Интермаг

Глава 2 Ученица некроманта

«Neut 6yf glot geinmyn cerd ochlywyt

ygkaer pedryuan pedyr ychwelyt…»

«Я прославлен в славе, песня слышна

в Четырехбашенном замке, на четыре стороны…»

Мерлин

«Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза,

В нашем смехе и в наших слезах

и в пульсации вен.

Перемен,

мы ждём перемен».

Кино

Если жизнь соглашается играть по твоим правилам, то начинать радоваться рано — скорее всего, играть она будет краплеными картами. Марина ждала, что ей сходу поставят очередной околосмертельный диагноз, с которым ей нужно будет мириться до конца жизни, короткой и бессмысленной. И, опережая удар, приготовилась к нападению: заточила лезвие сарказма, начистила щит безразличия, опустила забрало пессимизма. Нельзя испугать того, кто живет так, будто уже умер. Это и есть смекалочка. Это и есть бусидо.

Меньшим из зол было узнать, что нужно всего лишь заполнить ещё одну анкету. Всё ещё не веря, что так легко отделалась, Марина направилась в сторону медицинского центра, чтобы как можно скорее покончить с ненавистным делом и вернуться к ненавистному безделью.

Подмахнув ручкой угловатую подпись, девушка сложила копию договора в сумку и вдохнула едва уловимый запах табака, что каким-то невероятным образом умудрился просочиться в эту обитель белого цвета. Этот запах успокаивал, это был запах весны и какой-то невообразимой надежды. Выходя, Марина почему-то подумала и о сирени, но эта новая ассоциация не напомнила ей ничего.

Рядом с медицинским центром стоял заброшенный завод. Раньше девушка не обратила бы на него никакого внимания, но теперь обстоятельства изменились. Из-за того сна она просто не смогла заставить себя пройти мимо, даже не попытавшись рассмотреть его поближе. Не дожидаясь, когда загорится зелёный сигнал светофора, девушка перебежала через дорогу. Расстегнув пальто, она с любопытством огляделась по сторонам. Глаза заслезились от солнца, заставляя весь мир подернуться рябью, словно в том сне. В одном из кустов и правда прятался памятник рабочему, а чуть поодаль на берёзе сидел ворон. Теперь всё встало на свои места: вчера она мельком увидела этот завод, а уж после подсознание услужливо показало его во сне. Марина поджала губы. Вновь начавшуюся тахикардию она восприняла как знак, что пора возвращаться домой.

Неимоверным усилием воли подавив непрошеные эмоции, девушка заставила себя думать о том, что же она всё-таки подаст на вступительные испытания.

Если жизнь отказывает ей в чудесах, то она будет творить их сама, не благодаря, а вопреки. Использует собственное разочарование как топливо, а из разбитых надежд сложит мозаику, какой еще не видел мир. Только бы хватило времени…

В памяти услужливо всплыла лестница из слов, что она мельком видела утром. Интуиция подсказывала, что из этого может выйти толк, но какой именно, она пока не знала. Чтобы не тратить времени даром, Марина направилась прямо к тому дому, имея все основания полагать, что в скором времени этот продукт народной мысли могут закрасить. Однако, когда до нужного дома оставалось всего ничего, пыл девушки уже успел поостыть, остановка призывно рябила объявлениями, а старика, ковылявшего впереди, не было никакой возможности обойти из-за развернувшегося ремонта дорог.

Звук падения был тихим, даже несколько интеллигентным. Марина продолжила идти, но уже нервно, рывками, на ходу пытаясь решить, как обойти упавшего человека. В любом проявлении слабости у других она видела расставленный капкан для самой себя. Так и здесь: этот старик мог быть кем угодно, начиная от психопата и карманника и заканчивая обычным человеком, которому нужна была помощь. Если бы можно было обойти, то девушка бы обошла, но перешагнуть? Нет, перешагнуть она не могла. Сначала Марина сделала потише песню, что звенела в наушниках. Не самое подходящее время, чтобы искать, в чём сила. Во всяком случае, в тот момент эта неведомая субстанция находилась явно не в правде. Она была в чём-то другом.

— Помочь? Давайте, я вас подниму.

— Мне бы вон до той скамейки. Только тяжеловато, наверное, будет.

— Нет, не будет.

Поднять незнакомца и правда оказалось тяжело, но и не сделать этого было невозможно. Сердце болело и спотыкалось при каждом ударе, а перед глазами плясали цветные круги, но Марина только крепче сжимала руку и упрямо шла вперёд. Люди уже давно не вызывали у неё ничего, кроме отвращения: слабые, жалкие, омерзительные, так и норовящие утянуть её за собой этой слабостью, этим смирением перед жизнью и её правилами игры. Дешёвая ткань куртки была груба, и от неё пахло едким потом. Чувствовать твёрдость кости и мягкость плоти, что эту кость покрывала, было неприятно. Всего лишь рука. Девушка ещё раз проверила, на месте ли телефон, и двинулась дальше. К её облегчению, старик сохранял молчание, да и нужно ли было что-то говорить? Они все потеряли здесь что-то на этой безумной войне. Вот она, скамейка, совсем рядом — всего лишь в нескольких десятках шагов. Мысли скакали, назойливо стучась о черепную коробку, напоминали об осторожности, рассуждали о том, до чего докатилась страна. Гнать их было бесполезно, но и слушать бессмысленно. Наконец, Марина помогла старику сесть на отполированную сотнями задниц скамейку и выслушала виноватые слова благодарности. На его лицо она старалась не смотреть, словно боялась подхватить неведомую заразу.

Девушка далеко не сразу поняла, что жизнь снова подтолкнула её к этому жёлтому, словно сукровица, дому. От надписей не осталось и следа, хотя отходившая от стен краска говорила о том, что закрасить их никто бы не успел. Понять это было всё равно, что заснуть наяву. Разум её лихорадочно искал ответы, но находил лишь новые вопросы: колкие, неуютные, как дешёвый свитер, навязчивые, как несуществующий запах табака. Не желая признавать торжество безумия, Марина обошла дом по кругу, но, когда вернулась на прежнее место, надписи так и не появились, а вот старик исчез.

Листья беззвучно сыпались к ногам, обнажая чёрные ветви, похожие на вены мертвецов. Один из них приземлился прямо ей на голову и затем плавно соскользнул к ногам. Марина шарахнулась в сторону, но быстро взяла себя в руки. Это же осень. Это нормально.

Рабочие ушли на перекур, оставив в покое многострадальную дорогу. Во дворе остались лишь она и какой-то парень, несший домой сумки с продуктами. Ловить здесь больше было нечего, пора было и ей возвращаться домой.

— Здравствуй.

Марина обернулась. Мужчина взял пакеты в одну руку, а другую протянул ей для рукопожатия. Он был одет в чёрное пальто, на фоне которого её белое казалось неуместно ярким. Тёмные кудрявые волосы чуть блестели на солнце, а карие глаза, как и в том сне, смотрели настороженно и печально. Полноватая фигура выдавала в нём любителя хорошо поесть, что в её голове плохо вязалось с избранной им профессией. На вид ему было едва ли больше тридцати, но Марину терзали смутные сомнения, что этот тип вполне мог дать прикурить графу Дракуле, если бы соизволил назвать свой настоящий возраст.

— Расскажешь теперь, кто такой Тарантино?

Дар речи вернулся так же внезапно, как и пропал.

— Тебе не тяжело? — спросила она.

— Тяжело? Нет, вовсе нет. Прости, не ждал так рано, ещё ничего не готово, но это не страшно. Я рад, что ты сама решила зайти.

Казалось, что её вопрос его смутил. В глаза девушке он не смотрел, предпочитая разглядывать землю под ногами. Марина пожала протянутую руку и вновь отступила назад.

— Опять сон?

— Боюсь, что на этот раз мы не спим. Сны как-никак специализация Талиесина. Прошу прощения, но я всё ещё не знаю твоего имени.

— Как и я твоего.

— Артур.

— Марина.

Неловкое молчание прервало возвращение рабочих. Застучало сверло, вгрызаясь в толщу асфальта, и по воздуху полетела серая пыль, похожая на предрассветный туман.

— Не хочешь зайти? Я черничный пирог с утра приготовил, там ещё осталось немного.

Идти в гости к незнакомцу, чтобы есть пироги, попутно слушая лекции о некромантии? Казалось бы, что здесь могло пойти так. Марина начала лихорадочно перебирать в голове всевозможные варианты того, как можно было бы вежливо отказать и не быть уличенной в трусости. В конце концов, она могла просто удрать. Словно почуяв неладное, колено предательски заныло, напоминая о вчерашнем падении. Мешок с костями, только по недоразумению называемый венцом природы, предавал её при каждом удобном случае.

— Если не хочешь пирог, могу что-нибудь другое приготовить. Я действительно неплохо готовлю. Жаль, подтвердить некому.

— Что, все свидетели уже мертвы? — попробовала она пошутить.

— Да, как-то так.

Марина захохотала и смеялась ещё долго, пока рабочие не начали подозрительно коситься в их сторону. Последнее быстро привело её в чувство и заставило принять решение.

Кто-то выломал дверь в подъезд, что теперь беззастенчиво обнажал свою черноту перед любопытными взглядами прохожих. Темноты она не боялась, во всяком случае не той, что была во вне. Вариант с сумасшествием, наступившим на почве недосыпания, был логичен, но ещё логичнее было то, что всё это правда. Какая-то новая, пока неизвестная, но правда, которую ей ещё предстояло принять. Пока поднимались по ступенькам, Артур взялся расспрашивать девушку о том, что она любит есть. К еде Марина была равнодушна, и первым, что ей вспомнилось, был яблочный пирог, да и то только потому, что он был любимым дедушкиным лакомством.

— Надо же, как раз думал его на днях приготовить. Правда, найти хорошие яблоки сейчас непросто, но что-нибудь придумаю.

Марина взялась подержать один из пакетов, пока он рылся в карманах в поисках ключей. Поневоле вспоминались описания нехорошей квартиры, в которой она был, когда приезжала поступать в Москву. Тогда из всей обстановки девушке понравились только исписанный цитатами подъезд и огромный чёрный кот, прыгнувший ей на колени, пока она пыталась сделать фото. Вот и вся мистика. Впрочем, иного тогда она и не ждала.

— Извини, у меня не прибрано. Не ждал гостей.

— Ничего, мне не привыкать. — ответила Марина, не бывавшая в гостях с начальной школы.

Квартира, в которой жил товарищ некромант, безо всяких двусмысленностей напоминала музей. Но если её дом можно было сравнить с сияющим белизной музеем современного искусства, то его напоминал, скорее, музей, посвящённый быту СССР. И хоть красных ограждений и портретов Сталина она нигде не заметила, сходство было столь сильным, что девушка не спешила подходить ближе — вдруг выскочит охранник и скажет, что это музейный экспонат.

Огромный сервант, распластавшийся вдоль одной из стен, содержал внутри себя все мыслимые и немыслимые безделушки, за которыми скрывались алые и зелёные корешки советских книг. Граммофон, стоявший на тумбочке, умиротворяюще поблескивал медью, рядом же громоздились коробки с виниловыми пластинками.

На противоположной стене, прямо над креслом, расположилось чучело ворона, глаза которого умиротворяюще поблескивали в полутьме. Ссохшаяся ветка, на которой он сидел, была веткой дуба. Марина подошла ближе, втайне надеясь на то, что ворон сейчас вспорхнет со своего насеста, но упрямая птица никак не желала оживать.

— Подождёшь в гостиной, пока я с продуктами разберусь?

— Ладно.

Вопреки просьбе, надолго в комнате Марина не задержалась. Куда бы она не направлялась, ей казалось, что бюст Маяковского следил за каждым её шагом. Хоть тот и был её любимым поэтом, легче от этого девушке не становилось.

— Так кто вы такие?

Артур отвлёкся от нарезания картофеля и промычал что-то неопределенное.

— A ssivyon ell tri.

— Что?

— Три чародея.

— А третий кто? — продолжила расспрашивать девушка.

— Раньше был Мерлин, теперь ты.

— А Мерлина куда дели? Так, погоди, расскажи лучше, почему Талиесин в мой сон забрался? Я не маг даже близко, неужели у вас с кадровым подбором настолько всё плохо…

Нож соскользнул с разделочной доски и порезал палец. Ни слова не говоря, Марина достала из сумки пластырь и протянула ему.

— Спасибо. Однажды один маг получил силу солнца, но она была столь велика, что едва не убила его, и тогда он поделился этой силой со своим учеником, а тот со своим, замкнув круг. С тех пор эта сила циркулирует меж ними, отпугивая болезни и старость. Талиесин был тем первым магом. Он мастер снов: тот, кто может создавать сны или вторгаться в чужие. Ему подвластны умы спящих и тех, кто живёт, словно во снах. Он может создавать целые миры из сновидений и обрушивать кошмары на своих врагов, сводя их с ума, а Мерлин… он был великим магом и моим учителем, у тебя такие же способности, и я могу помочь их развить, чтобы ты заняла его место.

Нож снова застучал по разделочной доске. Лица мага она не видела и могла только предполагать, что за мысли бродили в его голове. Говорил Артур медленно, словно обдумывая каждое слово, то и дело хватаясь за специи и тут же возвращая их на место.

— Говоришь так, будто речь на своих похоронах читаешь. Неужели это так плохо?

— Нет, вовсе нет, просто ответственно.

Зашипело масло на сковородке. Опомнившись от своих мыслей, девушка отлипла от стены и помогла убрать книги со стола, чтобы освободить место для двух тарелок и одной салатницы. Не так-то просто оказалось отделаться от мысли, что бы сказала её мать, если бы это увидела. Что в её глазах книги должны были храниться исключительно на полках, а наивность её дочери, добровольно пришедшей в квартиру к незнакомцу, граничила с идиотизмом. Вытирая вспотевшие ладони о джинсы, Марина прокляла всё на свете, но всё же осталась сидеть.

— Вопрос тупой, но ты тоже умеешь создавать сны?

— Немного, всё-таки мой главный дар — это искусство отделения живого от мёртвого.

— Некромантия?

Видимо, Артур смирился с тем, что поесть не получится, или решил, что лучше всё же сначала ответить на все вопросы девушки. Во всяком случае вилку он положил на стол.

— Да, так это называют, — наконец сказал он.

Где-то за стенкой, надрываясь, вопил телевизор, ниспровергая на уши незадачливых слушателей потоки новостей из мира политики.

— А почему ты не ешь? — вдруг спросил Артур.

Девушка пожала плечами. Она бы скорее согласилась надеть платье, чем признаться в собственном страхе, да ещё и тому, кто заведомо был её сильней.

— Не хочу, спасибо. А у тебя кофе есть?

— Нет, только чай.

Марина повертела в руках нож и положила его на стол. На одной из полок застыл самовар, блестя серебряным боком, а прямо напротив неё висела репродукция картины «Утро в соседнем бору». Девушка ещё немного поерзала на стуле и сказала первое, что пришло ей в голову.

— Как можно догадаться, предложения стать некромантом поступают мне не каждый день.

— Представь себе, мне тоже.

Марина усмехнулась и снова взяла нож. В голове роились тысячи вопросов, но выбрать из них один никак не удавалось. Казалось, что телевизор стал ещё громче, мешая сосредоточиться на главном. Последнее, о чем ей в данный момент хотелось знать, так это о том, что происходит в Украине.

— Я научу тебя тому, что знаю сам, но потребуется много времени. Магия не любит спешки.

— Круто, когда приступим? У меня уже есть первый кандидат в покойники. Да выключит он этот телевизор или нет!

Если бы Марина кому-нибудь рассказала, как некроманты реагируют на подобные шутки, то никто бы ей не поверил. Хотя, ей бы не поверили в любом случае. Услышав её, Артур подавился чаем и потом долго кашлял, пытаясь прийти в себя.

Он боится. Предположение совершенно дикое, но Марина отчего-то была уверена в своей правоте. Её собственный страх ушёл, словно его никогда и не было, и с высоты собственной неуязвимости она могла позволить себе быть великодушной.

— Это просто шутка, меня иногда заносит, не обращай внимания. Скажи, ты действительно можешь воскресить какого-нибудь мертвяка?

— Зачем мне его воскрешать?

— Да просто по фану, разве не круто делать то, что другие не могут, да и в хозяйстве они могли бы пригодиться.

— Никогда не думал об этом с такой точки зрения. Боюсь, ты не совсем верно понимаешь концепцию воскрешения. Мертвые — это те, кто ушли. После смерти люди вновь возрождаются к жизни в новых телах, и возвращение их души в прежнее вместилище весьма сомнительное предприятие, с какой стороны на это ни посмотри.

Марина облокотилась на стол и задумчиво уставилась в окно. Весть о том, что после смерти есть что-то ещё, она пропустила мимо ушей. Какой смысл радоваться, если у тебя все равно отнимут самое драгоценное — твою память, и следующую жизнь встретит совершенно другой человек, ей незнакомый. Куда больше её заинтересовало то, что поиграть в воскрешение Лазаря ей, по всей видимости, не дадут.

— Тогда чем же ты занимаешься?

— Моя задача, если так можно выразиться, — держать людей подальше от всего, что связано со смертью. Кстати, ты тоже не исключение.

— Чего?

— Я чувствую твою скорбь по умершим, и могу облегчить твою боль.

— Эээ… Да нет уж, я как-нибудь сама разберусь.

Артур вздохнул, словно ожидал ответа в таком духе.

— Положи, пожалуйста нож, — попросил он.

— А если нет?

— Тогда вымой, ты же им всю пыль собрала…

Девушка немного подумала, но всё же отнесла нож в мойку. Сильный жрёт слабых. Это была простая истина, в правоте которой она никогда не сомневалась до этого момента. Он не казался сильным, не чувствовался таковым, но всё-таки был им. Это сбивало с толку. Думая об этом, Марина вернулась за стол.

— Давай кое-что проясним, — начала она. — Я терпеть не могу, когда мне сочувствуют и копаются у меня в мозгах, делая какие-то свои неправильные выводы. Давай обойдемся без этого, окей?

— Понимаю, прости, я не хотел.

Улыбка погасла на лице мага, и он огляделся по сторонам, словно подыскивая тему для разговора. Марина же начала корить себя за излишнюю резкость. Как бы там ни было, с ее стороны было сущим ребячеством вымещать на этом человеке все свои обиды на мир.

— А хочешь, я покажу, как приманить солнце? — робко спросил маг.

— Чтобы оно в гости научилось заходить? Ладно, давай, почему бы и нет. — живо откликнулась девушка.

Приготовления не заняли много времени. На самом деле, товарищ некромант просто сгрузил посуду в раковину и попросил девушку подойти к окну.

— Этому научил меня Мерлин. Думаю, тебе должно понравиться.

Серая хмарь не давала много света, но к этой полутьме она уже давно успела привыкнуть. Артур закатал рукава и поднял руку, слегка отведя её в сторону. Девушка затаила дыхание. Ожидая светопреставлений и искр в лучших традициях голливудских блокбастеров, она с детским восторгом ждала того, что произойдёт дальше. Вот только волшебство в том и заключалось, что этого восторга она не испытывала уже много лет.

Острым лезвием прорезав толщу облаков, луч солнца наполнил руку мага золотом света. Что чувствует человек, впервые увидевший солнце? Теперь она знала ответ.

Артур улыбнулся, наблюдая за её реакцией, и протянул ей руку. Покорный его воле луч света скакнул в ладонь девушки и вызолотил её изнутри, словно та сама была сделала из чистого света. Марина поднесла руку к глазам, и луч послушно последовал за ней. Танец пылинок, теплый ветер, щекотавший кожу, мерцание света, словно запутавшегося в ресницах, — всё было таким привычным и родным, что девушка поневоле задалась вопросом, это ли не есть настоящая магия, которая была с ней всегда, но о которой она по глупости своей умудрилась забыть?

Сердце забилось уверенно и ровно. Всё ещё не веря своим глазам, Марина огляделась по сторонам. Всё вокруг, вплоть до мельчайших деталей, вдруг резко попало в фокус и словно бы подсветилось изнутри, а собственное тело перестало казаться тюрьмой и стало домом, каким и должно было быть всегда.

Внезапный звонок не дал ей в полной мере насладиться этими новыми ощущениями. Марина неохотно опустила руку и достала телефон.

— Алло, да, мам. Это обязательно? Я сейчас по улице иду, ладно, скоро буду пока.

Уходить девушке совсем не хотелось, но реальность звала назад. Не обошлось и без предупреждений, которые она так не любила.

— Не хочу тебя пугать, но постарайся до нашей следующей встречи не спать. Сейчас я сделал всё, что мог, но этого недостаточно. Это похоже на маятник: чем сильнее качнешь в одну сторону, тем с большей силой ударит потом. Не хотелось бы, чтобы это пришлось на сон. Если что-то случится там, то будет очень проблематично тебе помочь, а Талиесин редко откликается на зов.

— Окей, поняла, — легко согласилась девушка.

Эмоции бурлили и переливались через край. Марину не слишком-то расстроила новость о том, что в их квартире какое-то время поживут тётя с двоюродной сестрой. Но продолжалось это благодушное состояние ровно до тех пор, пока сами тётя с сестрой не очутились на пороге её дома.

— О, привет, а это у тебя айфон, да? А какая модель? А где я могу свой зарядить? — Даша забросала ее с порога вопросами, но ничуть не интересуясь ответами на них.

Двоюродной сестре Марины было одиннадцать, и она, сама того не осознавая, силилась заполнить собой всё свободное пространство.

— В моей комнате у стола, — сказала Марина, пряча телефон в карман.

Тётя Надя тут же протянула ей банку с соленьями и попыталась обнять настолько, насколько ей это позволяли сделать многочисленные пакеты и сумки, жавшиеся к ногам, как уродливые зверьки. Из объятий девушка вывернулась, как уж, и тут же отошла на безопасное расстояние.

— Какая большая уже выросла. Небось, от кавалеров отбоя нет? Как учёба? Твоя-то мама ничего не рассказывает мне, как всегда.

— Нормально.

Марина бросила взгляд на свою мать, всё это время сохранявшую молчание. О личной жизни Александра Калинина не начала бы говорить и под дулом пистолета. Хотя бы в этом они с ней были похожи.

— Я пойду поставлю, — сказала Марина и понесла банку на кухню. События сегодняшнего дня стали казаться всё более далекими. Устроившись за барной стойкой, девушка налила себе кофе и вытащила из кармана телефон. Искусство отделения живого от мёртвого. Так сказал Артур. Что ж, интернет был другого мнения касательно того, что такое некромантия. Из всего потока бессмысленностей и абсурда девушку заинтересовали разве что тематические мемы, по иронии судьбы напомнившие ей мемы про филологов. Грохот из комнаты заставил её быстро выключить телефон.

— Марин, там книги упали! — крикнула ей Даша через всю квартиру.

— Иди посмотри, — сказала ей мать, наливая воду из графина.

Сегодня на ней было чёрное платье, контрастировавшее с алой помадой, контур которой напоминал серп. Она выглядела, словно актриса немого кино, и была столь же далека от прозаической реальности. Однако, Марина готова была поставить свою несуществующую стипендию на то, что сегодня её мать не отказалась бы налить себе чего покрепче. Женщина недовольно посмотрела на неё, а затем на банку, стоявшую рядом.

— И это выбрось, — добавила она.

Книги рассыпались по полу, возмущённо шелестя белыми страницами. Рядом валялся разбитый горшок в окружении чёрных комьев земли. Даша опустилась на колени и подняла выпавшее фото. Двое всклокоченных мальчишек с палками наперевес улыбались на камеру. Девочка ещё раз посмотрела на фото, а затем на Марину. Сейчас в ней с большим трудом можно было признать одного из тех «мальчишек», за что следовало благодарить переходный возраст, брекеты, линзы и отросшие волосы.

— Я неспециально, честно, оно само, — оправдывалась Даша, не обращаясь ни к кому.

Марина взяла фото. На секунду ей показалось, что Костя с тех пор совсем не изменился, разве что стал ещё более лохматым. Тёплые воспоминания из детства окатили её, словно приливная волна. Марина смяла фото и убрала его в карман. Бывшие друзья должны оставаться там, где им и положено быть. На помойке истории.

— Голова дурная, лучше по голове себе лишний раз постучи, — проворчала тётя Надя, принося совок с метлой.

В комнату вошла и мать Марины, чтобы убрать несуществующую пыль со стола, на котором, к её неудовольствию, кто-то успел положить провода зарядок, перепутанные с проводами наушников.

— Мам, мне бы завтра с одногруппниками встретиться надо. Будем презентацию делать, — подошла к ней Марина.

— Уберешь мусор и делай, что хочешь, — был ей ответ.

Девушка чувствовала, не могла не чувствовать, что всё это — бомба с часовым механизмом, которую поставили на таймер. Бомба, которая могла рвануть в любой момент, но пока просто лежала себе под столом, за которым ужинали главные герои этой драмы. Две сестры и их дети — маленькие копии, отчаянно верившие в то, что копиями не являются.

Сёстры Надежда и Александра были непохожи друг на друга так, что далёко не каждый мог бы признать в них родственниц столь близких. Светлая, кудрявая и мягкая тётя Надя смотрела на мир с теплотой и страхом, любя его и готовясь страдать за эту любовь. Смех её был эхом крика, что никогда не прорвётся в жизнь. Радость её была радостью мученика, которому обещали рай, но забыли сказать, что его не существует. Чёрные крашеные волосы Александры блестели, как лезвие стали. Каждому, кто смотрел на неё, становилось очевидно одно: если ударить её по щеке, то, кем бы ты ни был, ответный удар не заставит себя долго ждать. И всё-таки одно сходство у них было: голубые, как весеннее небо, глаза.

На ужин были курица в кунжуте под кисло-сладким соусом и лапша с гарниром из пекинской капусты и авокадо. На десерт же терпеливо дожидалось домашнее птичье молоко. Еда таяла на языке. Каждый оттенок вкуса, каждый переход и нота послевкусия — Марина сама не заметила, как попросила добавку. То, о чём говорили за столом, девушка почти не слышала, полностью сосредоточившись на еде.

— Ты прямо, как твой отец. Тот тоже носа от тарелки не поднимал, пока всё не съедал, — пошутила тётя Надя.

— Какие новости на работе? — перебила её сестра, пока Марина не успела ответить.

Этим вечером девушка почти бездумно набросала раскадровку фоторепортажа и, к удивлению своему, обнаружила, что получилось не так уж плохо. Это была небольшая история о том, как Маяковский приезжал в их город, выдержанная в лучших традициях соцреализма. Однако не обошлось и без столь горячо любимых ей элементов сюрреализма: чашки с кофе, стоявшей в пентаграмме, выложенной из кофейных зерен; пламени, из которого возникал красный флаг; стихов поэта на стене заброшенного дома и его же бюста с нимбом из всё тех же вездесущих кофейных зерен. Да, Марина любила кофе и ничуть не сомневалась в том, что любовь эта взаимна.

Девушка понятия не имела, насколько эта история может понравиться другим и понравится ли вообще, но была уверена в одном: она сама в неё влюбилась до безумия. Сейчас она только сварит себе ещё кофе и напишет сценарий, что огненными буквами расцвёл в её голове.

В ванной горел свет, но Марина не обратила на это никакого внимания, не раздумывая потянув дверь на себя. То, что в ванной кто-то был, девушка поняла слишком поздно. Первым, чтоб бросилось ей в глаза, были, синие блики синяков на белой, словно сложенной из бумаги спине.

— Даш, прости.

Марина протёрла слипающиеся глаза и поплелась на кухню. Щелкнула, и зажглась красным кнопка кофеварки. Раньше, чтобы вышибить мысли из головы, нажимали на курок, но теперь достаточно было лишь нажать на кнопку, сделав музыку громче. Вот только с песней на этот раз не повезло.

И я вижу свежие шрамы

                                  на гладкой, как бархат,

                                                                        спине…

Марина надавила пальцами на веки. Возможно, ей просто почудилось. Обычный синяк, наверняка где-то упала. Кто вообще в этой жизни не падал? Дрожь отвращения пробежала по телу девушки, и та обхватила руками плечи, чтобы не дать ей прорваться наружу. Какая разница, что она там пишет, если в жизни происходит такое? Что это изменит? Ответ один: ничего.

Шипя и плюясь, кофе низвергалось в белую кружку. Как и предупреждал Артур, маятник качнулся в другую сторону. Марина с надеждой повернулась к окну, но солнце уже давно скрылось за горизонтом, оставив её наедине с собственными кошмарами. Если ты себе не поможешь, то никто тебе не поможет. Она уже давно уяснила это незыблемое правило жизни, но где взять столько сил, чтобы помочь хотя бы себе, не говоря уже о других? Мурлин тёрся о ноги, прося конфету, что она держала в руке. Марина взяла его на руки и вернулась в свою комнату. Кофе будет готовиться ещё несколько минут, а она пока полежит немного, послушает песню, посмотрит ленту новостей…

Раскалённый ствол винтовки обжёг руки. Пахло горящим деревом и порохом, а чёрные небеса до самого горизонта заволокло пеплом. Девушка закашлялась, но не выронила оружие из рук. В этом чёрном мире, состоявшем лишь из грубых, как наждачная бумага, облаков и статуй героев прошлого: гранитных, чугунных, бетонных, расцвеченных голубиным дерьмом, она была лишь солдатом, а враг прятался где-то там — среди этих идолов безвозвратно сгинувшей религии серпа и молота. Глаза слезились от жара, ссохшиеся губы шептали хриплые ругательства, но руки знали своё дело. Если ты себе не поможешь, то никто тебе не поможет. Такова её философия, такой урок она вынесла из жизни длиной в девятнадцать лет.

Среди статуй что-то мелькнуло. Отдача от выстрела саданула по плечу, и гранитная крошка посыпалась к ногам. «Пустой, как я», — мелькнула шальная, как пуля, мысль. Что-то зазвенело над ухом, эхом отдаваясь зубной болью. По виску потекла кровь. Рассеченная бровь почти не болела, но кровь мешала видеть. Это злило. Девушка перезарядила винтовку и уперлась спиной в гранитный плащ безымянного солдата. На горизонте вспыхнуло что-то алое, и по дуге в небо взвилась красная, как пожар, ракета. Марина вскинула винтовку и посмотрела в прицел. Маслянистый запах железа щекотал ноздри. Огромная распарывающая мечом тень Родины-Матери возвышалась над всеми остальными своими братьями и сестрами, и где-то среди них девушка наконец-то увидела своего врага. Он, подобно отражению, смотрел на неё через прицел своей винтовки. Палец, что она держала на курке, предательски сжался, и девушка тут же одернула руку. Только не сейчас. Только не в него.

— Папа! — крикнула она, разрывая голосовые связки своим полуплачем-полукриком.

Получился лишь хрип мертвеца. Нити седых волос блестели в каштановых волосах. Он услышал, узнал, разжал пальцы на ставшем бесполезным оружии. Лицо солдата пошло трещинами морщин. Марина рванула к нему, перескакивая через постаменты и отбитые руки с венами железных штырей, пока он ещё не успел превратиться в одну из этих безликих статуй, пока не стал лишь цифрами на могильной плите… Кто-то дернул её за капюшон, повалив на землю. Статуя безымянному солдату взорвалась, изуродовав своих собратьев, как должна была изуродовать её. Артур перевел дыхание и поднял голову.

— Не спать, боец, разве я не об этом просил?

Марина села, подобрав под себя ноги. Пытаясь стереть масло с непослушных рук, она не замечала, что только царапала кожу обломанными ногтями, еще сильнее размазывая грязь.

— Там был мой отец, я не могла не…

Артур сел рядом и, не зная, что делать, похлопал её по спине.

— Не оправдывайся, чего уж там. Сны любят давать нам иллюзию, что мы можем что-то изменить: отвоевать назад то, что у нас отняли, обнять тех, кто ушёл, сказать то, что не успел, но только до первых лучей зари.

— Ты бы знал, как меня это бессилие заебало. Кстати, куда это нас занесло?

Артур прищурился и огляделся по сторонам, неторопливо рассматривая свалку из статуй.

— На кладбище коммунизма, — наконец, ответил он.

— А давай погуляем здесь, раз уж пришли, — сказала Марина, втайне надеясь ещё раз увидеть своего отца.

— Не лучшее место для прогулок.

— Почему?

— Это кладбище мёртвой идеи. Люди, что верят в неё, своей верой убивают то живое, что могло бы прийти на её место.

— А если на человеческом языке?

Марина ещё раз огляделась по сторонам, но странное место не внушало ничего, кроме любопытства. Она видела много кладбищ, но это напоминало скорее свалку старых памятников без какого-либо смысла и идеи, помимо той, что всё умрёт.

— Этот объект снится людям, что продолжают верить в эту идею. То, что идея мертва, приближает к смерти и их.

— Искусство отделения живого от мёртвого… — вспомнила девушка. — Почему бы тебе не уничтожить эту хрень?

— Люди сами вольны выбирать объекты любви, не мне за них решать.

Марина закатила глаза. Людей постоянно тянуло на кривую дорожку. Даже если станет на одну меньше, то они тут же найдут новую, так почему бы не уничтожить все?

— Ну хоть что-то мы можем сделать? Ослабить силу связи или ещё что-нибудь. Кто, кроме нас, ещё может помочь этим идиотам?

— Но я…

— Мы должны.

Казалось, что товарищ некромант растерялся, но только на мгновение.

— Да, кое-что мы можем сделать, — сказал он. — Пусть сегодня им снятся хорошие сны.

Тихий треск наполнил воздух. Из пыли, из грязи вставали солдаты, вожди и рабочие. Трещины разглаживались на хмурых лицах, не знавших при жизни покоя, но воля их воздвигала города и заводы, прокладывала дороги и отменяла саму смерть. Где-то включилось радио, шипение которого сливалось с грохотом идолов, восстающих из пепла времён.

— Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим, а нынче нам нужна одна победа, одна на всех — мы за ценой не постоим, — донеслись до девушки обрывки до боли знакомой песни.

Артур недвижимо стоял в самом центре бури, вырывавшей из небытия, чинившей сломанное, наполнявшей жизнью то, что ещё недавно было мертво. Глаза его были закрыты, между бровями пролегла тонкая линия. Марина встала рядом и взяла его за руку. Всё было правильно. Всё было хорошо.

Звонок не работал, пришлось стучать. Он открыл дверь почти сразу, лишь растрепанный вид говорил о том, как же сейчас рано. Просыпаться по утрам товарищу некроманту было так же тяжело, как и остальным смертным.

— Спасибо.

Артур не был готов к незапланированным объятиям и потому просто неловко похлопал её по спине, не зная, куда деть руки. Девушке показалось, что с живыми людьми вот так запросто он не общался уже очень давно. Так давно, что он, как и, она успел забыть, каково это: жить и быть живым.

Бумажный пакет с кофейными зёрнами лёг на стол вместе с новенькой туркой и пакетиками с имбирем и корицей.

— Я пришла к тебе с приветом, рассказать, кто такой Тарантино, — сказала Марина, водружая турку на плиту. — Кофе. Вот настоящий напиток некромантов, воскрешает из мёртвых ничуть не хуже некоторых. Поверить не могу, что ты его даже не пробовал. Впрочем, ладно, сейчас исправим.

— Как скажешь, — зевнул маг. — Мне самому сейчас воскреснуть не помешает, но учти, печенье к кофе будет готовиться долго.

— Хороший кофе тоже не за пять минут варится.

— Я смотрю, ты в этом деле настоящий мастер.

— У меня просто стаж большой, — отмахнулась девушка. — Кто мертвяков пиздит, кто кофе варит — каждому своё.