. И он это замечает.

— Не планирую его снимать. Не бойся. Но давай так, Карина, — говорит мягче, как с ребёнком. — Ты будешь держаться от меня подальше. А я… постараюсь забыть, как ты выглядишь в одном полотенце. И...в купальнике вставая с моей кровати.

Пауза. Он чуть приподнимает брови:

— И как отвечаешь, когда злишься. Очень... горячо.

Я фыркаю. Разворачиваюсь, не сказав больше ни слова.

Иду.

Сердце колотится. Колени будто ватные. В голове шум, будто в уши наорали.

Но я иду. Не оглядываюсь.

Но это и не надо. Слова уже застряли в мозгу.

"Ты не потеряла характер. Это даже… возбуждает." , "...постараюсь забыть, как ты выглядишь в одном полотенце. И...в купальнике вставая с моей кровати." Вот что не выйдет из головы ещё долго.

И от этого, только укрепилось желание, не пересекаться с ним. Никогда!