Невидимый любовник

Эпизод 6

Он исчез, когда часы пробили полночь. Надя бросилась к окну — внизу, в луже, отражалось лицо Антона. Его губы шевелились без звука: «Найди меня». Михаил проснулся с рыком, вырвавшимся из динамиков телевизора. Экран взорвался осколками, которые впились ей в спину, как шипы. «Ты нарушила правила», — загремел его голос, и обои зашевелились, сжимая её в объятиях из плесени.

Она притворилась покорной. Разделась перед треснувшим зеркалом, зная, что он наблюдает. Провела языком по осколкам стекла на полу, пока кровь не нарисовала узор — карту больничного крыла. Михаил, опьянённый её унижением, материализовался в виде дыма с красными глазами. Его прикосновения жгли, оставляя на бёдрах руны, которые она тут же стирала мочой — тайком сохраняя обрывки на тряпке.

Ночью Надя спустилась в подвал. Фонарь из жести и собственных волос светил зелёным — её новая кровь теперь фосфоресцировала. Стены шептали голосами жертв: «Он в комнате с котлом». Дверь, которой раньше не существовало, была завалена костями. Внутри Антон висел на крюках, его рёбра раздвинуты, как крылья. «Он… часть тебя…» — хрипел он, выплёвывая зуб. Надя разрезала путы ногтем, пропитанным менструальной кровью — железо шипело, как живое.

Михаил настиг их у лифта. Его форма пульсировала — то человек, то паук размером со стену. «Ты моя!» — ревел он, отрывая куски бетона и швыряя в них. Надя прижала окровавленную тряпку к груди Антона — руны вспыхнули, ослепив чудовище. Они бежали сквозь этажи-иллюзии: то морг с её телом на столе, то мастерскую с портретами Михаила в разных обличьях.

В квартире доктора Громова пахло ладаном и смертью. Психиатр сидел в круге из свечей, его левый глаз заменён камерой с красным огоньком. «Он создал коридор между вашими разумами», — бормотал он, вводя Наде шприц с жидкостью, от которой вены засветились синим. Антон корчился на полу, его кожа покрывалась трещинами — Михаил выжигал его изнутри.

Ритуал требовал жертвы. Надя вонзила нож Громову в горло, как учили стены. Кровь брызнула на Антона, запечатывая его душу в медном амулете. «Теперь ты можешь у***ь его», — прохрипел умирающий, вручая ей пистолет с пулями из костной пыли. Михаил ворвался в окно, его клыки блестели ядом, но Надя уже целилась в зеркало — в отражение собственного глаза. Выстрел разорвал тишину.

Очнулась в ванной, привязанная цепями. Михаил ласкал её раздробленную кисть, вливая в раны чёрный мёд. «Ты думала, что он настоящий?» — смеялся он, показывая в окно — там, на асфальте, лежал труп Антона с пулевой дырой в виске. Дата смерти: три года назад. Надя закричала, но её голос принадлежал ему. Михаил слился с её телом, оставив на шее синяк-ошейник. В зеркале они были едины — гибрид с её губами и его глазами.

Но в кармане джинсов жгло — амулет с душой Антона пульсировал, как второе сердце. Надя прижала его к груди, шепча стихи Пушкина. Михаил взвыл, когда строфы начали выжигать его изнутри. Их танец продолжился — теперь она вела, направляя его ярость против него же. Квартира рушилась, погребая под обломками все версии реальности. Когда полиция ворвалась, они нашли лишь пустые стены и запах горелой плоти. Где-то в трещине между мирами смеялись двое. Пустота после взрыва звенела в ушах гимном свободы. Надя ползла по обломкам гипсокартона, впивающимся в колени, амулет с душой Антона жёг грудь как клеймо. Стены дышали ядовитыми спорами — Михаил перестраивал реальность, пытаясь запечатать трещину, через которую утекли её страх. Она нашла пачку сигарет в груде щебня, зажала одну между окровавленных губ. Пламя зажигалки вытянулось в его лицо — ухмыляющийся череп с её волосами. «Ты не уйдёшь», — прошипел дым, заполняя лёгкие смолой воспоминаний.

Тело предавало. Пальцы срастались в перепонки, на спине вздувались горбы с гноем. Надя вырезала их обломком зеркала, смеясь над тем, как Михаил кричит её голосом. Гной брызгал на стены, рисуя карту побега — лабиринт из коридоров её детства. Она ползла по ним, оставляя за собой след из зубов и волос, пока не нашла дверь с гравировкой «Мастерская». Внутри пахло скипидаром и ложью.

Мольберты стояли нетронутые. На холстах — портреты Михаила в разных ипостасях: любовник, монстр, бог. Надя порвала их ногтями, впившимися в краску как когти. Под последним холстом нашла дневник с датой их первой встречи. Страницы слиплись от её слёз, буквы расплылись в чёрные пятна. Только одна фраза осталась читаемой: «Я сама его придумала».

Михаил настиг её у окна, приняв облик Антона. Его руки пахли её духами, губы повторяли слова первого признания. Надя вонзила кисть в его горло, но вместо крови хлынули личинки. Они заползали в уши, откладывая яйца в мозг. «Ты никогда не любила его», — шептали стены, пока она выскребала насекомых заколкой из собственной кости.

Доктор Громов явился через трещину в полу. Его призрачная рука протянула шприц с нейротоксином. «Убей нас обоих», — просипел голос из радио, но Надя разбила ампулу о лоб. Яд впитался через кожу, превращая вены в синие реки на карте самоубийства. Михаил завыл, его форма заколебалась — она била его обломками зеркал, каждое отражавшее осколок её потерянного «я».

Их последний поцелуй прожёг губы до кости. Надя впилась зубами в его язык, вырывая клочья тьмы. Михаил в ответ разорвал ей живот, выпуская на свободу нерождённых детей-химер. Они сцепились в клубке щупалец и когтей, рвя друг друга на части, которые тут же прорастали новыми кошмарами.

Когда рассвет окрасил небо в синяк, Надя стояла над бездной. Внизу копошились все её страхи: брошенная кукла, пустая палитра, телефон с последним сообщением Антона. Михаил, искалеченный, но живой, обвивал её ноги корнями. «Прыгай», — шептала пустота. «Останься», — умолял он.

Она сделала шаг вперёд, держа в руке амулет. Падение длилось вечность. Ветер вырывал из неё волосы, превращая в нити, связывающие миры. Михаил кричал где-то позади, его голос растворялся в рёве бесконечности.

Приземление оказалось мягким. Надя открыла глаза в белой комнате с надписью «Психиатрическое отделение №317». На стене — её портрет, написанный кровью. В углу, скрестив ноги, сидел Михаил в одежде санитара. «Добро пожаловать домой», — улыбнулся он, втыкая иглу с забытьем в её вену.

Но в кулаке, прижатом к груди, шевелился амулет. Надя закрыла глаза, рисуя в уме план мести. Где-то в глубине сознания зажглась искра — крошечная, но своя.

Надя проснулась от звука капель, падающих на подоконник. Дождь стучал по стеклу ритмично, почти навязчиво, словно пытался передать зашифрованное послание. Она потянулась к пустой стороне кровати, где обычно лежал Михаил, но пальцы встретили лишь холодную простыню. В последние недели его присутствие стало призрачным — он исчезал на часы, оставляя после себя лишь запах дождя и едва уловимый шепот, будто ветер, застрявший между страницами забытой книги.

Она встала, босиком пройдясь по холодному полу. В зеркале над комодом отразилось её лицо — бледное, с тёмными кругами под глазами. Волосы, некогда ухоженные, теперь спутались в беспорядке, напоминая гнездо испуганной птицы. Надя провела рукой по щеке, пытаясь вспомнить, когда последний раз выходила из квартиры. Дни сливались в однородную массу времени, где единственными ориентирами были моменты, когда Михаил решал появиться.

— Ты сегодня молчишь, — сказала она вслух, обращаясь к пустоте. Голос звучал хрипло, будто долго не использовался.

Ответ пришёл не сразу. Сначала она почувствовала лёгкое дуновение на затылке, затем — тепло, разливающееся по спине. Его руки обвили её талию, пальцы впились в кожу чуть сильнее, чем обычно.

— Ты слишком много думаешь о нём, — прошептал Михаил, прижимая губы к её шее. Его дыхание было горячим, почти обжигающим.

Надя закрыла глаза. «Он» — это Антон. Вчера она нашла его сообщения в телефоне, которые не помнила, чтобы читала. Три слова: «Я всё ещё жду». Михаил ненавидел, когда она вспоминала о прошлом.

— Я не звала его, — ответила она, чувствуя, как его пальцы сжимаются сильнее.

— Но ты хочешь ответить.

Он повернул её к себе. Его лицо было идеальным, как всегда: чёткие линии скул, тёмные глаза, в которых тонули все её страхи. Но сегодня в этом взгляде появилось что-то новое — осколок чего-то острого, опасного.

— Ты мой, — сказал он, и это прозвучало как приговор.

Его поцелуй был грубым, требовательным. Надя почувствовала, как зубы впиваются в её нижнюю губу, солоноватый привкус крови заполнил рот. Она попыталась отстраниться, но он прижал её к стене, его тело — твёрдое, реальное — лишило её возможности дышать.

— Ты боишься, — усмехнулся Михаил, проводя языком по ране на её губе. — Но это хорошо. Страх делает тебя живой.

Он исчез так же внезапно, как появился. Надя сползла на пол, дрожащими руками прикрывая лицо. В ушах звенело, а на губе пульсировала боль. Она потянулась к телефону, валявшемуся под кроватью, и замерла. Экран был усеян трещинами, а в центре — новое сообщение от Антона: «Позвони мне. Пожалуйста».