— Баба Зина. Я грядку докопала! — голова Лады снова появилась в горнице, и старушка приветливо поднялась ей на встречу.
— Спасибо тебе, милая! — она протянула девушке пакетик с продуктами. — Что там ночью, гамадрилы городские не потревожили тебя? А то ездили ночью, в дома стучались. Искали кого-то. Я глухой прикинулась, так от меня и отстали.
— А я в подполе отсиделась, так эти тараканы мне всю горницу вверх дном перевернули.
— Ироды проклятые. Ну ничего, девочка, не бойся. Не тронут они тебя. Тебя Бог охраняет.
“Или кто-то другой!” — подумала про себя Лада.
— Побегу я, бабушка, еще грибы надо обработать, а то вчера не успела.
— Беги, деточка, с Богом! Ой, погоди, молочка-то возьми!
— А давайте! — в этот раз девушка даже не думала, потому как у нее в избе ждал тот, кто сейчас не отказался бы ни от какой пищи.
Схватив продукты, она быстрым шагом направилась к своему дому.
Краснов мучился от жара и жжения ран. И, хотя девушка довольно профессионально вытащила пулю, уколола какие-то антибиотики и обезболивающие, но за ночь температура поднялась и теперь мужчина метался меж состоянием близким к бреду или едва не впадал в шок от нестерпимой боли. Его то трясло, то было невыносимо жарко. Хотелось кричать, материться и рвать все вокруг на куски, но сил в крепких до этого руках, сейчас не было даже на то, чтоб приподняться и выпить воды, которую девушка оставила возле кровати на табуретке.
Практически всю ночь он пролежал на животе, и сейчас перевернулся к стене на здоровый бок, ибо тело затекло неимоверно, причиняя дополнительные неудобства. Но истинным откровением для него было то, что девушка осталась ночевать возле него на кровати. Может это было от того, что больше спать было негде, а может специально. Отогревала так, как умели только женщины. Так что тут мужчине, можно сказать, повезло. К нему отнеслись по-царски, ничего не прося взамен. И, хотя у них все было более чем целомудренно, но от подобного соседства его, несмотря на боль ран, очень даже неплохо будоражило.
Рано утром, еще до рассвета девушка встала, быстро привела себя в порядок, натопила печь, оставила ему воды и ушла прочь. Игорь попытался снова уснуть, но сон не шел, хотя усталость была почти критической. Он полежал какое-то время, попялился в сторону стены и висящего на ней ветхого ковра. После чего сел, ловя вертолеты. Едва не завалился на стенку. Кое-как удержался, причем травмированной рукой, зашипел от боли, когда рана снова открылась и бинт тут же намок.
— Твою ж мать, — прошипел Игорь зло и снова улегся на здоровый бок.
Когда домой вернулась хозяйка, он все еще лежал, отвернувшись к стене. Девушка занесла в горницу ведро с водой, снова растопила печь и поставила в нее чугунок.
— Эй, ты там жив? — она аккуратно тронула его за раненное плечо. — Встать пытался? Опирался на руку?
— Было немного. — Краснов вздрогнул от прикосновения холодных пальцев.
— Обезболивающее уколоть?
— Перетерплю. Не стоит привыкать к этой всей гадости.
— Как знаешь, сейчас буду тебе перевязку делать и тебе будет не очень комфортно. Придется еще пару раз уколоть антибиотики.
Она села рядом, и начала аккуратно взрезать ножницами повязку на плече. Кровь из плеча уже не текла, но рана была кровавой, снова опухшей. Набрала шприц и уколола его немного выше раны. Игорь заскрипел зубами и уткнул лицо в подушку. А когда Лада сорвала прилепленную на пластырь повязку на спине, он глухо, но пронзительно замычал.
— Терпи. Раз научился бегать по лесу с пистолетом, то учись терпеть последствия своей такой жизни. Радуйся, что вообще не убили.
— Какая ты умная, сама такое же пережила?
— Ты вообще откуда знаешь, что я пережила? — прошипела Лада злобно и с такой силой пришлепнула повязку к его спине, что Игорь едва не лишился чувств.
— С ума сошла? — выдохнул он, задыхаясь от боли.
— Еще раз что-то скажешь, что я не пережила, не перенесла, то выкину, как побитую собаку. Домой пойдешь, как захочешь. Если дойдешь. Тут по округе не только волки бегают. Повезло, что не сожрали, пока раненного тебя домой тащила.
Игорь фыркнул, отвернулся.
— Я не просил тебя помогать мне. Это ты сама проявила невиданный жест альтруизма.
— Пожалела идиота. Так что лежи и молчи.
Она повозилась с вещами в стороне и вдруг с силой шлепнула ему укол прямо в правое полупопие, даже не спуская трусы.
— Ай, твою мать! — Краснов подпрыгнул на месте. — Да что ты творишь?!
— Молчи! Обезболивающее тебе уколола. Чтоб хотя бы немного двигаться мог. Сейчас поесть принесу. Тебе силы восстановить надо. Скорее восстановить. Нельзя тебе долго тут оставаться. Беды наделаешь и себе, и меня погубишь. Что ты так вылупился? Я тут с тобой по лезвию хожу. Не дай Боже, застанут тебя тут, как приедут. В лучшем случае, положат в одной могиле.
Она вышла в сени и начала возиться там с посудой. Что-то довольно громко зашкворчало и в комнату просочился одуряюще вкусный аромат жаренной картошки. И тут Игорь понял, насколько проголодался. Желудок, казалось, сжался в кулак и жалобно заурчал.
Когда Лада снова появилась в горнице, то у нее в руках была большая сковорода с свежепожаренной картошкой на сале, и трехлитровая бутыль молока. Поставила снедь на стол и вышла вновь. Занесла доску, полбуханки хлеба и кусок сала. Нарезала ломтями, придвинула Игорю.
— Ешь давай!
— А ты?
— А я пока готовила, напробовалась выше головы. И это, я не люблю жаренное сало.
Краснов критично окинул ее взглядом, с ног до головы. Да уж, сейчас при свете дня он сумел-таки разглядеть ее намного лучше. Лада была откровенно худой. Либо привыкла к малому, либо всегда была такой слегка астеничной и бледной.
— Хотя бы молока выпила.
— Нельзя мне молоко. — хозяйка дома отвела глаза.
— Аллергия?
— Почти. На жизнь, скорее всего. Я лучше чая попью.
— Ну, как знаешь. — Краснов насыпал себе в миску картошки и принялся поглощать пищу. Ел, точнее, сметал еду он просто в мгновенье ока. Даже совсем забыл, что ранен.
Лада же медленно цедила чай, с каким-то странным выражение лица глядя в окно. Иногда она опускала взгляд, будто прислушиваясь к своим личным ощущениям, потом делала очередной глоток и снова смотрела на улицу.
— Эй, ты на футболку чаем капнула. — предупредил ее Игорь.
Девушка опустила глаза и вдруг щеки ее налились ярким пунцовым оттенком. Пятно на груди становилось больше на глазах.
— Спасибо. — буркнула она и опрометью выскочила в сени. — Не выходи пока, я переодеваюсь!
— Хорошо, — пожал плечами мужчина, но для себя сделал одну не очень хорошую отметку.
Минут через десять, когда девушка снова появилась в горнице в свежей футболке, то он уже убирал со стола.
— Где помыть? — спросил он и снова оглядел ее оценивающе.
Опасения его подтвердились. Худенькая, не фитоняшка, но есть маленький животик, грудь, которая после возвращения стала немного меньше. Затравленный взгляд волчицы.
— Тут оставь, сама помою.
— Где твой ребенок?
Она дернулась, словно от выстрела, блеснула в его сторону зеленущими глазами, которые в этот момент стали просто бездонными, и он понял ее испуганный взгляд.
— С отцом его. — прошептала Лада и посмотрела куда-то в сторону. Рвано вздохнула.
— А ты почему здесь?
— А я надоела, меня заменили.
— Сколько ему?
— Полгода.
— Да уж, это жестоко.
— Нормально. Я привыкла.
— Тебя вывезли сюда, отняли у тебя ребенка. Я бы, наверное, с ума сошел.
— А теперь войди в мое положение. Если бы тебя насильно выдали замуж, насильно брали так, как хотели, насильно оплодотворили и заставили выносить ребенка. И все это сопровождалось бы постоянными избиениями и лишениями. Ты бы сильно любил этого ребенка?
Мужчина не нашелся, что ответить на этот вопрос.
— Вот и я его не воспринимаю с самого рождения, от слова совсем. — она прошла к стулу и села на него верхом, положив руки на спинку. Посмотрела на Краснова исподлобья, и того невольно бросило в дрожь от блеска ее зеленых глаз. — У меня когда-то было все. Любящие родители, отличное будущее, возможно даже карьера, но случилось так, что отца не стало.
“Мать Лады после гибели мужа даже не стала утруждаться хотя бы поиском работы. Она никогда не работала, только тратила, поэтому быстренько промотала все его накопления. После же отобрала у дочери все, что с папиных подарков та откладывала на учебу, а когда и эти крохи закончились, стала присматриваться к ней не как к ребенку, а как к товару, который можно выгодно спихнуть. И когда на горизонте замаячил слащавый с виду, респектабельный по тем временам и не очень уже юный Петр Зимин, она долго не раздумывала. Быстро перетерла с ним по цене, расписав дочь, как сокровище, получить которое практически задаром ему должно было видеться невероятной удачей. Петюня даже на ухаживания времени тратить не стал, посадил пассию в подержанный Фольксваген, и отвез к знакомой в ЗАГС. Иметь знакомых во всех сферах деятельности считалось важным преимуществом еще с совка. Это позже все «блатные», до конца распродав то, на чем наживались последние годы, из бездонных «закромов родины», стали просто обеспеченными людьми, а не расхитителями госсобственности. И выделять их из толпы стало не владение дефицитом, который хлынул на прилавки рекой, а наличие денег. Многие, кстати, лишившись кормушки, сразу стали не нужны «блатным», и сгинули в пучине смутных времен.
Зимин остался на плаву, деньги имел, имел и знакомых. Расписали их быстро, без необходимых по закону трех месяцев ожидания. Тогда еще не было у «молодых» шикарного особняка в престижном частном секторе, но четырехкомнатная бывшая коммуналка в собственности Петюни числилась. Соседи по дому позже шептались, что бывшие жильцы этой квартиры как-то уж слишком быстро исчезли. На Зимина и его молодую жену поглядывали холодно неприязненно.
Потом соседи начали обсуждать Ладкины плохо замазанные ссадины на лице, вроде бы проявляли и сочувствие, но позже сами куда-то пропали, жильцы начали меняться с невероятной скоростью, когда не успеваешь не то, что познакомиться, а и запомнить в лицо, и кто из какой квартиры.
Когда Петюня приобрел дом с участком и кленовой аллеей, традиционно «переселив» хозяина в вечность, жизнь девушки стала совсем невыносимой. Муж начал открыто гулять, приводя женщин прямо в супружескую спальню. Лада уже потеряла двух детей. Когда выяснилось, что будет девочка, Зимин рассвирепел, и избил жену до полусмерти. Врачи женщину спасли, а плод — нет. До этого был аборт, тоже девочка, тоже неугодная. И после больницы Ладу поселили в маленькую комнатку под лестницей. Иногда, при хорошем настроении, Петр вызывал жену «на утехи». Она забеременела еще, на этот раз Костиком. Некоторое время, пока носила, ей создали более-менее человеческие условия существования. А после рождения сына, Петюня совсем потерял к супруге интерес. Хотя уже перед беременностью периодически брал ее на игру, «на всякий случай», чтоб не оставаться должным при проигрыше. Карты были его страстью, болью и болезнью, бывали как крупные выигрыши, так и неудачные расклады. И тогда он расплачивался ею. Хотя, иметь напрямую свою все еще жену этот человек не позволял и клиенты довольствовались только ее оральными ласками. А после каждой такой игры Ладу снова били”.
— А потом у него появилась новая, более выгодная, чем я партия. Так я и оказалась здесь. Думаешь, это простая деревня? — Лада развела вокруг себя руками. — Тут почти все такие, как я. Разница одна, их лишили жилья, а так как они были тихими и не стали лезть в залупу, то их тут и поселили. Живут продуктами своего хозяйства, кто-то даже неплохо разжился, скотину завел. Но таких мало, остальные просто пьют. Это выселки по-сути. Но им еще повезло. Более борзые все в этом же лесу лежат.
— Так ты еще и Зимина! — Игорь обреченно сел на кровать. Вот так занесло. Петра Зимина он довольно неплохо знал. Знал, как человека нечестного, замешанного в грязных делах, которого стоило опасаться. Ему на какое-то мгновенье стало страшно. Зимин был маниакальным собственником. Говорили, что он застрелил свою собаку, которая позволила другому человеку ее погладить, а того парня отметелил так, что надолго уложил в больницу. Что же могло стать с тем, кто ошивается возле его, хотя и надоевшей жены? — Зимин всем трубит, что его жена после рождения ребенка помутилась рассудком и сбежала из дома.
— Пока ему выгодно держать эту позицию, я и жива. Хотя, может и жалеет. Где-то в глубине души. Мы же три года прожили вместе.
— У Пети души нет. Только калькулятор и деньгосчитальная машинка.
— Игорь, можешь мне это даже не рассказывать. Там он обхаживает великосветскую даму, но не забывает приезжать сюда, чтоб по старой памяти поиздеваться. Игрушку свою из рук никто выпускать не хочет.
— Ты смирилась с таким положением дел?
— У меня нет другого выхода. Мать не признает меня. У нее новая жизнь, новая семья, в которой мне нет места. Идти мне некуда. Документы мне никто не отдал. Из одежды чисто то, что на мне. И аптечка. Добываю еду своими руками. Радует одно, Зимин во мне бабу не видит очень давно. Я неинтересная. Не привлекательна, не сексуальная.
— Жутковато слышать такие страшные слова из уст такой юной, довольно симпатичной девушки. Тебе лет сколько?
— В конце марта будет двадцать.
— Ты три года с Зиминым жила в браке?
— Да.
— Ребенок, как ты выжила в этом аду?
— Немножко сошла с ума, вот от меня и отстали.