Ее кумир

12.

- Многое? - мое лицо искажает горькая усмешка, - что многое, Гордеев? Что в этой жизни мне вообще сделали хорошего? Мне всего восемнадцать, а такое ощущение, что терять - это все что я умею, - утираю с лица дождевые капли, вновь размазывая по нему косметику, - тебе сколько? Тридцать с хвостиком? Так скажи мне взрослый дядя, неужели мои намерения для тебя не кристально ясны? А если ясны, так почему ты играешь со мной? Чтобы потом я смогла понять, как терять и тебя? Это весело на твой взгляд? - шумно выдохнула, - потому что на мой, нет. На мой взгляд не весело терять тех, кого любишь!

Я еще пожалею о сказанном, но не теперь.

Теперь я готова бросить ему в лицо вызов и со всей тщательностью следить за его реакцией на это. Все они не могут себя называть взрослыми людьми, просто потому что перешли определенный возрастной рубеж, ведь я натерпелась больше всех их вместе взятых, ну так мне в тот момент казалось.

- Так как? Действительно считаешь меня ребенком, разглядевшим в тебе старшего брата?

Он не мог ответить, потому что на этот вопрос не было верного ответа, скажи он что да, так он и считает, и придется держать за меня ответственность, скажи, что нет и возникнет вопрос, а что он делает рядом со мной?

Зачем я ставила его в тупик, сама не знала.

Но промокшие замерзшие ноги уже делали шаг ему на встречу, и я почти дышала ему в грудь.

- Так как, Сергей, в чем выражается твоя забота? Кто дал тебе право так погружаться в мою жизнь, а потом просто уйти?

- Лесь! - не знаю отдавал ли он себе отчет, но рука, сомкнутая на моем предплечье, причиняла боль, - я не собираюсь никуда уходить и тем более, никто никого бросать не будет.

Все же он был очень красив, потому что только очень красивый мужчина на сквозь вымокший, в разводах от моей туши, стоя под мостом в грязи может выглядеть как с картинки. Я еще раз прошлась взглядом по его лицу, намокшие ресницы казались еще длиннее, хотя куда уж там, волосы под силой влаги опустились мокрыми прядями и налипли на лоб. К своему ужасу, я помнила каждую морщинку на его лице и каждый маленький шрамик. Помню, как засыпая, я мучилась догадками, как же они им были получены.

Я любила его.

Действительно любила, даже больше чем себя.

Потому что, если бы меня глупую спросили, отдам ли я за него жизнь - органы, кровь, последние деньги, я бы отдала. Отдала бы еще тогда, когда его голос остановил меня от рокового шага.

Отдала и тогда, когда кроме критики и осуждения от него ничего не получала.

Отдала бы и сейчас.

Особенно сейчас, когда узнала на сколько он может быть добрым.

- Сереж….

- Не стоит, Олесь, пошли к машине.

Я должна была однажды набраться смелости и договорить.

- Я просто люблю тебя.

Мужчина на секунду замер, как замерло и мое сердце, а потом так ударило по ребрам, что не схватись я за грудь, оно бы пробило их нафиг!

- Не говори то, о чем пожалеешь, Лесь!

Я пожалею.

Действительно пожалею, но это лучшее из того, что я могла услышать.

- Я хотела покончить с собой, на этом мосту, - я указала пальцем наверх, - я больше не могла переносить страдания брата и распад семьи, - отдышалась, - я уже бежала сюда, когда у прохожей на всю улицу зазвонил телефон. Пел ты. Твой голос, он словно въелся мне под кожу, словно вывел за руку из транса. Я захотела петь, я захотела рассказать всем о том, какая с**а жизнь бывает у с виду благополучных девочек подростков, - сил смотреть ему в глаза не было, - я….

Поняла, что снова плачу.

- Я действительно любила тебя все эти годы, но это любовь была как благодарность, а теперь….

Через силу я подняла на него взгляд.

- Теперь дело в другом.

Мы оба почти не дышали, а он смотрел на меня так, словно способен ударом выбить из меня всю эту дурь.

- Это ни к чему тебя не обязывает. Просто знай, что ты однажды спас мою жизнь и я буду всегда об этом помнить.

Делаю шаг назад, когда мои уши слышат его дыхание, для всех остальных звуков этого мира я глохну.

- И это ничем тебя не обязывает и поверь, это не трагедия, так что сделай лицо проще и возвращаемся в машину.

Я действительно сделала шаг в заданном направлении, но сильная рука дернула меня так быстро, что перед глазами пронесся чертов мост как в ускоренной съемке. Мы с ним почти столкнулись носами и когда он продолжил говорить, я не чувствовала ничего кроме запаха корицы и щетины колющей щеку.

- Ты считаешь, что вот так просто можешь сказать все это и потом сделать вид, что ничего и не было?

Я попыталась протолкнуть воздух через легкие, но оттуда доносились лишь сдавленные хрипы.

- Правда? Олесь, ты считаешь, что можешь говорить людям такую правду, а потом вновь начинать быть непростительной стервой?

Попыталась его перебить, но рот мне заткнули ладонью.

- Тебе напомнить каждое из твоих интервью? Лет с шестнадцати, не могу перечесть сколько раз ты поливала меня грязью. И какие ты, чудо ребенок, подбирала слова?

А он читал? Серьезно?

- Напомнить?

Мычу в ладонь.

- Отлично. Так что не смей мне говорить, что ты так уж сильно меня любила! Потому что если ты так любишь девочка, то начни ты меня ненавидеть, и я боюсь за свою жизнь.

Он резко оттолкнул меня и поскользнувшись в грязи я проехалась пятками и упала.

- Не у одной тебя в голове сумбур и поверь, ты ставишь на кон этих своих детских игр, куда меньше, чем сделал это уже я. Хочешь скажу тебе правду, Леся?

Он навис надо мной, больно хватая за плечо, там куда спускались спутавшиеся волосы и буквально выдирал их с корнем.

- Так хочешь?

Удивительно, как еще никто не сбежался на наши крики, потому что сними эту сцену репортёры, оправдаться мы бы уже не смогли.

- Леся? - шипит.

- Да, - откашливаюсь, - да, хочу.

- Да черт ее знает, - истерично смеется он, - ты блядь, болезнь! Тебе семнадцать, - задумался, - уже восемнадцать, - но меня на кресте распнут, если узнают какие мысли посещают мою голову!

У меня даже в глазах зарябило.

Что он сейчас сказал и о ком мы говорим, потому что явно не обо мне.

- Поднимайся и иди в машину, Леся!