— Давай же, Дилан, ну пойди и набей ему морду! — яростно произносит Пейдж в трубку.
Облокотившись на стену женского туалета, покрытую бежевым кафелем, она на секунду закрывает глаза и покачивает головой.
— Ну, набей морду Гарри, он будет поменьше, чем Зейн. Ты, главное, ударь хорошенько!
Я усмехаюсь и, приподнявшись на руках, присаживаюсь на широкий белый подоконник. Дилан — это временный парень Пейдж. А временный, потому что она сходится с ним, когда ей это выгодно. Сейчас ей выгодно, чтобы он набил морду кому-нибудь из Сигмы. Дилан, конечно, мускулистый парень с широкими плечами и улыбкой, как у голливудской звезды. Но вот только такого доброго здоровяка не отыщешь во всей Солнечной системе, не думаю, что он подходит на роль безжалостного карателя. А еще он немножко глуповат, но Харрис считает это милым.
— Представь, что они меня обесчестили, — выдает Пейдж, пытаясь вдохновить Дилана на действия. — Нет конечно! Но вдруг такое произойдет? Лучше проучить их сейчас. Ты подумай над этим хорошенько, а я подумаю над тем, что надеть сегодня вечером.
— Секс-шантаж? — усмехнувшись, спрашиваю я, после того как подруга заканчивает разговор. — Классика.
— Классика всегда работает.
— До сих пор не могу поверить в то, что нас лишили вечеринок до конца учебного года. Остальным сестринствам ждать до Рождества, а Голубой устрице только месяц.
— Не могу поверить, что Стайлс затеял эту игру, — Харрис достает из сумки прозрачный блеск с банановым ароматом и наносит его на губы, глядя в прямоугольное зеркало со сколотым краем. — Вчерашний случай задел почти всех: Каппу похоронили в Блумсплетнях, со мной перестали здороваться президенты сразу нескольких сестринств, да и надо признать, вечеринки в доме Сигмы были классными.
— Слушай, — вздохнув, зажимаю ладони между коленями, — я сегодня говорила с Зейном...
— Да, видела в блоге, — перебивает подруга. Убрав блеск, она тут же достает румяна, стараясь освежить макияж. — Этот засранец специально сел туда, дальше он будет отвлекать тебя от учебы, чтобы понизить средний балл. Вот увидишь.
— Да я не об этом, — отмахнувшись, слезаю с подоконника и встаю рядом с Пейдж, заглядывая в ее серые глаза через отражение в зеркале. — Он сказал, что Сигма не причастна к вчерашнему вызову копов.
— Что? — Пейдж усмехается, пряча румяна в сумку, а затем разворачивается ко мне лицом. — Двадцать минут назад я слышала как херосос-Хоран хвалится на весь кафетерий, как уделал нас. Их братство даже никто не обвинил, посчитав, что они поступили правильно, отомстив мокрым кошкам. Ну конечно, долбанные жертвы! Стоит их милым мордашкам состроить пару грустных гримас, как все девчонки уже готовы пожалеть их, раздвигая ноги.
— Херосос-Хоран любит нагнать шумихи и забрать всю грязную славу себе. Это не новость.
Это прозвище пришло к Найлу еще на первом курсе. На одной из вечеринок бедняге не повезло: он уснул вдрызг пьяным, и кто-то нарисовал ему х**н на щеке несмываемым маркером. Парень ходил так несколько дней.
— Чью бы славу он не забрал, Скай, — закусив накрашенную губу, Харрис заглядывает мне в глаза, — эта слава принадлежит одному из Альфа Ро. Вспомни вчерашний вечер, Гарри с Зейном пригнали тачку и врубили громкую музыку, создавая видимость вечеринки. И после этого они не причастны?
Мы отвлекаемся, потому что в туалет заходят Алиша и Жаннет, заполняя помещение запахом своих духов. Готова поспорить, что на кожу Жанни нанесен аромат Шанель номер пять.
— Как обстановка? — интересуется Пейдж, облокачиваясь ладонью на раковину.
Это странно, потому что обычно наши собрания проходят на ступеньках университета или в библиотеке, но сегодня на наши телефоны поступила смс от Харрис: «Код черный» — значит, что ситуация приняла самый печальный оборот, и лучше не проводить беседу в присутствии свидетелей.
Мы с Пейдж первыми зашли сюда, прогоняя первокурсниц, а затем подруга достала из сумки белый флакончик «Труссарди», распыляя любимые духи по всем углам, пытаясь замаскировать запах табака, кажется, въевшийся в стены этого места.
— Я заказала всем женским сообществам абрикосовые крема для пилинга — подарок в виде извинения, — поясняет Алиша. Немного отвлекаюсь на ее идеально выпрямленные черные волосы, которые блестят даже в этом тусклом помещении, а кожа кофейного цвета выглядит матовой, как с обложки журнала. — Понятно, что крема вряд ли исправят ситуацию, — пожимает плечами, — но попробовать стоило.
— Отличная работа, Али, — улыбнувшись, Пейдж одобрительно кивает. — Жаннет, что у тебя?
— Я разузнала про ближайшие вечеринки оставшихся мужских сообществ. Скинула тебе на почту информацию о президентах каждого братства. Можно выбирать самых симпатичных ребят и тем самым решать, куда идти.
— Тебе нужно встретиться с каждым президентом и наладить связь, — предлагаю я. — Гарри будет переманивать всех на свою сторону, половина студентов не хочет видеть наши лица. Нужно предложить им помощь в устройстве вечеринок.
— А если Гарри сделает это первым? — с беспокойством интересуется Жанни.
— Ну, — пожимаю плечами, — что предложит им Гарри? Разве что затолкать на любую вечеринку вагон девушек.
— Интересная идея насчет девушек, — Пейдж барабанит пальцами по раковине. — Парни согласятся сотрудничать, если самые популярные девушки кампуса придут на их вечеринку. Ведь раньше мы там даже не появлялись.
— Были самыми популярными до сегодняшнего утра, — поправляет Алиша, — пока нас не похоронили в Блумсплетнях.
— Да перестаньте, — отмахиваюсь, пытаясь вселить в подруг уверенность. — Популярность легко вернуть, главное, сделать это своевременно. Кто еще будет так умело управлять людьми, если не Пейдж? — Харрис тут же горделиво расправляет плечи. — Кто, если не Алиша, проявит самое сексуальное в мире хладнокровие? — перекинув идеальные волосы с одного плеча на другое, Алиша посылает мне улыбку. — И кто, если не Жаннет, очарует всех своей милотой и французским акцентом? — Жанни широко улыбается, и на ее щеках появляется легкий румянец. — Про остальных наших сестер я вообще молчу.
— И кто, если не сучка Скай, вселит в нас уверенность в себе? — усмехнувшись, Пейдж расставляет руки в стороны для совместных объятий, как в какой-то наивной комедии. — Ладно, — подруга отстраняется, — этот туалет не подходит для теплых объятий, пора выбираться из этого богом забытого места. Тем более, первокурсникам негде курить.
— Боже мой, — раскрываю рот в притворном удивлении, — вы только посмотрите на нее, она беспокоится о студентах, не получающих вовремя никотин. Ты несомненно вознесла себя в ранг святых в моих глазах.
— Да, — подхватывает Алиша. — Я буквально чувствую, как она обожилась!
— Заткнитесь, — рассмеявшись, Харрис подталкивает нас к выходу.
***
После занятий подхожу к своей машине и резко останавливаюсь, потому что во всю ширину лобового стекла черным маркером написано «Стукачка». О, превосходно! Кто-то не набрался смелости сказать мне это в лицо, зато хватило смелости испортить чужое имущество.
— Что, принцесса, неприятно читать правду о себе? — сжав в руке ключи от машины, оборачиваюсь и вижу Малика, стоящего позади меня с надменным видом.
Спрятав ладони в карманы джинсов, парень осматривает надпись с легкой улыбкой на губах.
— Твоя работа?
— Моя? — тихо усмехнувшись, Зейн заглядывает в мои глаза. — Ты только что задела мое самолюбие. Считаешь, что я настолько примитивен, чтобы написать это? — фыркнув, он вновь оглядывает надпись. — К тому же, почерк слишком уж фактурный и отточенный, а я поклонник небрежности.
Малик продолжает идти вдоль парковки, а я вглядываюсь в аккуратно выведенные буквы, о которых он только что говорил. Все они ровные, словно фигурки тетриса: с грубыми, но четкими линиями. Готова поспорить, что где-то я уже видела этот почерк.
— Зейн? — зову я парня.
Он останавливается и поворачивается с видом мученика.
— Что? Только не говори, что хочешь, чтобы я подошел к тебе. Нас могут увидеть вместе. Вдруг тебя убьют за углом за стукачество, а потом скажут, что видели нас вместе. А у меня даже алиби не будет. Или не дай бог, — прикладывает ладонь к груди, — подумают, что мы стали друзьями. Ты ведь до сих пор очень сильно боишься этого, верно?
Сначала меня вводит в ступор его вопрос, но через пару секунд я понимаю, о чем именно он говорит. О разговоре, который состоялся давным-давно, примерно через пару недель, после того как мы вступили в свои общины.
Дождь неприятно моросит, и капюшон моего серого пальто совершенно не спасает меня от противных каплей, потому что ветер приносит их прямо в лицо. В очередной раз выглядываю из своего укрытия в виде угла малого здания универа и, протерев объектив камеры телефона, увеличиваю масштаб, чтобы заснять курящих марихуану парней, засевших в старом додже прямо на парковке университета.
Силуэт старшего брата Гарри, Грэга, достаточно узнаваем, как и еще одного парня из Сигмы. Я могу сделать этот кадр, но... Но не могу, что-то мешает мне, что бы это могло быть? Наверное, это моя совесть. Хочется развернуться и сказать Мелани, что я отказываюсь выполнять это задание, но мысль о вчерашнем звонке мамы, когда она сказала, как они с бабушкой гордятся тем, что я попала в Каппу, заставляют меня остаться.
Я так и стою тут, словно между молотом и наковальней, не зная, что выбрать. Есть два пути: правильный и тот, что будет выгоден мне для статуса, то есть — неправильный. Что сложного в том, чтобы сделать парочку кадров? Да в том, что этих ребят могут отчислить.
Мое плечо сжимают, и я тут же вздрагиваю, инстинктивно вжимая голову в плечи. Оборачиваюсь, и, когда вижу суровое выражение на красивом лице Зейна, издаю рваный вздох.
Я очень сильно скучаю по нему и по нашим разговорам. Мы не общались нормально с момента нашего первого свидания. А сейчас он поймал меня за грязным делом, и мне ужасно стыдно за свое поведение. Я готова провалиться под землю.
— Слушай, — выдавливаю из себя я после недолгого молчания, — я...
Черт, у меня нет оправдания.
— Знаю, что ты не в восторге от всего этого, — он указывает взглядом на телефон, который я крепко сжимаю в своих пальцах. И я тут же прячу его в карман. — Я же говорил, что тебе не место среди этих девушек.
— Я уже не могу уйти, понимаешь? — прячу озябшие ладони в карманы пальто, а заодно и виноватый взгляд, потому что мне стыдно смотреть Малику в глаза. — Тот, кто уходит из Каппы, автоматом попадает в черный список, меня больше никуда не возьмут, Зейн.
Парень проводит ладонью по лицу, стирая капли дождя, а затем прикрывает веки и тяжело вздыхает, из-за чего из его рта появляется облачко пара.
— Они ломают тебя морально, Скай, делают из тебя другую личность. Ты хоть понимаешь это? Дело уже не в долбанных распрях между братствами, дело в том, что они делают с тобой.
— Но...
— Но меня волнует то, что происходит с тобой, — перебивает он, — а не эта глупая война.
Холодные капли стекают по его лицу, и, сделав шаг вперед, я поднимаюсь на цыпочки, чтобы поймать мягкую ткань капюшона толстовки, выглядывающую из под воротника кожаной куртки. Надеваю капюшон на голову парня, на что он издает смешок.
— Спасибо, мамочка.
— Со мной всё будет нормально, людям свойственно меняться.
— Но не в худшую сторону.
Зейн подается ближе и, протянув руку, опускает ладонь на мою щеку. На несколько секунд прикрываю веки, наслаждаясь теплотой его руки.
— Давай я поговорю с Грэгом и Мелани, объясню, что мы с тобой дружим или как ты там наивно называешь отношения, в которых люди ходят на свидания и занимаются сексом?
Усмехнувшись, я пихаю его в бок, и Малик тут же ловит мою ладонь.
— Я уверен, что они поймут.
— Это рискованно.
— Рискованно — не рисковать, Джерси.
Мимо нас проезжает машина синего цвета, точно такого же, как и у Мэл — президента Каппы. Я неосознанно отскакиваю от Зейна, а когда понимаю, что проехала не она, то вновь перевожу взгляд на парня, чтобы на этот раз уловить непонимание в его глазах.
— Черт возьми, — он невесело усмехается, покачивая головой, — ты боишься того, что нас увидят стоящими рядом? Серьезно?
Малик слегка наклоняется, чтобы взглянуть мне в глаза. Прикусив губу, поднимаю на него виноватый взгляд.
— Эй, — уголки его губ приподнимаются, — даже не отшутишься, что тебе просто стыдно стоять рядом со мной? Не полагается по статусу и вроде того?
Сердце начинает биться быстрее от того, что даже понимая, что я испугалась, Зейн пытается перевести этот разговор в шутку, стараясь не ставить меня в неловкую ситуацию.
— Что ж, — улыбнувшись, пожимаю плечами, — разумеется, мне стыдно. Я ведь почти разучилась открывать бутылки пива о край скамейки.
— Слава богу, что старая ты еще на месте. Ты даже помнишь, что такое пиво, — Малик вздыхает, причем слишком уж театрально и, явно переигрывая, что вызывает у меня еще одну улыбку. — Мы не в концлагере, Скай, — продолжает парень, немного помолчав, — так что скажешь по поводу разговора с Грэгом и Мэл?
Внутри меня всё разрывается в разные стороны. Мне хочется верить, что всё получится, но если нас не поймут и попросят с вещичками пройти на выход, какова вероятность того, что у нас с Зейном всё сложится? Как таковых отношений у нас не было. Но я так сильно верю в судьбу. Если нам суждено быть вместе, мы ведь все равно будем, верно? Глупо загадывать наперед, я знаю, но это мои мысли и опасения, и от них не сбежать. Что-то вроде ночного кошмара, только наяву, от этого не сбежать.
Этот мир всегда делился на сильных и слабых, глупых и умных. На тех, кто берет всё в свои руки и действует, и на тех, кто плывет по течению. Кажется, я из тех кто слабый, глупый и плывущий по течению.
Молчание затягивается, и теплый взгляд Зейна меняется, будто он прочитал мои мысли. Мысли о том, что я сдалась. Я буквально чувствую, как в данную секунду между нами рвется последняя нить взаимопонимания.
— Зейн, я...
— Думаю, я понял, что ты хочешь сказать, — сжав челюсти, он вскидывает ладонь вверх, не давая мне продолжить, — ты продолжай свою работу. Только есть одна просьба — дождись, пока я сяду к ребятам в ту гребаную тачку, а потом уже делай фотки. Думаю, Мелани оценит твои попытки. Как думаешь, — в его голосе слышится оттенок злости, — не пора ли и мне полностью влиться в эту игру? Кажется, это действительно стоит того.
Делаю шаг к нему, но парень отстраняется.
— Осторожней, Скай, нас могут увидеть вместе.
Он уходит, даже не оборачиваясь, и действительно садится в машину, где ребята сидят в расслабленном кумаре.
Облокотившись на стену, я прикрываю лицо ладонями, стараясь прогнать дурацкие слезы. Я слишком слабохарактерная, во мне нечего ломать. Оттолкнувшись от стены, натягиваю капюшон сильнее и бреду в сторону дома Каппы, чтобы сказать, что мне в очередной раз не удалось сделать снимки.
Я не хочу признаваться даже сама себе в том, что мне до сих пор стыдно за тот поступок. За то, как я струсила, увидев ту синюю машину, и за то, что не осмелилась пойти против глупых законов. Думаю, что в глазах Малика я оставила именно этот образ. Девчушка с испуганными глазами, которая пойдет против своих чувств, лишь бы не разочаровать президента Каппы.
— Слушай... — поправив сумку на плече, прячу слегка озябшие ладони в карманы куртки.
Язык словно прилип к небу, не давая вымолвить мне ни слова. Господи, только сейчас осознаю, что мы с Зейном когда-то не были чужими людьми. Он пытался спасти меня, вытащить из этой трясины. Он был прав тогда, пытался донести, что я изменюсь не в лучшую сторону. Я не верила.
Теперь мы оба погрязли в этом.
Вскинув брови, Малик кивком головы спрашивает, чего же именно я от него хочу. Не дождавшись ответа, он устало вздыхает.
— Тебе обязательно тратить понапрасну мое время, Эванс?
— Мы уже тратим твое драгоценное время на этот бессмысленный диалог. Просто иди сюда, Зейн.
Малик мешкается, будто и правда переживает о том, что нас могут увидеть вместе, рассматривающими эту глупую надпись. Уж кого, а Зейна вообще мало волнует то, что о нем скажут. Тяжело вздохнув, парень всё-таки возвращается.
— Мне кажется знакомым этот почерк, видел его раньше? — с надеждой в голосе спрашиваю я, когда он останавливается рядом.
— Где-то я его видел, — склонившись над лобовым стеклом, Малик с задумчивым видом потирает подбородок, — кажется, в последний раз я видел этот почерк, когда он гласил правду об одной из кошек. А, точно, это же было здесь пару минут назад.
— Зейн, — цокнув языком, закатываю глаза, — я прошу тебя о помощи или об одном правдивом ответе, как один вице-президент другого. Ты обязан ответить или помочь, это правило гласит в уставе общин.
— Ладно, — парень облокачивается ладонями на серебристый капот приуса и посылает мне взгляд исподлобья, — а могу я послать тебя нахер как один вице-президент другого?
— Мы и так посылаем друг друга несколько раз в неделю. Ладно, — отмахиваюсь, — забудь.
Покачав головой, наклоняюсь к стеклу и провожу пальцем по буквам, рассчитывая на то, что они размажутся, но линии на месте и даже не оставляют разводов.
— Только не три спиртом или ацетоном, — вдруг подает голос вице-президент, который не хочет сотрудничать.
Вскинув брови, удивленно смотрю на него.
— Останутся темные разводы, — парень пожимает плечами, — или вообще не сотрется.
— Тогда чем?
— Тормозной жидкостью.
— Серьезно?
— Слушай, — Малик поджимает губы, и я замечаю намек на улыбку в его глазах, — кто из нас двоих занимается аэрографией и в свободное время рисует члены на стенах вашего дома?
Не удержавшись, я издаю смешок и, кивнув головой, складываю руки на груди.
— Хорошо, спасибо за совет. Так, — опустив взгляд, слегка медлю с вопросом, — что насчет почерка, видел его раньше?
В этот раз Зейн уже сосредоточеннее всматривается в надпись, и мне кажется, что мы похожи на двух враждующих между собой агентов ФБР.
— Во-первых, — пожав плечами, Малик выпрямляется и вновь прячет ладони в карманы джинсов, — думаю, что ты единственная, кто читал устав общин. Во-вторых, нет, я не видел этот почерк раньше. Ну, или просто не обращал внимания.
— Иисусе, кого я вижу!
Крепко зажмуриваюсь, а по моей спине бегут мурашки, когда я слышу до боли противный голос Хорана. Да чтоб его!
— Собрание регентов во всей красе? — Найл останавливается напротив моей машины и, перевернув козырек бейсболки с эмблемой Сигмы назад, замечает надпись на лобовом стекле, отчего его улыбка становится еще шире. — У-у-у, кто-то решил рассказать всю правду об одной из мокрых кошек?
— Зейн уже пошутил на эту тему, можешь не стараться.
— Видел этот почерк раньше? — Малик задает этот вопрос своему собрату, причем серьезно, что нехило удивляет меня.
Хоран косится на Зейна, как бы взглядом спрашивая: «Ты серьезно?». После того, как парень получает утвердительный ответ от друга, то принимается всматриваться в темную надпись.
— Видел, — выдает Найл, кивнув головой, — это мой почерк. Почерк человека, который не может поднять руку на девушку, а просто мстит за сорванную вечеринку и всё последующее.
— Ничего удивительного, — бормочу я, направляясь к дверце машины. — Это было ожидаемо, Хоран.
— Знаешь, это не самое худшее, — бросает парень, слишком уж приторным тоном, будто делает мне комплимент. — Скажи спасибо, что эту надпись я не оставил на твоем лбу, стукачка.
Сев в машину, громко хлопаю дверцей и, издав недовольный стон, облокачиваюсь на руль, опуская голову на согнутые в локтях руки. Резко вздрагиваю, когда со стороны пассажирского сиденья раздается стук.
— Это не его почерк, — говорит Зейн, когда я опускаю стекло вниз. — Найл любит прибрать всякое дерьмо к своим рукам, но эту хрень он бы не сделал.
— Это мог быть кто угодно, — откидываюсь на сиденье и вновь вглядываюсь в восемь черных букв на стекле. — Даже наш декан. Слышала, что даже ему нравились ваши вечеринки.
Усмехнувшись, Малик облокачивается локтями на опущенное до упора стекло, разглядывая надпись на лобовом изнутри, будто там есть намеки на улики.
— Как думаешь, — поворачиваю голову в сторону парня, — есть шанс найти этого человека?
— Конечно, — пожимает плечами, — в университете всего двенадцать тысяч студентов.
Рассмеявшись, я вновь подаюсь вперед, чтобы опустить голову на руль.
— Было бы легче, если бы всё это происходило в школе. Народу гораздо меньше, да и гадости писались бы на шкафчике.
— А если ты найдешь этого человека, уже знаешь, что скажешь ему?
Этот вопрос звучит неожиданно, и когда я поднимаю взгляд на Зейна, его лицо выражает абсолютную серьезность, отчего мои внутренности сжимаются.
— В том-то и дело, что я не знаю, — честно отвечаю я, барабаня пальцами по рулю. — Например, спасибо за правду, но почему нельзя было сказать в лицо? Думаю, что это ваши подражатели, Малик, вы ввели в моду портить чужое имущество.
— Ну, — прикусив губу, он прячет улыбку, — мы же самая популярная община во всем кампусе, с нас будут брать пример, Эванс. Вот были бы популярными вы, все бы начали подражать вам и стучать налево и направо.
Это прозвучало не как укор, а больше было похоже на дружеский стеб, который заставляет меня тихо рассмеяться.
— Погоди, — зову я, после того как парень отталкивается от машины. — Еще раз спасибо, — указываю взглядом на надпись на стекле, — за совет с тормозной жидкостью.
Задержав на мне взгляд на несколько секунд, он коротко кивает и идет дальше в сторону своего автомобиля. Наверное, это впервые за долгое время, когда мне не хочется переехать через него двадцать один раз туда и обратно.