I need help

2 глава

Этот мир предельно схож с настоящим, но в нем никогда не была такого понятие, как однополые отношения. Эти люди никогда не знали о королях и владыках чуть ли не всего мира своим королевам предпочитавших молодых юношей, не знали о догмах религиозных, твердевших о греховности подобной связи, ввиду своей неосведомлённости их бросало в крайность от нового феномена как омеги.

                                                                                  * * *

Истинный подарок природы в совсем необычном облике ниспустился впервые в самом конце двадцатого столетия, даровав человеческому роду еще одну верть эволюции, еще одну возможность, что должна была в будущем спасти от полного вымирания этого вида.

Глупые люди, оттого трусливые не приняли столь резкое изменение, рушивший порядок, сохраняющийся с самого допотопного времени. Омег остерегались и общество доселе относились к ним, как к настоящим прокаженным.

Первое время великое умы последних дней не сыскали никакого объяснения подобной резкой мутации генов, что сподвигло появлению парней с идентичными репродуктивными данными, как и у женщин. И виной их неведения было будущее, что было плотно окутано тьмой, не дававшейся глазам простых смертных.

Омеги поистине отличались типичного слоя населения. Было в них нечто первобытное, порой даже напоминающее, наводящее мысли о звероподобных. Первое их отличие, это конечно же животная преданность к своему. К семье, что любой омега будет беречь строже боевого пса, к собственному ребенку, который значит больше, чем сама жизнь и последнее, но не по значению, преданность к собственной паре, без которой весь белый свет блек. Часто, к сокрушительным вздохам тех, что кровью защищал и верил в их исключительность в истории всего человечества, буквально. 

Второе незаметно крылось в их нравах, коих описывали в священных книгах всех народов, гласившие портреты приближенных к самому. Омеги тихие, как необеспокоенная течением и дуновением ветра гладь воды в самом безмятежном Рае, честолюбивы, лишенные всяких корыстных мыслей и намерении, терпеливы под стать самому Землю, что бесконечно долго терпел безнравствье людского и слабые, будто перышко осевшее на сырую почву с воздушных крыльев тех, кто плача молился перед могилами, заключившие в свои морозные объятия тела тех, кто был послан спасением всего.

Омеги — для некоторых новый генотип, отклонения от канона, для других уникальный кролик для экспериментов. Несколько десятков лет назад появились первые, загремев по всему миру клишированным названием "омега" из-за мягкотелости и полному отсутствию стойкости в моментах, когда их втаптывали в грязь среди всей толпы. Время прошло, их стало больше, люди были шокированы, но под гнетом времени и настойчивых кампании, пропагандировавшие бережное отношение к ним, стали привыкать. Правда, каждый по своему. По сей день были некоторые единицы, что, видя подобного им, спешат избавиться от столь не радужной компании, даже умудряются перекреститься, свернув за угол.

Всё неизвестное, таинственное вызывает ужасный страх у людей, что и по сей день несильно отличаются от животных в момент испуга, хотя они же сами первые спешат винить других в подобных схожестях с истинной живностью.

 Весь ажиотаж вокруг иных стихло. Ровно до того момента, когда пробил час и люди, кого за глаза клеймили иными сварливые языки невежд, приступили к своему истинному назначение.

Скандал разродился по всему белому свету, когда нормальные сыновья из обычных семей начали приводить омег домой, говоря: «Он — моя пара». Будто люд забыл, чем именно отличались омеги от обычных парней, что именно им давало мнимое право обзывать их иными - способностью вынашивать потомство от мужчин. Народ бунтовал, мятежи поднялись в разных концах света, народ причитал государство в бездействии, требовал истребить омеги подчистую, чтобы спасти тысяче людей от позора нынче, и миллиарды в будущем.

Сколько семей раскололось, сколько младенцев было убито даже не взглянул ясным взглядом на мир, сколько пар отказывались от новорожденных своих детей, своих кровинок. Этот период остался на страницах учебников по истории под названием "Багряный бунт народов", потому что все страны без единого исключения выбрали сторону ту, которая была значительно слабее и любое слово против заканчивалось кровопролитием. Жестокости у власти было предостаточно то ли в силу долгого воздержания, ведь после Великой войны миновали столетия, то ли наличие внушительной причины, на которую можно было ссылаться в случай чего, делали их теми, кто топил проблемы в крови. Но от этого они, эти проблемы, не исчезали, лишь становились незаметнее, не бросающимися в глаза, чтобы в последствии выйти наружу подобно гною невылеченной до конца раны. В виновниках остались снова омеги. Их репутация была теперь запачкана кровью павших. Обычные люди презирали их, в сердцах ненавидели за одно существование, но теперь наученные опытом делали это предельно тихо, чтобы и слово не проскочило до ушей тех, кто делил власть. А правительства насытившись страхом и упившись властью, казалось, забыли напрочь о тех, кого так яро защищали всего несколько десяток лет назад. Их таких ущемленных оставили на произвол судьбы, не приготовив ни людей на сожительства с омегами, ни мировой уклад для чужих нужд. Все оставалось прежним.

И в дело вступили организации по защите прав меньшинства, основанные теми же омегами в большинстве своем. Они усиленно начали на билбордах вещать информацию об омегах, все медиа дружно заговорили о них. Теперь они не были чем-то непонятным, покрытым плотным полотном неизвестности. Люди, узнав чуточку больше о таком явлении как третий пол, перестали бояться их, но продолжали остерегаться.

Всему свое время. У омег оно пока не наступило.

Год за годом во многих семьях начали рождаться омеги, и эти семьи меняли свои предрассудки насчёт них. Иметь сыновей-омег на самом деле не очень-то и плохо. Они добры, мягки, гибки в общении, слабы, но поистине заботливы, ради близких готовы на многое, но гнёт со стороны общества, которое ещё не готово принять их, всё усложнял. Слишком ранимые парни-омеги нередко заканчивали жизнь самоубийством. Вытерпеть осуждение окружающих, постоянные упрёки в том, что они не такие, какими должны быть, осуждающие взгляды — часто заканчивалось трагично. И на семью тоже вещали ярлыки, будто наказанных самим Верховным.

Ким Тэхён — омега, двадцати лет, всю свою сознательную жизнь на него показывали пальчиком, перешёптывались за его спиной, куда бы он не приходил, всегда был нежеланным. В детском саду не подходили ребятки и не предлагали поиграть, в начальной школе родители одноклассников даже требовали его исключить, благо этого не произошло. В средней школе на него начали литься абсолютно незаслуженные проклятья, оскорбления, а в старшей слова превратились в и******е. Не раз его закрывали в кладовке, не раз буквально обливали грязью, всегда он ходил с гематомами, словно они никогда не проходили, как татуировки. Про отбирание денег, одежды, всякой мелочи можно вообще молчать, если дело на этом заканчивалось, можно было считать себя везучим.

Тэхён никогда не защищался, никогда не мстил, не отвечал насилием на население. Он даже не имел представления, какого это — осознанно причинять кому-то боль. Это ведь немыслимо, подло и позорно. Он лишь каждый раз после избиения приходил домой, запирался в ванной и, беззвучно плача, закрыв рот рукой, обрабатывал раны. Единственной причиной маминых слёз был он, которая не смела показывать, что замечала его страдания, притворялась, будто семья их абсолютно рядовая, ни чем не отличающаяся от тысячи других. Лгала, смотря ему в глаза, скрыв боль за улыбкой, твердила, что он причина ее гордости, но никак не горести. Киму оставалось в ответ доставать собственную ложь. Она хотела помочь, но была бессильна против сотни тысяч людей, которые так яро ненавидели таких, как он. А для папы омега словно не существовал, словно мужчина двадцать лет назад не провёл бессонную ночь в родильном отделении в ожидании своего единственного ребёнка.

Будто Тэ умер, даже не родившись. У него нет ни братьев, ни сестер. Отец раз отступившись, не осмелился завести второго ребенка, чтобы не пополнять семью прокаженными.

Последний год старшей школы для Кима был самым спокойным, общество более-менее приняло такие «ошибки», а также организации по защите омег, получив некую защиту продвинутых стран и некоторых личностей, обладавшими внушительное влияние на обычный уклад жизни, боролись за их права, и с помощью стараний организаций был принят ряд законов для их благополучия.

Тэ, честно, уже подзабыл издёвки, насмешки и точные удары по печени, и, оказавшись прижатым к холодному бетону, он мигом всё вспомнил. Роняя слёзы, он молча выслушивал, как его в очередной раз смешивают с грязью, ставшей таким родной, будто часть его самого. Снова оказавшись таким прежним, он разом все припомнил.

Светловолосый настолько отвык от этого отношения к себе, что каждое слово, подобранное к месту и произнесённое с нескрываемым отвращением, резало без ножа, било по вечно кровоточащим ранам.

Он встретил свою пару во всей красе своей ничтожественности. Он обоготворял своего альфу, он жил ради него, лишь возможность встретиться с ним заставляла делать следующий вздох, давала силы продолжить жизненный путь, отравленную бесконечной чередой сцен, когда его публично опускали на колени, требуя, чтобы принес извинения за свое бренное существование.

Парень, прижавший его, был чертовски прав. Он до омерзения был ничтожен. Плачущий, безвольный, с дрожащими коленями, униженный при публике — он был жалок. Жалок как никогда раньше. Очень жаль, что он появился в жизни своей пары в таком состоянии. Хотя, возможно, это и было хорошо – появиться в своем истинном обличии, чтобы другая сторона не обманывалась надеждами о светлом будущем с ним. Такому ведь никогда не бывать.

Ким думал, что альфа помог ему избавиться от страдания и участи жертвы только из-за некой вежливости, человеческой солидарности, но после того, как его мучитель скрылся с горизонта, не только не последовал его примеру, а наоборот подошёл к нему, помог подняться на ноги и подал бутылку воды. Омега уверен, брюнет чувствовал связь, пульсирующую под горячей кожей, но тот ни слова не произнёс, лишь помог дойти до выхода и исчез, как туман при свете дня.

На следующий день омега на свой страх и риск пошёл в универ. Его жутко трясло перед входом, вся смелость куда-то улетучилась. Было страшно сделать один единственный шаг и переступить главные ворота на территорию университета.

— Чего стоишь? — голос Чона вводил в ступор, крал рассудок вместе со вздохом. Ким сделал шаг, затем другой, вслед ещё. Омега не оборачивался, шёл прямо в свой корпус, вслед за ним тенью шёл Чон. Все студенты, что по пути попадались, перешёптывались, были даже те, кто делал фотки этой парочки, чтобы залить на сайт универа. Пусть теперь все знают, что у Гу - Ука появилась пара. Не простая, а настоящая омега. Не это ли истинная справедливость, что опускала такого безукоризненного Чона до уровня простых студентов, выходцев из самых обычных семей и ставила его в их ряды. И недостаток его был одним сплошным человеком, иным, которого не скрыть с любопытных глаз.

Пока Ким сгорал от стыда и неловкости, Гу - Ук спокойно шёл следом. Он не пытался обойти или догнать, шагал уверенно, не обращая никакого внимания на людей, что оживлённо обсуждали его почти в голос. Он смотрел на напряжённую спину Кима, замечал, как тот спотыкался о каждый выступ, как мертвенной хваткой цеплялся за лямки рюкзака. Чон удивлялся, что может замечать такие незначительные детали.

Ему нравилось знать, что даже для него есть человек, так ярко выделяющийся из толпы, что есть тот, кто ему небезразличен.

Казалось его разум, тело и душа, наконец-то, проснулись от протяжной, многолетней спячки. Казалось, деревья все же распустили цветы и для него тоже. Будто он тоже сыскал свое место под солнцем подобно миллиардам другим, теперь служащими неким фоном, чтобы единый стан выделялся яснее.

                                                                                      * * *