Макс
Домой вваливаюсь только ближе к утру – после бара носился по пустым дорогам города, прожигая бензин. Приняв душ, ложусь спать, не думая больше ни о чем. Потому что заколебался гонять все эти мысли в башке.
Просыпаюсь от того, что меня кто–то с силой тормошит за плечо. Морщусь, натягиваю на себя одеяло и переворачиваюсь на бок. Но от меня не отстают.
– Максим Владимирович, – глухо доносится голос домработницы, – просыпайтесь!
– Да чего надо? – недовольно бурчу, скинув ее руку с плеча.
– Вас Владимир Александрович ждёт у себя в кабинете, – торопливо отвечает она. – А я никак не могу вас разбудить.
Я тяжело вздыхаю, всё–таки открываю глаза и поворачиваюсь к Наташе.
– Ещё раз, – откидываю волосы со лба и хмурюсь.
– Владимир Александрович ждёт вас, – выпрямляясь, повторяет она. – Сказал, чтобы вы подошли к нему в кабинет.
– А–а, ясно, – снова ложусь на подушку и накрываюсь одеялом. – Передай ему, что у меня есть дела поважнее.
– Но Максим Владимирович… – походу, у Наташки начинается паника. Но мне плевать. – Он уже давно ждёт.
– Пусть ждёт, – отзываюсь я, отворачиваясь. – Можешь идти. И раньше двенадцати даже не вздумай меня будить.
Домработница нервно вздыхает. Я слышу, как она уходит и пытаюсь уснуть. Но уже поздно – реальность настигает и бьет наотмашь. Я вспоминаю вчерашний день. Как разговаривал с отцом про его новую бабу, как свалил из дома и… черт, даже помню ту девчоночку из бара, которую зажал в коридоре. Сама невинность. Личико у нее норм, да и задница, что надо. Но язык я бы ей откусил.
Воспоминания обрываются в тот момент, когда дверь в мою комнату распахивается и с грохотом ударяется о стену. Всё–таки открываю глаза и невозмутимо смотрю на отца. Застыв на пороге, он испепеляет меня взглядом. Но на меня это не действует. Кого он хочет напугать?
– Бодрит, – отмечаю, приподнимаясь на кровати и демонстративно зевая.
– Я был терпелив вчера, – начал отец, – терпелив утром… но сейчас моему терпению пришёл конец!
– Конец? – вскидываю бровь я. – Это тот самый, который ты не смог удержать в штанах, пока мама болела?
С наслаждением смотрю, как он багровеет от гнева, как трепещут его ноздри и плотно сжимаются губы. А потом, усмехаясь, наблюдаю, как отец стремительно шагает ко мне. Секунда – и я получаю хорошую затрещину. Аж башка кружится. Но я был к этому готов, поэтому даже не сдвинулся с места.
– Закрой свой рот! – орет отец, грозно нависнув надо мной. – Думаешь, мне было легко в те времена? Думаешь, ты один страдал?
– Один, – резко встаю с кровати и сдвигаю брови на переносице. Только что он снова полоснул по незаживающей ране. И это слишком легко выводит меня из себя. – И был с ней один. Потому что ты слишком занят вечно. Либо работа, либо твоя…
Глаза отца предупреждающе сверкают и я еле сдерживаю себя, чтобы не обозвать его суку. Мы молчим, сверля друг друга взглядами. Я точно знаю, что если этот разговор продолжится, то от моей комнаты ничего не останется – мы тупо разнесем ее в щепки. У отца такой же нрав, как у меня. Мы оба слишком вспыльчивые.
– Я жду тебя в своём кабинете, – наконец говорит он. Уже спокойнее и тише. – Даю тебе десять минут. Иначе разговора не будет и ты сам об этом пожалеешь.
Отец разворачивается и уходит, не закрывая за собой дверь. Зато ее закрываю я – от души хлопаю так, что грохот разносится по всей комнате. Взлохмачиваю волосы, хватаю пачку сигарет с тумбочки и иду на балкон.
Облокачиваясь локтями о парапет, с жадностью затягиваюсь и выдыхаю прозрачно–серый дым. Окидываю мрачным взглядом двор с мини–фонтаном, плиткой и клумбами цветов и становится ещё паршивее. Цветы здесь всегда сажала мама, а теперь за ними ухаживает совсем другой человек.
Может, я зря вернулся? Надо было подольше тусить у бабушки. Уехал туда, чтобы было легче, но походу эта рана никогда не заживет. С мамой я был слишком близок, только она могла усмирить меня, всегда выслушивала. У меня будто сердце выдрали, когда ее не стало.
Снова затягиваюсь. И теперь прокручиваю в голове слова отца. Пойти на разговор или нет? Что он ещё может мне сказать? И о чем я могу пожалеть? Думаю ещё пять минут, кидаю сигарету в пепельницу в форме черепа и иду умываться.
Холодная вода приводит меня в чувства. Закрываю кран и, облокачиваясь руками о раковину, задумчиво смотрю в зеркало.
Темные волосы липнут ко лбу, с них стекают прозрачные капли воды и, прокатываясь по лицу, срываются в раковину. Ресницы мокрые, чёрные, а в глазах клубится тьма. Беспросветная, тягучая. Порой я пугаюсь ее, а порой мне она нравится. Скалюсь своему отражению, вытираю лицо полотенцем и выхожу из ванной.
Черт с ним, выслушаю очередной бред отца. Интересно, что за сказка будет на этот раз.
Поднявшись на третий этаж, захожу в кабинет, молча усаживаюсь на стул, согнув одну ногу в колене, а вторую вытянув вперёд и выжидающе смотрю на отца. Он отрывается от своих долбанных бумажек за столом и поднимает на меня тяжёлый взгляд.
– Макс, давай поговорим по–взрослому, – начинает отец. – Спокойно.
– Ну давай, – ухмыляюсь в ответ, – постараемся.
– Марина беременна, – огорошивает меня он.
Опустив голову, я смеюсь так, что аж плечи трясутся. Это просто треш. И этот человек когда–то рассказывал мне о том, как важно пользоваться гандонами?
– Я же просил, – укоряет меня отец. – Максим, послушай меня.
Я еле успокаиваюсь. Это реально смешно. Меня уже ничего не удивляет в этой жизни.
– Слушаю, – откидываюсь на спинку стула и выгибаю бровь.
– Мы поженимся и это неизбежно, – продолжает он. – И будем жить все вместе. Это уже решено.
– Дальше, – со скучающим видом разглядываю потолок.
– Марина переедет сюда с дочерью, – вздыхает отец. – Девочка практически твоя ровесница. Не трогай ее, Макс.
Я впиваюсь пальцами в край столешницы. Отлично, у этой Марины ещё и дочь есть. Может, она сюда всю свою семью теперь притащит? И у меня появятся новые бабушка и дедушка?
– Чем еще меня порадуешь? – рассерженно спрашиваю. – Есть еще какие–нибудь новости или пока хватит?
– Завтра мы ужинаем все вместе, – заявляет отец.
– Приятного аппетита, – отзываюсь я.
– Ты поужинаешь с нами, – утверждает так, будто у меня нет выбора, – и будешь вести себя адекватно и вежливо.
– Это с какого болта? – хмыкаю я.
Вести себя адекватно и вежливо не входит в мои планы. Я даже не в курсе, как это.
– Давай так, Макс, – примирительно говорит отец, – ты будешь вести себя уважительно к Марине и ее дочери и в конце этого года я куплю тебе квартиру.
– В другом городе, – тут же ставлю условие я.
– Где хочешь? – спрашивает он.
– В Москве, – ухмыляюсь. – Свалю на все четыре и больше меня не увидишь.
– Слишком далеко, – качает головой отец.
– Тогда сделки не будет, – пожимаю плечами я. – И завтра за ужином я устрою такое шоу, что Марина твоя этот дом будет видеть в кошмарах.
– Договорились, – вздыхает он. – Я куплю квартиру. Но учиться ты продолжишь – переведешься в другой универ.
– Договор, – киваю я.
– Тебе не обязательно уезжать, Макс, – продолжает отец. – Я надеюсь, ты остынешь к моменту покупки квартиры и передумаешь.
– Не остыну, – рычу в ответ, поддавшись вперёд. – Если это все – я ухожу.
– Ужин завтра в семь у нас дома, – предупреждает он. – Не опаздывай.
– Йес Сэр, – встаю со стула и прикладываю ладонь к виску. – Ещё что–то?
– Это все, – говорит отец. И, вздохнув, добавляет: – надеюсь, ты когда–нибудь меня поймёшь.
В ответ лишь широко улыбаюсь, пронзив его грозным взглядом, затем ухожу. Настроение, как ни странно, зависает на отметке «нормально». Батя предложил неплохую сделку и походу у меня есть реальный шанс свалить отсюда подальше, чтобы больше не видеть ни его рожи, ни рож новой семейки. Правда, будет чертовски сложно держать язык за зубами, ведь этих людей я уже заранее ненавижу.